Москва 1979
Шрифт:
Минут через десять вернулся Иван Фомин.
– Мне начальство выговаривает, что твой дружинник болтается по отделению и смотрит туда, куда смотреть запрещено, – в голосе Фомина слышалась детская обида. – Я тебя на свою ответственность тут оставляю, а ты…
– Я только вышел в коридор покурить, – Борис пересказал то, что видел своими глазами и добавил. – Я слышал, что гомосексуалистами занимаются милиционеры из городского управления. Но что-то они уж слишком… стараются.
– Не знаю, что ты слышал и от кого, – Фомин перешел на тихий шепот. – Говорю
– А если их…
– Чудак… Я же сказал: нас это не касается. И на этом точка. Теперь давай о приятном.
Фомин сказал, что, кажется, дружинники задержали не мелкую шпану, а человека весьма серьезного. Сумку, о которой говорил Борис, нашел милицейский наряд, лежала на земле под деревом. В ней деньги, десятками и четвертными, всего тринадцать с половиной тысяч рублей. И еще грязный строительный комбинезон и рабочая куртка. Личность пострадавшего, того, кто лежал возле пруда, пока не установлена, но с ним будут разбираться утром, сейчас он в больнице, потерял много крови, еще в себя не пришел.
Похоже, картина такая: два жулика пришли в Сокольники, чтобы разделить добычу, а заодно избавиться от улик, то есть строительного комбинезона, но о чем-то поспорили, все кончилось поножовщиной. Видимо, ограбили зажиточную квартиру, не на улице же они такую прорву денег нашли. Это серьезное преступление, которое с помощью дружинников удалось раскрыть по горячим следам, – настоящая удача.
– Грамотой отметим, но это так, пустяки… Кстати, ты чувствуешь запах, – Фоменко повел чутким носом. – Кажется, здесь пахнет ценным подарком. Скажем часы "Секунда", экспортный вариант, тебя устроят? Шикарная вещь, с календарем. Считай, уже твои. Я рапорт утром составлю, поощрим обязательно. И тех парней, что с тобой дежурили, тоже не забудем.
Фомин сказал, что до дома Бориса довезут на служебной машине. Вышли во двор, Борис сел рядом с водителем в "жигули" с синей полосой и надписью "милиция" вдоль кузова. Когда машина тронулась, помахал Фомину рукой.
Глава 8
Все вещи из сумки иностранца прошли экспертизу. Обрывок билета, найденный в кармане летних брюк, эксперты идентифицировали. Это был клочок зеленоватой бумаги размером в несколько квадратных сантиметров, с крупной цифрой 12 посередине, внизу мелкие неразборчивые буковки, еще пара цифр, непонятно что обозначающих.
В акте экспертизы, который лег на стол Алексея Гончара, была сказано, что это кусочек билета на утреннее представление в новом здании цирка на Ленинских горах, которое состоялось 10 июня текущего года, ряд 12 место 34. Несколько билетов на утренник были проданы не через городские кассы, а через "Интурист". Утром Гончар дал задание Стасу Лыкову выяснить, кому именно продали билет, вечером Лыков вернулся с хорошими новостями, а следующим утром в московское и ленинградское управление КГБ были направлены срочные запросы. Оба ответа, а с ними тонкое досье и несколько фотографий мужчины лет сорока пяти, поступили фельдъегерской почтой через сутки.
Имя иностранца – Томас Нил, американец. Купил через "Интурист" индивидуальный тур по России. По программе пять дней он должен был знакомиться с Ленинградом, пять дней намеревался пожить в Москве, в гостинице "Минск", потом перелет в Волгоград – и там еще три дня с экскурсиями и походом в местный драматический театр. Первая часть поездки прошла более или менее гладко, – обычная программа иностранного туриста с посещением Эрмитажа, Царского села, и так называемого "Петербурга Достоевского". Как известно, все иностранцы обожают Федора Михайловича, особенно те, кто классика не читал.
Этот Том Нил не произвел на ленинградского переводчика и экскурсовода, – по совместительству штатного сотрудника КГБ, – особенного впечатления. Ничем не примечательный дядька, склонный к полноте, не блиставший эрудицией или интеллектом. Но доброжелательный, говорливый, улыбчивый, в целом приятный человек. Нил немного понимает по-русски, – якобы изучал язык в колледже. Сказал, что работает менеджером в крупном универмаге в Бостоне, женат, имеет двух дочерей, почти взрослых.
Гончар полистал бумажки, что пришли из Ленинградского управления КГБ, наблюдавшего все эти пять дней за Нилом. Иностранец не встречался с жителями города, не заговаривал с прохожими, разве что пару раз на ломаном русском спросил дорогу. Каждый вечер просиживал в барах при гостиницах, где обслуживают только иностранцев, предпочитал компанию интересных женщин, тамошних валютных проституток. Одна из них, внештатный осведомитель КГБ, написала в служебном донесении, что будучи навеселе Нил ругал коммунистов, – мол, им скоро конец, говорил, что из Брежнева и его соратников давно сыплется песок, что они впали в старческое слабоумие, смеялся над плакатами патриотического содержания, которыми украшен Ленинград. Он много пил и плохо себя контролировал. Во время экскурсий по городу американец не проявил живого интереса к Ленинграду, его истории, казалось, он просто отбывает время.
В Москву он прибыл на "Стреле", на вокзале Нила встретил капитан госбезопасности Юрий Щербаков, выполнявший обязанности переводчика и гида, проводил до гостиницы "Минск", сказал, что может принести билет на любые мероприятия: концерты, выставки или в театр. Все, что душа пожелает. Нил выбрал цирковое представление и посещение Дома художника на Крымском валу. И еще по рекомендации Щербакова посетил Музей революции, там он присел на лавочку возле окна и проспал целый час, проснувшись, заглянул в туалет и ушел.
Он пробыл в Москве с восьмого по тринадцатое июня, экскурсоводу сказал, что гостил здесь раньше, любит Москву и знает ее. Однако в архивах следы пребывания Нила в Москве не обнаружены. Почти все время Нил находился под опекой Щербакова или его сменщика из седьмого отдела КГБ, который специализировался на слежке за иностранными туристами. В Москве не так много иностранцев из капиталистических стран, за всеми присматривают оперативники. Достопримечательности города Нила не интересовали, возможно, у него здесь были какие-то другие дела. С жителями Москвы на улицах или общественных местах он не встречался, за долгими разговорами не замечен.