Москва 1979
Шрифт:
– Вы встретились с ним в гостинице "Минск" тринадцатого июня вечером, – сказал Гончар. – Вот и расскажи мне все свои приключения. Весь этот вечер, подробно. От и до.
– Я говорить могу долго, – голос Вики дрожал. – Вы скажите, что интересует?
– У этого мужчины с фотографии украли вещи. Среди тряпок были негативы, которые меня интересуют. Ну, это такие пленки, с которых фотографии печатают.
– Что я, неграмотная? У меня между прочим – десять классов и техникум.
Вика опять заплакала, потом долго успокаивалась, курила и вертела на пальце золотое колечко с красным камушком. Наконец, справилась с собой и обрела дар речи.
Она устроилась в баре у стойки, заказала коктейль и орешки. Начало вечера вышло неудачным. Публика – лоховская, ну, из социалистических стран. Престарелые мужички со своими толстыми женами. Такие кадры доллары в руках никогда не держали. Они тоже, вроде русских, на своих заводах и фабриках получают профсоюзные путевки за три рубля шестьдесят две копейки и едут в Россию, чтобы погулять по ВДНХ и Красной площади.
С одинокими мужчинами, иногда можно договориться и продать любовь не за деньги, за вещи. Но тут другое затруднение. Публика из соцстран и одета почти как наши, – ширпотреб с этикетками "Сделано в Венгрии". Постояльцы гостиницы медленно заполняли ресторанный зал, ужинали, – при этом многие даже вина не заказывали, и уходили обратно в номера. Вика готовилась скоротать длинный и скучный вечер, без надежды познакомиться с западным туристом. Мысли ее приняли иной оборот: хорошо, если из наших командировочных с крайнего севера кто подвернется, такие по пьяной лавочке денег не считают, их легко выставить на хороший ужин и еще две сотенные обломятся.
Время шло, Вика сидела у стойки, тянула коктейль "шампань-коблер" – такая сладкая гадость, от которой кишки слипаются, – два рубля за стакан, – и тосковала. Клиента не видно, десятый час ночи, шансы таяли. А по темным углам ожидали своего счастья три конкурентки. Вообще этот "Минск" гостиница паршивая, даром, что стоит на бойком месте, на улице Горького. Маленькая, с низкими потолками, ресторан скучный, похож на вокзальный зал ожидания и музыка как на кладбище. Но, – главное, – солидных денежных иностранцев здесь мало селят.
Вика пробовала пробиться в высшую лигу, то есть стать своей в гостинице "Националь", что напротив Кремля, – но там свой контингент, – секс бомбы союзного значения. И свободных мест в том райском саду не ожидается, даже для таких красавиц как Вика. Она выудила из пачки последнюю сигарету "БТ", когда появился Максим Зозуля, – не кличка, настоящее имя. Это гостиничный вор, который для своих делишек иногда использует местных девочек. Через них получает ключи от номеров иностранцев и обчищает их.
Он подсел к Вике, заказал выпивку, они поболтали минут десять. Зозуля сказал, что ему сегодня не помешает какой-нибудь ключик. Вика ответила, что сегодня полный штиль. А он сказал, если все-таки клюнет, – Вика знает что делать дальше. Ну, пару раз она работали с этим парнем. Он такой симпатичный, никогда не ругается, немного говорит по-английски и по-немецки. Еще – он отлично одет, от иностранца не отличишь, и пахнет от него приятно. Зозуля исчез, а через пять минут, когда Вика собралась уходить, в бар вошел этот Майкл. Ну, так он позже представился.
Он сел рядом и все пошло, как обычно… Он знал всего несколько слов по-русски, зато Вика многое может сказать по-английски. С произношением не очень, но понять ее можно. Майкл – это мужчина лет сорока восьми, в синем кардигане на молнии, серых спортивных брюках и мокасинах. Он был пьяный, когда переступил порог бара. То есть буквально на бровях пришел. А потом, когда они выпили по коктейлю и по две порции "Джек Дениелс" он совсем окосел. Вцепился ей в локоть и потащил в номер.
Глава 13
Вика, курила и рассказывала, как они залезли в постель, и у Майкла все не получалось, все никак… Хотя она очень старалась, но, когда мужчине под пятьдесят, надо выбирать между выпивкой и женщиной, – что-то одно. А два удовольствия сразу – это для молодых. Господи, и почему пьяные мужчины вечно хотят не удовольствие получить, а самим себе что-то доказать… Ну, а дальше – все как обычно. Он быстро заснул, но сначала открыл бумажник и сунул ей сорок долларов. Подумал секунду и заткнул кошелек под подушку. Видно, был уже ученый бабами.
Она оделась, взяла ключ от номера, спустилась вниз на лифте и вышла через главный вход, сунув швейцару десятку, – обычная такса. А потом обошла гостиницу, сзади стояли "Жигули" Зозули яркого канареечного цвета. Заднее стекло чуть опущено, всего на несколько миллиметров, но этого хватит… Она отстегнула от ключа бирку и сунула его в щель. И на этом все. Вышла на улицу Горького, постояла минут десять на обочине, поймала такси и отправилась домой.
Зозуля позвонил на следующий день утром, сказал, что денег у иностранца не было, но кое-какие вещички под руку попались. Вика должна взглянуть: если что понравится, может оставить себе. Они встретились в Серебряном Бору у пляжа. Зозуля попросил ее посидеть в машине, покараулить, а сам пошел купаться. Вика села на заднее сидение, порылась в сумке, у ее парня примерно пятьдесят второй размер, как у Майкла. Она выбрала три рубашки, фирменных, самых лучших и пару летних ботинок, тоже новых, на них муха не сидела. На этом все. Дождалась Зозулю, вышла из машины, искупалась и поехала домой.
Взял Зозуля бумажник того иностранца или нет, – не проверишь. Наверное, взял, но делиться не хотел. Без бумажника он не ушел бы. Собственно, там, в машине, Вика и увидела эти негативы. Один единственный раз. Зозуля шарится по гостиницам часто, когда попадаются фирменные вещи, отвозит их какой-то скупщице, та живет в районе Лосинки, в частном доме. Сам ночует на съемных квартирах, часто меняет адреса. Тогда в баре он сболтнул, что живет в однушке в районе Профсоюзной, вытащил рублевую купюру, написал на ней номер телефона и дал Вике. Она открыла кухонную полку, порылась в железной банке и положила на стол рубль с телефонным номером. Вот и весь рассказ, больше вспомнить нечего.
– Ответь на один вопрос, только правду, – лицо Гончара сделалось напряженным. – Лучше тебе не врать сейчас. Иначе… Ничего хорошего не жди. Проведешь в кандее месяц. На воде и хлебе. Будешь сидеть, пока я правды не услышу. Итак, вопрос: ты смотрела негативы?
– Я же сказала, что сама нашла их в сумке. Стала в ней копаться, рукой провела – что-то есть за подкладкой. А они, – в маленьком кармашке. Четыре кассеты с пленками. Ну, вытащила, посмотрела на свет. То ли рисунки, то ли чертежи. Бросила обратно. На кой мне они…