Москва 1979
Шрифт:
Пару раз Нил отрывался от своих опекунов, оба раза ушел из гостиницы через черный ход, на некоторое время исчез, затем вернулся в номер. Где пропадал – неизвестно. Составлены отчеты, весьма подробные, о пребывании Нила в Москве. Он не дурак выпить, ценитель женской красоты. Выпивая, крыл чуть не матом советскую власть, болтал разные глупости и пошлости.
Обычно ужинал в гостинице "Минск", где и жил, однажды, – за день до отъезда в Волгоград, – пригласил местную проститутку составить ему компанию. Они посидели в баре, затем поднимались в номер. О том, что пропала сумка с носильными вещами, он никому не говорил, к экскурсоводу или администратору гостиницы не обращался. К исходу пятого дня Нил сказал, что плохо себя чувствует, обострилась застарелая язва, попросил заказать ему билет на рейс до Нью-Йорка, что Щербаков и сделал. Кстати, Щербаков точно не мог вспомнить была ли у Нила, когда тот прибыл из Ленинграда, довольно вместительная синяя сумка. Чемодан точно был, а вот сумка…
В последний день Нил выглядел расстроенным и подавленным, он несколько раз спускался в ресторан, заглядывал в бар, искал вчерашнюю знакомую, спросил у бармена, не появлялась ли Вика, но женщины нигде не было. Нил улетел на следующий день. Имя женщины легкого поведения – Виктория Блохина. За воровство вещей или денег у иностранцев не привлекалась. Как правило, она остается в номере клиента на вечер, уходит, не дожидаясь утра. В отчете был адрес и телефон Вики. С органами госбезопасности не сотрудничает.
– Симпатичная, – сказал Гончар, разглядывая фотографии Блохиной. – И чего этим шлюхам надо? Чего им в жизни не хватает?
– Наверное, думают: скоплю деньжат на приданое, а дальше – начну новую честную жизнь. Своя правда в этом, наверное, есть. Я на немецком читал Ремарка "Триумфальную арку". Он пишет: лучшие жены, самые преданные, самые хозяйственные и добродетельные, – получаются из бывших проституток. Они не изменят, не предадут…
– Много твой Ремарк понимает в шлюхах…
Гончар потянулся до хруста в костях, встал, подошел к окнам. Кисельный переулок был пустым, служащие разошлись по домам, зажгли фонари, ветер гонял по тротуарам бумажный мусор, быстро темнело. Он задернул шторы, сел на кожаный диван, поставил на кофейный столик горячий электрический чайник и стограммовую банку растворимого кофе.
– Пока за хорошую работу премирую тебя чашкой кофе, – сказал Гончар. – Кстати, сделан в СССР. Дорогущий. Два рубля банка. Мне его в продовольственном заказе к празднику дали. Наслаждайся. После того, как закончим это дело, думаю, получим хорошую премию. А к ней, – весьма возможно, – внеочередное звание. Как тебе такой вариант?
– Ну, я об этом не мечтаю, – щеки Стаса зарделись румянцем, будто Гончар случайно угадал его тайную порочною мечту. – А в чем Ремарк ошибался?
– Нельзя в молодости навороваться досыта, а всю остальную жизнь остаться честным. Так и будешь воровать, до конца. Не может шлюха стать добродетельной женщиной. Нельзя делать подлости, и вдруг переродиться в порядочного человека. Нельзя убить, а дальше жить чистеньким. Каждый из нас покупает билет на свой поезд, – и делает выбор сознательно. Каждый из нас знает, на какой поезд он садится. А потом человек едет. До конечной остановки. Нельзя с этого поезда сойти, нельзя пересесть на другой поезд. Честный человек – получит по своим добродетелям. Для остальных людей есть две конечные остановки: тюрьма или преждевременная смерть.
– Ну, у вас целая философия.
Лыков взял чашку, отхлебнул кофе и подумал, что он в свое время, когда надо было делать выбор, – не ошибся. Стас Лыков сел на правильный поезд и едет в правильном направлении.
Глава 9
Рабочий телефон в кабинете Бориса молчал все утро, зазвонил ближе к полудню. Голос теткиного мужа Петра Ивановича Коркина или просто дяди Пети звучал напряженно, не сразу узнаешь.
– Катя умерла сегодня ночью, скоропостижно, ни на что не жаловалась и вдруг раз – и нет человека, – скороговоркой на одном дыхании выпалил он. – Проснулась, села на кровати и… Вдруг за сердце схватилась. Я вызвал "скорую". В три часа это было, они быстро приехали. И сказали, что уже все. Ничем не поможешь. Говорят, мы другую бригаду вызовем. Ну я прождал почти пять часов. Приехали. Забрали тело в морг. Я им дал четвертной. Ну, чтобы все нормально сделали… Чтобы все путем…
Борис не сразу сообразил, что речь идет о родной тетке. А когда понял, кто умер, на душе сделалось пусто и тоскливо.
– Да, да, – как эхо повторил Борис. – Чтобы все путем…
Он слушал, как Петр Иванович по второму разу теми же словами пересказал свою ночную одиссею, дополняя ее новыми подробностями. Уже приходил агент, сказал, что похоронить можно только на новом кладбище, называется – Хованское. Говорят, это голое поле с ямами и колдобинами, где-то у черта на рогах, у кольцевой дороги, – полдня нужно, чтобы туда добраться. Но выбора нет, пришлось согласиться.
– Хованское? – переспросил Борис и записал незнакомое слово на листке перекидного календаря. – Не слышал о таком…
Он думал, что тетка выбрала для смерти не самое удачное время. На работе накопилось сто тонн неразобранных бумаг, эта бумажная лавина накроет с головой, если ее не разгрести. На ближайшие дни запланированы два собрания комсомольского актива, важная встреча с заведующим сектором печати Московского обкома партии, и надо подготовиться. А тут эта нежданная смерть, предстоящая возня с похоронами и поминками. Вот хоть бы неделей позже… Когда возникла пауза, Борис, сказал то, что принято в таких случаях, мол, могла бы еще пожить, что не старая была, человек хороший, всю жизнь работала, войну прошла, ранена, о себе забывала – все для людей… Слова были искренними, но звучали казенно. Однако дядя Петя на другом конце провода всхлипнул, надо думать, прослезился.
– Дядя Петя, чем я могу помочь? Деньги или чего…
– Деньги есть.
Бориса до глубины души удивляла способность людей, сидевших на скудных зарплатах, не только с голоду не умереть, но что-то отложить на черный день. У Бориса зарплата хорошая, плюс премии, и все равно, – от получки до аванса приходится сшибать пятерки и десятки. Его большой зарплаты хватало только на еду и карманные расходы. Если бы не заграничные командировки и Галя с ее предпринимательскими талантами, – жизнь могла превратиться в беспросветное копеечное существование, когда покупка пары ботинок или новой рубашки, – это первостатейное событие, которое запоминается на долгие годы.
– Вот если бы что из продуктов, – сказал дядя Петя. – Ну, на поминки. Колбасы, рыбы какой-нибудь. Ну, сам понимаешь… На стол поставить.
– Я постараюсь…
– Справка о смерти нужна? Ну, чтобы продукты достать?
– Думаю, мне поверят на слово.
Закончив разговор, он взял листок бумаги, написал заявление на имя секретаря профсоюзной организации с просьбой по случаю смерти тетки, заслуженного человека, участницы войны, помочь с продуктами для организации поминок. Он дважды перечитал текст, отодвинул листок на угол стола, позвонил Гале и сказал, что умерла тетка. Жена не удивилась и не огорчилась, даже не захотела сделать вид, будто смерть тетки краешком тронула душу.
Она помолчала и сказала:
– Понадобятся продукты. Ну, на поминки… Я позвоню Василию Лескову, ну, папиному референту. Он обязательно поможет. И перезвоню тебе в течение дня. Наверное, надо будет заехать в спец распределитель на улице Грановского. Это рядом с твоей работой. Попросишь у начальства машину и быстро съездишь…
Борис хотел сказать, что о теткиных поминках он сам позаботится, но смолчал, решив, что продукты не будут лишними. Он запер дверь кабинета и зашагал по коридору, глядя под ноги, не заметил, что навстречу торопится самый большой комсомольский начальник Советского Союза первый секретарь Центрального Комитета комсомола Борис Пастухов. Его сопровождал помощник и женщина секретарь, неаппетитная и немолодая.