Москва 2066. Сектор
Шрифт:
– Заходи, – раздался грудной женский голос.
Бур толкнул двери, и Чагин оказался в просторной зале с окном от пола до потолка и длиною почти во всю стену. В правом конце залы, на диване у пылающего камина, сидела женщина с глянцевым журналом в руках.
Она свернула журнал в трубочку и постучала им по дивану.
– Проходите, садитесь, и давайте знакомиться.
Чагин, ступая своими тяжелыми рабочими ботинками по темному лаковому паркету, подошел и сел на другой диван, который
– Представься, – сказал мрачно полковник.
Женщина сделала рукой умиротворяющий жест. На указательном пальце блеснул огромный красный камень, возможно рубин, Чагин никогда не умел отличать драгоценные камни. Вика бы сразу определила.
– Никита, – сказал он, привстав.
– Елена Сергеевна, – хрипловатым голосом курящей и властной женщины произнесла хозяйка и протянула ему руку.
Чагин пожал ее, и женщина на несколько мгновений задержала его руку в своей.
– Вот вы, значит, какой.
От нее хорошо пахло духами и жевательной резинкой.
– Бур, – сказала она возвышающемуся над диванами полковнику. – Ты, если много дел, можешь идти.
– Елена Сергеевна, – сказал полковник, потрогав зачем-то шрам над левой бровью, – по вашим каналам, случайно, не проходило что-нибудь новенькое по моему другу?
– Нет, – ответила женщина. – Но я бы не стала беспокоиться. Скорее всего, его уже где-нибудь на кладбище визажисты сожрали. – Шутка, конечно, – добавила она, оглянувшись на Чагина и мило ему улыбнувшись.
Лицо полковника осталось абсолютно неподвижным. Он кивнул и вышел, закрыв за собой дверь.
– Ну что ж, расскажите о себе. – Елена Сергеевна закинула ногу на ногу и похлопала трубочкой журнала по колену.
– Я здесь из-за жены, – сказал Чагин угрюмо.
– Очаровательное начало, – засмеялась Елена Сергеевна. – Настоящий герой. И настоящий подкаблучник, как и все герои. Да?
– Не знаю, что вы имеете в виду, но я просто хотел предупредить. Если бы не жена, меня бы здесь не было. Работа в Секторе меня не интересует.
– Вот как? А мне казалось, здесь есть где развернуться. С вашим талантом, с вашей дерзостью. Я помню одну вашу статью в журнале «300 процентов».
– Какую?
– «Город неутоленных амбиций». Так, кажется?
– Вроде была такая.
– Вы о нашем городе-Москве тогда такое по-написывали! Помню, у всех был шок. Представляю, что вы могли бы теперь написать о нас. Какую книгу! Не статью, а книгу. Неужели это вам не интересно? Исследовать, препарировать.
– Больше не интересно.
– А что случилось? Скажите, вы, вообще, счастливы?
Ну вот, подумал Никита, они все спрашивают о счастье. Похоже, это больное место.
– Сейчас
– Понятно. А можно на «ты»?
– Как угодно. У вас, похоже, с этим не церемонятся.
– Конечно. А зачем? Вы тоже можете называть меня Леной.
Чагин откинул челку и внимательно посмотрел на президента Сектора. Хорошо за сорок, некрасива, щербинка в передних зубах. При этом очень энергична, властна, с хорошей молодой фигурой и особенным заразительным смехом сильной женщины. Наверное, покоряла сердца. Не исключено, что и сейчас еще покоряет. Значит, Лена.
– Лучше «Елена Сергеевна», – сказал Никита.
– Вот подлец, предупредил. Ладно. Это я не о тебе, надеюсь, понимаешь.
– Понимаю, конечно.
– Так что насчет счастья? Что скажешь?
– Согласитесь, это странный разговор.
– Ну, так мы живем в странном мире.
– Да, я счастлив. Там, у себя дома, среди тихих.
– Вот и нам бы хотелось того же, – сказала Елена Сергеевна. – Рассчитываем, что ты нам поможешь. А мы тебя отблагодарим по-царски. Тебе полковник сказал, что этот дом твой?
– Нет, он сказал, что я буду тут жить, пока буду работать. А когда закончу работу, вы мне этот дом подарите.
– Да, таков был наш план. Но я умею менять планы. Этот дом уже твой. Так что с этой минуты я, в некотором роде, у тебя в гостях. Нравится? – Она повела рукой, описывая полукруг.
– Нравится, – сказал Чагин, чтобы быть вежливым. – Но у меня и так все есть. Я же говорил, что я из-за жены.
– Ну, давай тогда познакомимся поближе. Значит, ты женат?
– Да.
– И кто твоя жена?
– В каком смысле?
– Она где-то работает? У нее есть профессия, образование?
– Она музыкант. Дочь известного композитора. Сейчас не работает.
– Есть дети?
– Сын. Шесть лет.
– Ходит в школу?
– Да.
– Не рано для такого малыша?
– Нет. И, как вам объяснить… У нас не совсем такие школы, как вы, вероятно, себе представляете.
– В чем отличие?
– Да я не старался сравнивать. Могу сказать, что в наших школах главное.
– И что?
– Укрепить ребенка. Дать ему опору, почву под ногами. Расширить, я бы сказал…
– Кругозор?
– Нет, не кругозор. Это нас не особо интересует. Расширить легкие, чтобы дети могли дышать этой жизнью как можно более глубоко.
– Я понимаю, это поэтическая метафора.
– Вроде того.
– А какие предметы изучают?
– Понимаете, это тоже не особо важно. Все подчинено главной цели. Если что-то помогает ребенку окрепнуть и расширить дыхание (это, как вы говорите метафора), это приветствуется, если что-то мешает – исключается.