Москва Булгаковская
Шрифт:
На зиму Булгаковы переезжали в большую семикомнатную квартиру. Жили они там же, где и Турбины в романе «Белая гвардия»: Андреевский спуск (переименованный в романе на Алексеевский), 13, строение 1, квартира 2. Это было совершенно необычное семейство — скуки, уныния, баловства бесшабашного и в помине не было. Девиз жизни — радость, творчество, смех. Ох, и смешливое было семейство! Однажды Михаил сказал другу про кого-то: «Ты представляешь, этот индюк сам признался, что у него нет чувства юмора! По-моему, уж лучше бы ему застрелиться!»
Юмор — глава всему. Юмор, честность, порядочность и, главное,
Все дети помогали друг другу и матери в обучении и ведении дома, старшие сыновья — Миша и гимназист Николка — подрабатывали репетиторством, дочки были приучены к хозяйству. Всю компанию: троих мальчиков, троих девочек и молодую смешливую мать, голосистых, хорошеньких, образованных, — объединяло настроение увлекательного творчества. Шутки и розыгрыши были образом жизни семьи, как и общая любовь, доверие и верность нравственной чистоте. Цветник, посаженный собственными руками, писание вместе с детьми скетчей, музицирование, беседа с каждым из отпрысков на важные темы — вот был круг основных обязанностей уважающей себя матери. Горничная и кухарка, имевшиеся в каждой интеллигентной семье, освобождали хозяйку дома от трудоемких бытовых проблем — закупки продуктов, готовки еды, стирки белья, уборки, растопки печей и колки дров… Трудно было даже предположить, сколько бытовых проблем решит технический прогресс через несколько десятилетий.
Все дети Булгаковых играли на музыкальных инструментах, пели, обожали участвовать в инсценировках, домашних спектаклях. Все ходили в театр, на симфонические концерты, много читали и спорили. Из окон дома 13 доносились смех, пение, звуки фортепьяно, гитары, балалайки, одно время даже волторны.
Нечетные субботы у Булгаковых были известны на весь Киев — танцы, музыкальные вечера, шарады, спектакли привлекали молодежь из знакомых семейств. И заводилой всех затей непременно был Михаил. Лет тринадцати приник к Салтыкову-Щедрину и решил, что относиться к окружающему надлежит только с иронией. А уж Гоголь — Гоголь стал кумиром и наставником. И Чехов — молодежь разыгрывала его одноактные пьесы, скетчи. Михаилу ничего не стоило перевоплотиться в одного из чеховских персонажей — дрожащего чиновника, гневного начальника, отца дачного семейства. Он постоянно сочинял — комические стишки о жизни в Буче, сценки, фельетоны, пьески для своей «труппы», и не мог дня прожить без розыгрыша, иногда не совсем безобидного.
Доверенным лицом Михаила была сестра Надя, родившаяся через год после брата. Она разделяла увлечения Миши, частенько спорила с ним и первая узнавала новости. Надя и Саша Гдешинский, ученик Киевской консерватории — скрипач, умница, ближайший Мишин друг, узнавали первыми такое, что ни матери, ни гимназическому начальству и не снилось.
— Я литератором стану. Вон сколько понаписано. — Он приоткрыл и тут же захлопнул ящик письменного стола в своем «кабинете», где через всю стенку было выведено изречение Гиппократа: Quod medicamenta non sanant, mors sanat (Что не лечат лекарства, лечит смерть). И еще «Ignis sanat» —
«Смерть», «огонь» — эти непознанные тайны всегда манили Михаила. Они — главные участники его писательской мистерии.
Надя успела взглянуть на исписанные косым почерком листы:
— Это что, пьесы или водевили?
— Водевили? Глупости, Надька. Все, что я тут для нашего домашнего театрика сочиняю, — бузня, понятно? Надо писать о важном.
— Это…Это… — Надя покосилась на надписи на стене, побоялась задать вопрос о вере, служивший камнем преткновения в спорах с братом. — О смерти написал?
— Все выложил. И о смерти, и о жизни, и о Боге. И о душе, и… И об отце. И все-все…Только это еще надо хорошенько написать. — Он теребил светлые вихры.
— Я-то вижу, что ты тут часами сидишь запершись и в стенку смотришь — творишь. Это другие думают, что Мишка только смешить горазд. — Надя замялась и просительно подняла на брата голубые вдумчивые глаза в светлых ресницах: — А почитать твои размышления можно?
— Пока только рассказики. И это секрет. — Он достал из ящика и протянул сестре папку. — Вот в июне развяжусь с гимназией и серьезно засяду…
— Ты ж на медицинский хотел поступать? У нас в роду докторов много. И отец так думал. — Надя спрятала папку под фартук. — Хотя писатель — тоже интересно!
— Доктором-то непременно стану. И писать буду. Как Чехов. Знаешь, в жизни так много нелепого. Смешного, глупого, что притворяется серьезным и важным. Даже этот обветшалый Боженька…
— Ой, Миша… не надо. — Надя мелко, украдкой перекрестилась, как делала это мать.
— Ладно. Пока про писательство молчок! Вот сдам выпускной экзамен и объявлю всем. А за апрель напишу что-нибудь важное.
В мае, уведя Сашу Гдешинского в глубь заросшего сиренью сада, Михаил придвинулся к нему вплотную и посмотрел на друга огромными, светящимися, совершенно сумасшедшими глазами:
— Землю есть тебя не прошу. Но поклянись молчать. Сейчас я доверю тебе великую тайну.
— Клянусь скрипичным ключом и своим абсолютным слухом… — Саша постарался не улыбнуться, уж больно любил Михаил таинственность и клятвы.
— Я… — Михаил не решался вымолвить сокровенное, и оно подпирало, уже вертясь на языке.
— Ясно — с литераторством завязано. — Саша запустил пятерни в жесткую шапку вьющихся волос. — Н-да… постой, угадаю: поступил в актеры итальянской оперы! Не дрейфь. Фигаро — твоя роль.
— Брось, не смешно. Моя жизнь решилась. Окончательно решилась.
— Когда же?
— Вчера. Я женюсь… — без тени улыбки сказал Михаил. — Хочешь, поклянусь? Клянусь жизнью своей и вечностью.
— Ух, ты… высоко взял. — Саша сел на поваленное дерево. — Кто ж сия фея? Гимнастка? Вера Холодная? Светка Проценко?
— Ай, какие все глупости! Александр! Завтра я снова увижу ее. Боги! О, боги… — взвыл влюбленный, поднимая руки к летучим белым облачкам. — Она — совершенство! Имя невероятное, волшебное — Та-тья-на…
Май в Киеве — это нечто особенное. Томность ароматов, буйство красок, марево чудных мечтаний, витающих над зеркалом Днепра, как над зеленым паркетом, — ну, будто тебя опустили в гигантскую цветочную корзину и начинается бал цветов!