Москва – город проклятых
Шрифт:
Однако стрельба неожиданно смолкла. Выяснилось, что танка на прежнем месте нет. Справа слышен был только удаляющийся гул его двигателя.
Зато благодаря снятой с убитого радиостанции второму номеру удалось установить радиоконтакт с противником. Нахлобучив себе на голову гарнитуру наушников с микрофоном, фэсэошник обратился к танковому экипажу:
— Эй вы, вы чего там у себя анаши обкурились, по своим бьёте! Мы из ФСО, код подразделения полста-тыща-три! Повторяю. За такие проделки вам суд и максимальные сроки светят! Вы меня поняли? Если да, то ответьте.
Выслушав ответ, «радист» стащил с головы наушники и повернул к напарнику
— Какую-то ахинею несут. Обкурились. Или…
Из наушников доносился дикий хохот и улюлюканье.
— Надо скорее искать их новую нору! — осатанел первый номер. Прерывисто вздохнув, он стал пристально всматриваться через бинокль в ту сторону, куда уполз бронированный зверь. Там, в глубине сквера всё ещё глухо и ровно гудел его мотор.
Между тем у второго номера от напряжения слезились глаза, а всё его тело от нервного напряжения производило массу мелких ненужных движений. Критически глянув на напарника, командир сурово объявил:
— Пошли.
Глубоко пригибаясь, офицеры перебежали открытое пространство и вступили в сквер. От того места, где в последний раз стоял танк вглубь парка вели следы гусениц. Пошли по ним. Везде, где прополз многотонный монстр, всё было раздавлено и порушено: ухоженные парковые дорожки вспаханы и перемешаны в грязь, от скамеек, скульптурных композиций и лёгких летних павильонов остались только груды мусора. Механику-водителю взбесившегося танка явно доставляло садисткое удовольствие давить всё, что попадалась ему на пути. Проехав через спортивную площадку он специально сделал круг, чтобы перемолоть гусеницами все тренажёры. Что должно твориться в голове этих ребят-танкистов, если они в Москве(!), а не в каком-нибудь чужом враждебном городе ведут себя хуже оккупантов!
— Ты случайно деда не видел? — прервав задумчивое молчание, спросил товарища первый номер. — Куда он делся?
— Что ты его не знаешь, если жив, хлебнул самогонки из своей фляжки и отправился в одиночку «брать медведя».
Вскоре им попался раздавленный человек. Из глубокой колеи на них смотрело вдавленное в землю расплющенное лицо. Один из офицеров поднял с земли флягу, в которой ещё плескалось немного самогона.
— Это он? — подавленно произнёс первый номер.
Напарник не ответил. Его по-новой начало колбасить. На службу в охрану он попал сразу после военного училища и на войне никогда не был. Он сегодня уже видел человека без головы, и всё вокруг в крови… Настоящий шок от пережитого наступил только теперь. Вид раздавленного в лепёшку командира окончательно деморализовал его. Зубы лейтенанта выбивали мелкую дробь, кровь в висках стучала, как молоток, струи пота текли и текли со лба.
— Что хочешь со мной делай, но я ТУДА больше не пойду! — заявил он товарищу.
Командиру расчёта пришлось чуть ли не за шиворот тащить сослуживца за собой. Пока они препирались наступила тишина. Сводящая с ума тишина, она обступила их, лишив возможности отступления. Пройдя ещё «по инерции» метров сто, напарники заметили неподалёку танк. Он стоял неподвижно, как памятник с постамента.
Президентские охранники спрятались за поваленным деревом и стали наблюдать. Под бронированным панцирем стальной черепахи, словно в чёрной норе, куда не мог пробиться дневной свет, притаилось непостижимое для сознания нормального человека зло. Казалось полные ненависти глаза ощупывают их через стёкла оптических триплексов.
— Послушай, Лосев! — сказал
— Ничего, на этот раз мы подберёмся к нему поближе, чтобы уж наверняка, — вошёл в азартное состояние напарник. Он с торжеством вдруг сообразил, что танк неспроста уполз с прежней позиции: «Мы их крепко пуганули, смотри как затаились, надеются, что мы их не отыщем и уйдём. Шиш им! За парней поквитаемся со сволочами!».
— Мы у них на прицеле, — обречённо произнёс заряжающий.
— Откуда ты знаешь?
— Точно говорю, у меня мурашки по всему телу.
— Ерунда, не дрейфь! У них из танка ограниченный обзор. К тому же смотри, они к нам почти боком стоят. Мы для них как бы в мёртвой зоне. Это шанс! Для верности обойдём их и приблизимся с кормы.
В этот раз стрелять нужно было наверняка. Четыреста, триста шагов… Бешеное сердцебиение, холодный пот, сухость во рту, дрожание конечностей, — теперь всё это в полной мере ощущал и командир расчёта.
Двести, сто пятьдесят шагов…Всё, ближе нельзя, накроет своим же взрывом — прошептал старший из охотников и стал прицеливаться.
Ракета ушла к цели, но перед самым танком подорвалась в воздухе — самоликвидировалась. Система радиолокационного распознавания «свой-чужой» у танкистов сработала безукоризненно: современная боевая машина последних поколений сравнима с крепостью, окружённой многоуровневой эшелонированной обороной, причём многие защитные системы срабатывают автоматически без участия человека. По танковой броне только осколками застучало, но для экипажа это всё равно что горохом.
А вот птурщикам досталось от своей же ракеты, одним из прилетевших осколков был ранен в ногу первый номер расчёта. Кусок металла перебил крупную артерию у него на бедре, из раны фонтаном хлынула кровь.
Танк же, как стоял в момент атаки задом к стрелкам, так, не разворачиваясь — кормой вперёд, попёр на своих обидчиков.
Заряжающий ухватил командира под мышки и старался оттащить его в сторону, при этом он осыпал потерявшего много крови напарника самыми злобными ругательствами за то, что тот плохо ему помогает. Всё существо его было напряжено в одном усилии: вырваться, уйти с пути ужасных катков, уцелеть любой ценой! Его пронзал животный ужас от мысли, что вот он может не успеть убраться в сторону и тогда произойдёт нечто непоправимое, после того как гусеницы прокатятся по нему, от него останется такая же лепёшка, какую они сегодня уже видели. Страх удесятерял силы молодого человека, мышцы рук сводило судорогой. И всё же он видел, что не успевает. Расширенными от ужаса глазами лейтенант смотрел на накатывающиеся широкие гусеницы с приставшими к ним комьями земли и застрявшими кусками мяса и одежды.
Оставив беспомощного командира, второй номер встал на четвереньки и по-собачьи засеменил прочь. Пробежав так с десяток метров, он забрался в воронку, обхватил руками колени прижал к ним голову, уселся поглубже, Откуда-то, как во сне, донёсся страшный вскрик напарника, перешедший в сдавленный вой, лязг гусениц и отчётливый треск костей…
Глава 70
— Где мой папа? Папа! Мама! — звала и звала плачущая девочка, потерянно озираясь. Иногда она поворачивалась к Сенину и сквозь слёзы повторяла один и тот же вопрос: