Москва – город проклятых
Шрифт:
— В чём дело, почему в камере гвалт? — строго спросил «корпусной».
— Всё в порядке, гражданин начальник, — ответил за всех старший по камере.
— Но мне доложили, что у вас затевается драка? — заявил «корпусной», удивлённо озираясь.
— Как видите, вас ввели в заблуждение, гражданин начальник.
«Корпусной» нахмурился и строго взглянул на одного из надзирателей.
«Монах» видимо смекнул, что подставлять прикормленного вертухая ему нет никакого резона, и признал, что небольшой конфликтик всё же имел место:
— Ребята молодые, кровь бурлит, захотелось им немного поразмяться, но я уже навёл порядок.
Дежурный офицер нашёл взглядом Стаса, подошёл:
— Вам угрожали?
Стас невольно скосил глаза на соседей: позы их стали подчёркнуто ленивыми, лица мирными, хотя ещё десять минут назад волчьё готовилось к нападению.
— Не бойтесь угроз, говорите откровенно, вам угрожали! — Майор тюремной службы доверительно заглядывал ему в глаза, но Стас отрицательно помотал головой.
Они ещё секунд десять просто смотрели друг на друга. Офицер-тюремщик кажется всё про него понял, потому что слегка покачал головой. Перед ним был вояка, от которого будто пахнет порохом, потому что этот запах не выветрить никогда. Но ведь один в поле не воин…
— Спасибо, у меня всё в порядке — Стас не узнал собственного голоса, который показался ему каким-то далёким.
— Напрасно, — снова покачал головой «корпусной», он снял с головы фуражку, вроде как хотел ещё что-то сказать, но передумал и быстро вышел, а вслед за ним и остальные. Дверь захлопнулась, и Стас снова остался наедине с врагами. Ему вновь стало не по себе. Не глупо ли было отвергнуть помощь коллеги?… Нет, он правильно поступил — надо полагаться только на себя, как в Сирии, которую они звали «песочницей». Потому что там один песок. Много песка. И жара плюс пятьдесят. Они знали: случись что — никто не спасет. И их тела навсегда останутся гнить под этим сжигающим все вокруг солнцем, а шакалы довершат остальное. В контракте было прописано невозвращение груза-200 домой. Слишком дорого… И в случае плена от них все откажутся, скажут, не знаем такого. Никакого выкупа, пусть хоть голову тупым тесаком отпиливают, или кожу с живого срезают. В контракте так и было прописано мелким шрифтом в дополнении: «Подрядчик работ ознакомлен со всеми возможными рисками и согласен принять их на себя»…
Да, там в Сирии оставалось рассчитывать только на себя и делать всё, что прикажут: зачищать мятежные деревни, «отжимать нефтяные поля» у курдов, штурмовать самые укреплённые позиции «духов». Часто не имея серьёзной поддержки, потому что у сирийцев боевой техники в обрез, а жирные коты в руководстве ЧВК предпочитали экономить и воевать «мясом» (взамен убитых всегда можно набрать новых дураков, в условиях перманентного кризиса и безработицы в стране). Война шла без правил, а другой работы для таких, как они, на родине не было. Да многие ничего другого, кроме как воевать, убивать и выживать, не умели…
В тюрьме похоже те же правила, пора уж привыкать.
Ужин снова просвистел мимо Стаса: едва он получил свою пайку и присел, чтобы поесть, как рядом нарисовался плешивый сморчок с надутыми щеками, который смачно харкнул ему в миску и тут же отвалил, сопровождаемый одобрительным гоготом сокамерников. Стасу ничего не оставалось, как спустить испоганенную еду в парашу.
Выражаясь тюремным языком, его «поставили на лыжи», то есть планомерно создавали для неугодного сокамерника невыносимые условия. В принципе, постоянно прессуя изгоя, можно было и без поножовщины довести его до нервного срыва, голодных обмороков, а если «повезёт», то и до самоубийства.
Глава 13
На прогулке Легат познакомился с парнем лет 25-ти, назвавшимся «Гариком Маленьким». Небольшого роста, рыхлый, с выпирающим «беременным» животом и жирными боками — он был далёк от канонов мужской красоты. Азиатской внешности с круглым, непроницаемым лицом восточного мурзы, узкими, восточными глазами, с тёмными зрачками — то ли татарин, то ли узбек. «Гарик Маленький» сам заговорил с ним первым:
— Привет, командир, молва идёт у тебя проблемы с народом в твоей «хате»? — проявил осведомлённость новый знакомый, и предупредил: — «Монах» — кручёный бес, поэтому сделает так, чтобы его не обвинили, когда тебя попытаются замочить или запомоить.
Стас видел, что перед ним не простой уголовник, а авторитет. Хоть и молодой. За спиной собеседника маячили два накаченных бойца, и держался новый знакомый с королевской небрежностью. Элементарная вежливость требовала что-то ответить, а Стас молчал, нахмурившись, поражённый тем обстоятельством, что на собеседнике каким-то образом оказались любимые бело-оранжевые кроссовки переведённого в тюремную больницу Серёги-рэпера!
Гарик заметил, что мужик глаз не может отвести от его обуви, и самодовольно усмехнулся:
— Чё нравятся? Мне тоже… Знакомый прапор-вертухай уступил за пять косарей. В натуре, козырные бутсы. Я может их потом тебе уступлю, если скорешимся… А на деда забей! Козлина живёт старыми понятиями.
Гарик дал понять, что уважает Легата, потому что он ведёт себя с достоинством и независимостью, не пресмыкается ни перед администрацией, ни перед блатными:
— Мне до фени, что ты мент! — уверял Гарик. — Не западло тебе руку пожать, потому что ты нормальный мужик. Говорят, ты вчера не раскололся, когда вертухайский майор тебя по блату хотел «крышануть»… Ну ладно, пока. Ещё как-нибудь пересечёмся и потрещим.
На этот разговор закончился. Однако он имел важные последствия для Легата…
Голод и накопившаяся усталость стали сказываться на состоянии Стаса. Невозможно бесконечно долго держать себя в кулаке, если ты на пределе. Рано или поздно обязательно сорвёшься.
Вернувшись с прогулки, капитан сразу понял, что в его отсутствие кто-то снова рылся в его вещах. Так как в камере оставалось всего четверо, найти крысу было не так уж сложно. Одного он сразу отсеял, этот спокойный, добродушный дядька всегда держался в стороне от блатных. Остались трое. Из них один — щекастый детина, морда густо усыпана крупными рыжими конопушками, тело всё синее от татуировок, в основном эротического содержания, — сразу вызвал особые подозрения своими забегавшими глазками, стоило Легату взглянуть на него.
— Верни то, что взял, — без крика, но твёрдо потребовал офицер.
Рыжий ворюга понял, что отпираться бессмысленно и нехотя извлёк из-под подушки книгу, которую жена прислала Стасу с передачей.
— Почитать взял, а то скучно, — лениво объяснил вор.
— А тебя не учили, что брать чужое без спросу — нехорошо?
Между страниц книги Легат хранил фотографию семьи, но дорогой ему снимок исчез.
— Лучше верни… — пригрозил Стас, накаляясь.
— Эх, хорошая баба! — картинно вздохнул вор, извлекая фотографию из-под матраса. На прощание поганец поцеловал женщину на снимке и вздохнул мечтательно: