Москва – Гребешки
Шрифт:
Поэтому… будь как будет… как уж получится… Чёрт с ними со всеми.
Как Бог на душу положит… Как ему угодно будет… На всё воля Божья.
Вследствие этого… нервы свои надо беречь, они не восстанавливаются.
Поэтому: мухи отдельно, котлеты тоже отдельно; мухи налево, котлеты направо, мух в одну сторону отгоняем, котлеты в другую сторону кладём, мухи туды… котлеты сюды… ну и так далее… и тому подобное…
Поэтому: а ну их, недовольных этих «перцев» и беспокойных «фруктов». А ну их всех к лешему… к чёрту лысому… кого-то к самому
Прислушиваться к мольбам разных вредных людишек – себе дороже.
Явление второе
Автобус с пассажирами, охреневшими от безмерной жары и бесконечной безумной болтовни мужика-водителя и дежурной тётки, ехал по бетонке, выполняя немыслимые по конфигурации зигзаги, закорючки и иные геометрические пространственные загогулины.
«Сладкая парочка» штатных аэродромных работников (он! и она!) невозмутимо балагурила меж собой, шутила и хохотала, применяя при этом разные крепкие словечки великого русского бытового фольклора и обычного уличного трёпа.
Так сейчас случается в современном обществе.
Многие ерунду всякую собирают и болтают на людях чрезмерно. И по делу, и без дела… И темы разговора у них разные… И характер подачи озвученного любой…
Существительными они истину фиксируют. Глаголами они на психику давят. Прилагательными неровности и шероховатости сглаживают. Предлогами направление указывают. Причастиями и деепричастиями углы спрямляют. Междометиями акценты ставят. Точками, запятыми, тире и знаками разными останавливают повествование. Многоточиями время продляют до бесконечности…
Так и здесь… Так и тут… Так и в этом конкретном транспортном средстве…
Они, штатный шофёр автобуса и дежурная по аэродрому тётенька, с каким-то нечеловеческим экстазом, жутким остервенением, неким бешеным упоением, а также сладострастным восторгом в выпученных глазах, громко и со вкусом разбирали итоги вчерашнего весьма пикантного пьяного и весёлого дня рождения какой-то тощей, как сушёная вобла, костлявой, как речной окунь, и вредной, как дряхлая баба Яга, рыжей и корявой операторши Муськи, напившейся всё-таки вдрызг и даже до сумасшедшего умопомрачения. Мужик и тётка совершенно не скупились на эпитеты и междометия. Они с великим удовольствием хаяли свою сослуживицу Муську и других присутствующих на прошедшей вчера дружеской попойке коллег. Тема прошедшего дня рождения была для них главной на сегодня. Самой главной. Главнее некуда.
«Сладкая парочка» громко, чванливо и со вкусом разглагольствовала по этой острой жизненной теме, а потный и одуревший народ (пассажиры) сидел (и стоял) в салоне автобуса и внимательно слушал.
А куда деваться-то…
А как не слушать-то…
Не будешь же уши себе затыкать. Тем более, что всё сказанное и услышанное было весьма и весьма интересно.
Эта местная операторша Муська, как оказалось по словам слишком разговорчивой аэропортовской «сладкой парочки», на своём собственном дне рождения ни капельки не стыдясь и особо никого не стесняясь вела себя весьма раскованно и даже безобразно.
Много чего лишнего, запретного и непристойного она там отчебучивала…
А что? Имеет на это право. День рождения же у неё!! Это её личный праздник!!
«Сладкая парочка» аж стонала, стенала и визжала от всего того, что они мусолили меж собой… что они перебирали вслух о всём о том, что творилось там у них в дружном спаянном коллективе: о том, что они видели воочию; о том, в чём они сами участвовали непосредственно; о том, что они слышали от знакомых и незнакомых людей.
О многом произошедшем они вспоминали и балагурили. Даже фантазировали.
Да. О многом. О самом разном. Им было что вспомнить. Им было что озвучить. Им было кому косточки помыть. Им было над кем посмеяться и поиздеваться вдоволь.
Над Муськой, их подругой и коллегой, они измывались, как хотели.
Они вспоминали всё… что было и чего никогда не было…
Балагур шофёр и такая же шустрая говоруша дежурная тётка гоготали от души. Они всё говорили и хохотали… говорили и хохотали… говорили и хохотали…
Конца и края не было видно.
Только говор и хохот.
Только хохот и говор.
И снова то самое, и опять оно, и вновь так, и сызнова эдак, и в который уже раз по очередному кругу мусолили они вслух вчерашнюю дружескую встречу.
Вспоминали они одно, добавляли что-то другое, выдумывали третье, изобретали четвёртое… фантазировали пятое… сочиняли десятое, двадцатое и пятидесятое…
Круговорот какой-то… животрепещущий и нервнопаралитический…
Сплетня за сплетней, басня за басней, песня за песней, комедия за комедией, драма за драмой, трагедия за трагедией.
За трагедией в обязательном порядке слышалась снова комедия. Но уже во много раз веселее и смешнее предыдущей. Похабные фантазии рассказчиков не имели границ.
Хохотали и гоготали они громко.
Куражились мощно и от души.
Им это очень нравилось. Очень-преочень!
Они мусолили одни сюжеты, слюнявили другие, затем третьи… потом четвёртые… пятые… шестые… седьмые и десятые… девяностые и сотые…
Калейдоскоп крутился. Цветные стёклышки вращались. Искры сыпались.
Картинки менялись. Одна другой хлеще. Фантазия за фантазией на свет являлись.
Из пустого в порожнее хохотуши-рассказчики перекладывали и перемалывали.
Он и она чушь мололи и чепуху собирали. Из зёрен мука выходила. А из муки тесто. Но чаще грязь получалась. Грязь потоком лилась. Водопадом она извергалась.
И снова лютые сплетники, разговорчивые собеседники, говорящие портовые работники… как базарные бабы… вынимали из своих бездонных умственных закромов какие-то весьма интересные байки и истории: и обычные бытовые, и сложные семейные, и всякие другие житейские… и даже… и даже… и даже непристойные и пошлые…