Москва-Лондон
Шрифт:
золотой фольгой, сверкали таинственным блеском лучших цейлонских самоцветов, а пуговицы светло-песочного бархатного камзола соперничали своим великолепием со всеми остальными украшениями туалета — подлинной выставки ювелирного искусства!
Напротив него, на изящнейшей золоченой кушетке, обитой роскошной парчой, царственно возлежала истинная древнеримская богиня, утопавшая в нежнейшем наряде из дивного индийского шелка, подчеркивавшего всю прелесть каждого изгиба ее волшебного тела. Длинные и пушистые волосы ее мягко ниспадали на спину и были похожи на утренние лучи солнца… Она оперлась на локоть, обнажив почти до плеча несравненную руку с пальцами, словно изваянными самим божественным Фидием31.
Диана была слишком умна и опытна, чтобы не знать простой истины:
в груде прекрасных драгоценностей выделяться будет лишь самый простой придорожный камень. Поэтому сейчас ее украшала только ее природная, Богом данная красота…
Взор ее прекрасных глаз редкого ярко-синего цвета, опушенных длинными ресницами, был устремлен сейчас на привлекательного, средних лет мужчину, сидевшего в таком же кресле, что и Бергер, у большого красивого камина, отделанного нежно-розовым мрамором. Светлые волнистые волосы незнакомца касались широких плеч, строгая черная одежда подчеркивала благородную бледность лица и высокого, без морщин лба. Темные лакированные сапоги с маленькими серебряными шпорами завершали наряд этого господина, которым, конечно же, был капитан Ричард Чанслер…
— Вы так добры, мой дорогой Бергер, столь быстро откликнувшись на мое приглашение, — проворковала Диана, одарив знаменитого ювелира чарующим взглядом дивных глаз.
— О, мадам Трелон, — отвечал Ганс Бергер, — любой из нас, простых смертных, почтет за великую честь и невыразимое счастье лицезреть пре-
краснейшую женщину Европы!
— Ах, и только Европы, господин Бергер? — очаровательно улыбалась Диана.
— Но китаянок, негритянок, индианок и бог знает кого еще просто
оскорбительно сравнивать с вами!
— О, вы, как всегда, необычайно любезны и добры ко мне, мой дорогой господин Бергер. Поверьте, я чрезвычайно благодарна вам за это и в знак моей признательности готова поделиться с вами одной из своих бесчисленных тайн, о которой еще не знает даже кардинал Гранвела!
— Но… — Бергер выпрямился и покосился в сторону Чанслера.
— Ах, это мой близкий родственник, — успокоила его Диана, — и к тому же он абсолютно не знает немецкого языка, избранного нами для беседы.
— Я весь внимание, дорогая мадам Трелон, а в степени моей благодарности за такое доверие, я полагаю, вам еще никогда не приходилось разочаровываться.
— Надеясь на ваш ум и доброту, я хотела бы поделиться с вами великой радостью скорой встречи с моим несравненным покровителем и возлюбленным императором Карлом. В конце следующей недели его святейшее величество вместе с наследным принцем Филиппом должны прибыть в Антверпен, а это значит, что вслед за ними сюда непременно явятся чуть ли не все европейские монархи, что, я уверена, обрадует всех нас не меньше главного события… — Диана улыбнулась и прижала палец к слегка припухшим губам. — Целиком и полностью полагаясь на вашу скромность, я абсолютно уверена в полном успехе всех ваших предприятий в ближайшее время.
— Я бесконечно ценю вас, дорогая мадам Трелон, и хотел бы заверить, что моя благодарность на этот раз значительно превзойдет все предыдущие!
— Ах, ваша щедрость не знает границ! Надеюсь, вам удастся извлечь пользу из этой нашей милой беседы. Вы не заметили, дорогой господин Бергер, не стала ли сегодня погода лучше, чем была вчера? Я еще не выходила из дома.
— О нет, мадам, погода и сегодня совершенно омерзительна, все дороги либо превращены в притоки Шельды, либо просто размыты этими бесконечными дождями!
— Я думаю, — засмеялась Диана, — что вам вовсе не следует опасаться скверного состояния наших дорог, ибо все они открыты, если впереди бегут деньги!
— Ах, вы чрезвычайно остроумны, мадам Трелон, это хорошо известно всему Антверпену. Но я боюсь, что злоупотребляю вашей добротой и временем…
— Нисколько. Тем более что я сама хотела бы первой воспользоваться плодами нашей с вами осведомленности.
— Что именно вас интересует, мадам? — по-деловому спросил Бергер.
— Все самое лучшее, чем вы сейчас располагаете! Самое лучшее у вас,
а следовательно, и в Европе! — подчеркнула Диана.
— Превосходно, мадам. Я подберу вам такую коллекцию драгоценно-
стей, какой нет еще ни у одного монарха Европы. На какую сумму я должен рассчитывать, дорогая мадам Трелон?
— Ну… скажем… — Диана пальцем прикоснулась к переносице. — Скажем, тысяч до двухсот. В золотых экю, разумеется.
— О, мадам, это чрезвычайно крупное приобретение, на которое сего-
дня едва ли может рассчитывать кто-либо из правителей Европы. Разве что… разумеется… его императорское и королевское величество. О, его богатства безграничны! Но мне потребуется некоторое время, чтобы должным образом выполнить этот чрезвычайно почетный для меня заказ.
— Не могли бы вы уточнить, дорогой господин Бергер, сколько именно придется подождать?
— Я полагаю, что наилучшим образом мог бы справиться с этим делом за десять-пятнадцать дней, дорогая мадам Трелон.
— Три дня! — неожиданно резк
о заявила Диана. — Это лучшее, господин Бергер! Я ведь не эта коронованная ослица, как вам, полагаю, хорошо известно… — Она вдруг снова обворожительно улыбнулась и проговорила с загадочным придыханием: — Поверьте, дорогой господин Бергер, мне было чрезвычайно приятно и в высшей степени полезно побеседовать с вами!
Когда, церемонно и многократно откланявшись, Ганс Бергер покинул роскошную гостиную, Диана подбежала к Ричарду, села к нему на колени, быстро поцеловала его глаза, губы и спросила:
— Ты что-нибудь понял из этой беседы, дорогой мой?
— Решительно ничего, что заставило его так обрадоваться. Я, конечно, понял, что речь шла о покупке у него драгоценностей за… мои деньги.
Но при этом я не смог уловить чего-то самого главного в вашей беседе. Все-таки немецкий я знаю куда хуже своего родного.