Москва парадная. Тайны и предания Запретного города
Шрифт:
По неписанным купеческим законам, купцам «со значением» разрешалось два малых (около недели) и один большой (около месяца) загулов в год. За большее можно было вылететь из гильдии. Самыми известными для русского купца видами самореализации было небывалое обжорство и самозабвенное пьянство. Для этого существовали так называемые «вторничные» обеды в купеческих клубах, на которых они наедались на всю неделю. Однако, как правило, у таких купцов, как Грибовы, неделя состояла из семи вторников, а день из семи обедов. Вероятно поэтому, купцы и купчихи выделялись невероятно пышными формами. Это считалось не только признаком большого богатства, а ума и редкой красоты.
Купечество, в отличие от дворянства, предпочитавшего французскую кухню, подчеркнуто упирало на старинные русские кушанья: «стерляжья уха; двухаршинные осетры; белуга в рассоле; «банкетная» телятина; белая, как сливки, индюшка, откормленная грецкими орехами; расстегаи из стерляди и налимьих печенок; поросенок с хреном и многое другое. Поросята на вторничные обеды в Купеческом клубе покупались за огромную цену у трактирщика Тестова. Он откармливал их сам на своей даче, в особых кормушках, в которых ноги поросенка перегораживались решеткой, «чтобы он с жирку не сбрыкнул!»
По свидетельству очевидцев, особенно уважали братья Грибовы разгульный трактир Тестова. В нем находился особый тайный кабинет в глубоком подвале под названием «Дыра», вход в которой женщинам был категорически запрещен. Поэтому купцы расслаблялись здесь по полной программе: орали, выли, матерились, дрались и чудовищно пили!
У сказочно разбогатевших купцов, чьи деды, как правило, были крепостными, имелся некий неписаный свод понтов, лишь воспроизведя которые можно было считать себя серьезным и дельным человеком. Причем в каждом трактире и ресторане существовали свои неписаные традиции и правила. Так, если дело происходило в ресторане «Эрмитаж», загулявший купец непременно должен был исполнить «купеческий танец» под названием «Хождение по мукам». Он заказывал 100 порций самого дорогого салата «оливье» и под музыку расхаживал по ним в непременных купеческих сапогах «бутылками».
В знаменитой «Стрельне», славившейся своими огромными аквариумами с живой рыбой, подвыпивший понтер требовал осушить такой аквариум и наполнить его элитным французским шампанским. А потом, под хохот собравшихся, купец и его друзья-собутыльники начинали купать в нем визжащих хористок. Ну а затем устраивали живые «римские качели», то есть из рук в руки перебрасывали голую певичку.
Именно здесь в разгульной «Стрельне» произошел самый «понтовый» в русской ресторанной истории случай. В 1876 г. богатейший купец Михаил Хлудов на свои деньги снарядил отряд русских волонтеров и вместе с ним отправился на Балканы помогать сербам в войне с турками. По возвращении в Москву он целиком снял весь ресторан, пригласил пол-Москвы знакомых и после изрядного количества выпитого вдруг выхватил шашку и устремился в зимний сад «Стрельны», где с криком «Ура!!!» бросился рубить экзотические пальмы, агавы, лимонные и апельсиновые деревья, предмет особой гордости владельца ресторана.
После обильного обеда, разгоряченные купцы, как правило, на лихих рысаках мчались к «Яру» слушать певичек. По словам Гиляровского, русский хор «Яра» пользовался особой любовью, и содержательница его, Анна Захаровна, была в почете у гуляющего купечества за то, что умела потрафлять купцу и знала, кому какую певицу порекомендовать; последняя исполняла всякий приказ хозяйки, потому что контракт отдавал певицу в полное распоряжение содержательницы хора.
После услаждения слуха сладчайшим пением, под звуки оркестра официанты из кухни вносили на плечах огромное блюдо, на нем лежала голая певичка в причудливом гарнире из мяса, рыбы и всевозможных солений. При виде такого изысканного блюда купцы вскакивали с мест и с громким воем «ура!», тыкали вилками
Московский трактир. Б. Кустодиев
Вне зависимости от названия ресторана «купцы со значением» обязательно перед уходом должны были «Сделать мурина», т. е. негра. Купец заказывал большую миску горчицы, подзывал к себе одного из самых степенных и уважаемых ресторанных лакеев, и обмазывал горчицей этого служителя. Тот, несмотря на унижение, не протестовал, ибо отлично знал, что в финале аттракциона он будет непременно награжден «двумя катеньками» — 200 рублями!
Однако самой яркой «фишкой» считался понт «красиво уйти». Здесь преуспел богатейший московский купец Флор Ермаков. Он завещал 3,3 млн. рублей для раздачи бедным «на помин его грешной души». И ничего родственникам. По словам А.П. Старостина, А.Н. Грибов «финишировал» плохо. Его красавица жена демонстративно покончила с собой вместе с влюбленным в нее молодым человеком. И, потрясенный вероломством любимой, купец-миллионер загулял. Да так, что разбил, скача на тройке, насмерть крестьянку. Был привлечен к суду, но откупился. Но скоро умер, прямо за обеденным столом, протянув руку за бокалом с вином.
После Октябрьской революции 1917 года грибовский дом среди сотен других был экспроприирован новой властью. Здесь находилось военно-топографическое управление, потом обычная школа, а за ней «совпартшкола», кабинеты и мастерские Института военной картографии и т. д. В 1946 году особняк был передан посольству Бельгии: здесь размещались все службы, персонал жил не только в здании, но и в подвалах, и в пристройках. Когда посольство переехало на Малую Молчановку,? особняк стал резиденцией бельгийского посла, который проводит там официальные приемы и регулярно организует различные культурные мероприятия. Это также привилегированное место встречи бельгийской общины в Москве. Особенно пышно в посольстве отмечается День Короля — национальный праздник Бельгии. Здесь, как и прежде, много гостей, которые не перестают удивляться изысканными интерьерами бывшего грибовского дома.
Войдя в парадную дверь с кариатидами, гости оказываются в обширном вестибюле, выдержанном в теплых кремовых тонах. По верху камерного холла идут тонкие линии гирлянд и затейливая изящная лепнина, которую венчают изящные вазоны, над капителями в больших овальных медальонах изображены античные красавицы, играющие с обручами и лентами. На круглых столиках — большие настольные лампы и множество фотографий коронованных особ Бельгии. Портреты бельгийских королей и гвардейцев придают залу величественность и державность. Ее «смягчают» прекрасные бельгийские пейзажи и натюрморты, проделавшие длинный путь из Брюсселя в Москву.
Налево от вестибюля — зал приемов в стиле Людовика XVI. Его бледно-голубые стены украшены круглыми медальонами с изображениями танцующих граций. Интересно, что красота в особняке представлена исключительно в женской ипостаси, грациозной и прекрасной, изящной и утонченной. Портреты старого воина и бельгийского императора Леопольда II появились в зале уже в наши дни. Бюсты Александра I и Леопольда I, русского и бельгийского государей, связанных узами дружбы, выполнены нашим современником — академиком А. Бургановым.