Москва Первопрестольная. История столицы от ее основания до крушения Российской империи
Шрифт:
Перед битвой.
Художник Н. Адамович
Привиделся ему вещий сон: как будто стоит он на верху высокой, крутой горы, а вокруг раскинулась Москва златоглавая, во всей красе своей, с башнями и многоглавыми соборами. До князя доходил шум разноголосой народной толпы, слышал он и звон колоколов… Но вот с юга надвинулась на Москву черная, густая туча. Глядит князь Иван и с удивлением видит, что это не туча, а несметная рать татарская. Весь народ московский в ужасе толпился у подошвы горы, на которой стоял князь. Но взмахнул князь своим острым мечом, и, по его мановению, откуда ни возьмись, налетели
Проснулся князь Иван и, приподнявшись с постели, осмотрелся вокруг. Уже было утро; в окно его опочивальни светила ясная утренняя заря; слышен был громкий благовест: в Успенском соборе звонили к заутрени.
Сон, который привиделся князю Ивану, был ему пророческим. Господь и впрямь судил ему, впоследствии великому князю Ивану III Васильевичу, первому самодержцу России, возвеличить Русь православную и избавить ее от страшного бедствия – от тяжкого ига татар.
В марте 1462 года пошел по всей Москве слух, что великому князю худо. Настал Великий пост, первая неделя стояла, подходила уже пятница.
В ночь на пятницу из палат великокняжеских посланы были гонцы к двум старшим советникам и близким людям князя Василия Васильевича. Скоро прибыли воевода князь Стрига-Оболенский и боярин Федор Басенок. Оба тревожны были. Встретил их на красном крыльце ключник великого князя, молча поклонился и повел в горницу.
В ту пору палаты князей московских еще не блистали пышностью, были строены из дерева и не украшались разным письмом многоцветным. В тесной горнице великого князя было темновато, только большая лампада висячая горела ярким пламенем перед древней иконой Донской Божьей Матери. Та икона досталась великому князю от славного предка его Дмитрия Ивановича, который брал ее с собой, отправляясь на кровавую битву Куликовскую, где в первый раз дрогнули татары перед силой русскою.
Духовное завещание великого князя Василия Васильевича Темного.
Художник Н. Заборовский
Великий князь лежал на одре болезни; белая повязка покрывала черные глазные впадины, лишенные зрения. Услышал князь Василий Васильевич, что пришли бояре.
– Пойдите сюда, слуги мои верные и друзья добрые, – молвил он слабым голосом. – Последней услуги прошу от вас. Помогите слепцу злосчастному.
– Готовы служить тебе, господин наш и великий князь, до самой смерти, – в один голос отвечали бояре.
Велел великий князь, чтобы сели они у стола близ ложа его. Потом пощупал он у себя под изголовьем небольшой ларец окованный, вынул его и отпер. Оттуда достал слепец свиток, мелко исписанный.
– Было мне видение, что скоро оставлю я сей мир грешный. Для того просил я святого митрополита написать здесь мою волю последнюю. Вот-вот покинет меня память и муки телесные отнимут силу у меня… Вот для чего позвал я вас: подпишите имена свои под сей грамотой и снесите ее тот же час митрополиту – пусть и он приложит руку к ней и сохранит ее до смерти моей. Когда же скончаюсь я, пусть святой отец прочтет мою волю всенародно, и да будет она исполнена. Вы же стойте крепко за нее и поддержите моих детей малых.
– Исполним волю твою, господин и великий князь! – сказали в один голос князь и боярин.
Протянул великий князь свое завещание верным слугам. Придвинув к себе чернильницу медную, оба начертали имена свои на свитке. Князь Оболенский первым подписался, Федор Басенок вторым. А сверху оставили они место для подписи митрополита.
– Готово, государь! – сказал князь Оболенский.
Великий князь улыбнулся слабой улыбкой радостной, даже повязку сдвинул с глаз своих. Но ничего не увидел он: по-прежнему царила вокруг него беспросветная черная мгла.
– Спасибо вам, слуги мои верные, – молвил
Взял боярин грамоту и стал читать:
«А сына своего старейшего Ивана благословляю своей отчиною великим княженьем и даю ему треть в Москве и с путьми с моими жеребьи, Володимером, Переяславлем, Кострома, Галич с путьми и с солью, Устюг, землю Вятскую, Суздаль, Новгород, Нижний, Муром, Боровеск и Суходон да Калугу и с Олексиным. А сына своего Юрья благословляю третью в Москве княжею Володимеровскою, с сыном своим с Ондреем по половинам, а держать по годам; да Юрью же сыну придаю год в Москве княж Костянтиновской Дмитреевича, Дмитров, Можаеск и с Медынью, да Серпухов, да Хотунь. А сына своего Ондрея благословляю, даю ему Углече и с Устюжною, и с Ражановым, и с Велетовым, и с Кистмою, и со всеми теми, как было за князем за Дмитреем за Шемякою, Бежицкий Верх, а у Москвы село Сущевское, и с дворы с городскими, а чем его благословила баба его, Вытелысом, ино то его и есть. А сына своего Бориса благословляю в Москве годом княжить Ивановым-Можайского, да в городе на посаде дворы около святого Егорья, каменные церкви, Марь-инские-Федоровы; да даю ему Ржеву, Волок, Рузу, да луг на реке Москве под Крутицею, да что ему дала Марья и двор свой внутри города на Москве, ино то его и есть. А сына своего Ондрея меньшого благословляю в Москве садом княжим Петровым Дмитреевича; да у Москвы село Тапинское, да Ясеневское, даю ему Вологду и с Кубеною и с Заозерьем, а княгине своей даю Ростов, до ее живота; а князья ростовские, что ведали при мне, ино по тому держат и при моей княгине, а княгиня моя у них в то не вступается. А возьмет Бог мою княгиню, и княгиня моя даст Ростов моему сыну Юрию, а он держит по тому же, как держала его мати».
Благословение
Великий князь слушал волю свою последнюю и головою кивал. От лампады падал свет на его лицо бледное, на черные незрячие впадины под бровями седыми.
– Прочти еще мне, боярин Федор, мой завет детям и ближним моим…
Отыскал боярин нужные строки и стал опять читать:
«А вы, дети мои, чтите и слушайте своего брата старейшего Ивана в мое место своего отца; а сын мой Иван держит своего брата Юрья, и свою братью меньшую, в братстве без обиды. А хто моих бояр имеет служите моей княгине, а живут в уделах детей моих, и тех бояр дети мои блюдут с единого. А хто будет моих казначеев, или хто моих дьяков прибыток мой от мене вдали, или посельских, или тиунов, или хто женился у тех, ино те все не надобны моей княгине и моим детям; а хто сию мою грамоту переступит, ино по евангельскому словеси: хто преслушается отца и матери, и заповеди их не хранит, смертью да умрет».
– Истинно христианская воля твоя, господин и великий князь! – сказал старый Стрига-Оболенский.
Но великий князь уже не слышал его. Утомился он и впал в забытье тяжелое. Перекрестились оба на икону, взяли грамоту и вышли из горницы. Князь Оболенский только промолвил старому ключнику:
– Пошли за духовником великокняжеским, за архимандритом Спасским Трифоном.
Москва – Третий Рим
Великокняжеский выбор
После завершения строительства Успенского собора великий князь Иван III продолжил преобразования Московского Кремля. Под руководством итальянских архитекторов Пьетро Солари и Марка Фрязина русские мастера вместо обветшавших белокаменных кремлевских стен возвели стены и башни из хорошо обожженного кирпича. С тех пор площадь территории Кремля почти не менялась. В самом Кремле псковские мастера перестроили Благовещенский собор, который считался домовой церковью великих князей. Была возведена Грановитая палата – зал для торжественных собраний и приема послов, – получившая свое имя по отделке с внешней стороны гранитом.