Москва Поднебесная
Шрифт:
Нистратова задумалась, недоверчиво посматривая на хитрого зверька. Казалось, говорил тот со всей серьёзностью, словно активист-агитатор, открывающий глаза на истину.
– Что есть добро и что есть зло, – изрёк Жерар, – объективно не знает никто! Кроме одного Бога! Но есть выработанные за столетия существования человечества моральные принципы! Они все в инструкции прописаны…
– В инструкции? Это в какой? – удивилась докторша.
– В Библии, по-вашему. Только никто, в сущности, по правилам этим не живёт, а всё потому, что все вы, люди,
– Как это ограниченны? – не поняла Наталья Андреевна. – Я лично себя ограниченной не считаю!
– Я тоже! – прохрюкала Лавандышева обиженно, но, увидев злобный оскал Жерара, замолчала.
– А так. Вас всех, образно говоря, как обухом по голове при рождении глушат, и, подобно умалишённым, в одну клинику сажают. Вывешивают распорядок дня, обязанности каждого, правила поведения, и вы в этом мире живёте, совершенно не соображая, зачем то и почему это. Но есть такие, которых оглушили недостаточно хорошо, и они начинают что-то припоминать, догадываться, что бытие их искусственно создано, что для них всё бы по-другому должно быть. Вот и начинают они кто картины писать, кто стихи, а кто и на соседа по палате с ножом кидаться. Вот в чём весь фокус!
– А кто же нас, это… как вы говорите, глушит?
– Известно, кто. Ангелы ваши. Ангелы-хранители. Вы думаете, почему они хранителями называются? Думаете, охраняют вас от несчастий? Как бы не так, они в этой клинике вроде санитаров, охраняют вас, чтоб не сбежали.
– Жутковатая картина, – вымолвила Наталья Андреевна, – и что же, это всё правда?
– Правда, правда, – подтвердил крыс, – ну, я, конечно, утрировал, не всё так печально, но факт есть факт: проект терпит крах. Люди несчастливы. Мир жесток и зачастую несправедлив. Единой цели у человечества нет. Да и быть не может, ибо все вы, как я и сказал, разные!
– А что же Елисей мой? Он-то тут при чём? – вспомнила супруга о пропавшем муже.
– А вот Елисей ваш как раз и есть камень преткновения. Он, в будущность свою ангелом, совершил недопустимую оплошность: одного человека оставил свободным.
– Как так?
– А так. Долго подробности объяснять. Но смысл в том, что в клинику-то он его поместил, а вот оглушить как следует забыл. Тот теперь очухался от наркоза и решил с действительностью бороться. Изменяет её на своё усмотрение при помощи своего нового ангела-хранителя. Но нам-то это как раз и на руку.
– Подождите, подождите, – догадалась Нистратова, – это вы про события последних дней, что ли?
– Именно! – улыбнулся крыс.
– Значит, и башню этот самый очухавшийся уговорил? – догадалась Нистратова.
– Он!
На минуту воцарилось молчание, которое нарушила телезвезда, издав истошный горловой и крайне неприятный звук:
– Так это тот, что ли в кепке, что меня работы лишил? Это он, значит, мне карьеру угробил! – прозрела вдруг Вознесенская. – Он, выходит,
– Должен признаться, мне ход его мыслей нравится, – рассмеялся Жерар. – И водка его рук дело! – посерьёзнев, добавил он.
– Так что же вы его не поймаете! – завизжала обернувшаяся свиньёй телезвезда, совершенно не вникая, по всей видимости, на чьей стороне крыс. – Его же в милицию надо сдать! Где у вас телефон? Срочно звонить надо!
Эллада вскочила и принялась торопливо семенить по трюму корабля, цокая каблуками. Она силилась найти телефонный аппарат, который представлялся ей почему-то непременным атрибутом морского судна.
– Тут никакого телефона нет, Малявкина! – крикнул на неё крыс.
– А чё это он тебя всё Малявкина да Малявкина? – удивилась подруга певица, сильно вспотев в кошачьем костюме.
– Почём я знаю, – неуверенно отозвалась обряженная медсестрой Вознесенская, злобно косясь на Жерара, – крыса, она и в Африке крыса!
– Подруга ваша никакая не Эллада Вознесенская, а натуральная Фрося Малявкина – безграмотная деревенская дура, приехавшая покорять Москву и добившаяся всего кратчайшим путём, то есть через интим! – объяснил, сверкнув глазками, Жерар.
– Ложь! – вскрикнула Вознесенская. – Я талантливая! Я сама всё! Не то, что эта… – кивнула она злобно на подругу.
– Что-о? Да это я талантливая! А ты бездарность! – огрызнулась Лавандышева, сорвав с лица кожаную маску, под которой ей стало совсем невозможно. Жуткий её пятачок блестел и трясся от негодования. – Специально меня, сука, водкой опоила, чтоб я такой же, как ты, свиньёй стала!
Наталья Андреевна, увидев жуткую физиономию женщины-кошки, ахнула и, схватившись за сердце, попятилась. Тут и медсестра, не видя более смысла скрывать внешность, сорвала защищавшую её мерзкий вид повязку.
– Ах ты, стерва! – крикнула Вознесенская и прыгнула на подругу, вцепившись той в мокрые потные волосы, безобразно висящие клоками, как грязное тряпьё. Лавандышева пронзительно завизжала и со злостью впилась зубами телезвезде в свинообразный нос, что вызвало у теледивы непроизвольные слёзы. Эллада в ответ резко ударила атаковавшую певицу под дых. Звук получился такой, словно кто-то уронил на пол сгнивший арбуз.
– Блянища! – просипела певица и пихнула подругу коленом в живот.
– Мразь! – быстро ответила та и плюнула в правый глаз Лавандышевой.
Обе снова ожесточённо схватились и завертелись на полу, пыхтя и исторгая проклятия в адрес друг друга. Крыс Жерар, с отвращением глядя на двух сражающихся дамочек, тихо подошёл к Нистратовой. Ростом он был ей по пояс, а длинный розовый хвост его напоминал пастушью плеть. Драгоценная шпага Жерара проскрежетала по полу, и заведующая, с ужасом наблюдающая битву, повернулась к крысу. Тот, взяв её за руку прохладной шерстяной лапкой с маленькими нежными пальчиками, увлёк за собой к лестнице, ведущей наверх, на палубу.