Москва Поднебесная
Шрифт:
– Нет. Он личность. Полноценная личность. И личность не нашего мира!
– О чём вы? – насторожился Василий, который плохо понимал предмет спора двух высших существ.
– Оставшись свободным, – пояснил Архангел, – ты неожиданно для самого себя начал создавать в этом мире объекты и персонажи, которые никак не возможны в реальности без нашего вмешательства. То, что было с башней, по твоему желанию выполнил Дриммейн. Это же касается самолёта, водки и прочего, но вот холодильник…
– Что холодильник? – испугался «Samsung», встрепенувшись, и мантия его осыпалась.
– Твоё появление необъяснимо! Это могло случиться только по ЕГО воле. – Архангел указал взглядом в кружащееся хаотически небо. – По воле Господа! Но это воля не его… Твой создатель – Василий. И это значит только одно:
– Но… но что же тогда получается? – опешил Метатрон. – Каждый человек гипотетически бог?
– В сущности, каждый. Если его сознание не ограничивать.
– Но ведь этого не может быть!
– Почему?
– Всему должны быть границы! Если каждый бог, то кто стоит над ними? Над всеми богами? – Растерянный Метатрон непонимающе хлопал ресницами.
– А почему ты решил, что кто-то должен над ними стоять?
– Но ведь так устроен мир!
– В том-то и дело, что, рассуждая таким образом, ты сам заведомо ограничиваешь себя. Наша модель сознания подстроена под обязательное приятие более высшего над нами, ибо мы ЕГО слуги. Свободный же человек не имеет желания подчиняться и исполнять чью-либо волю. Он просто не чувствует этого!
– Да? Ты и впрямь не чувствуешь? – обратился Метатрон к Василию.
– Я не знаю ещё, – ответил он. – Пожалуй, не чувствую. Но мне кажется, чем больше я слушаю вас, тем глубже понимаю, о чём вы пытаетесь сказать. И тем глобальнее ощущаю в себе силу. Я понимаю теперь, что мой настоящий мир не здесь. Мой настоящий мир – это всё то, о чём я мечтаю! А этот… В этом слишком много грязи, глупости и насилия. Я не знаю, почему это так, то ли оттого, что люди ограничены стеной сознания, то ли оттого, что души их ограничены с самого рождения? А может, ещё по какой причине… Всё, с чем я попытался бороться изначально, пожалуй, вовсе не является злом, но обращено во зло именно людьми, их глупостью и алчностью. Их ленью. Средства массовой информации, телевидение, самые популярные среди людских масс таблоиды не говорят и не пишут о душе, человеке, о его месте в этом мире, о его цели… Но с тупым постоянством и упорством ежедневно повествуют, например, о том, какую причёску накрутила себе великосветская «звезда», да какой телефон требуется купить в этом сезоне, чтобы стать по-настоящему счастливым. Модным и стильным. На пьедестал поставлены вещи и стремление к обладанию ими! Ценность души замещена ценностью автомобиля, в котором едет тело, приютившее эту самую душу. И люди, одурманенные ложными желаниями, стремятся превзойти друг друга посредством приобретения чего-то материального, обогащения финансового, но не духовного, и посредством унижения себе подобных. Нет, это общество не моё! – Глаза Василия горели, он словно не видел перед собой ничего. – Или алкоголь. Разве так плох алкоголь? Вовсе не плох, а порою и необходим, для релаксации. Но потреблять его в таких количествах, как это делают они? Изо дня в день упиваться до состояния не животного даже, а бессмысленной неразумной амёбы? Впрочем, что это я? И амёба имеет цель и функцию, а безудержная пьянь представляет из себя лишь алчущую новой и всё большей дозы алкоголя мразь, вместо мозга у которой в голове кишит омерзительная склизкая гниль. Общество, большая его часть, неизлечимо больна, и я уверен, что дело не только в стене! Я думаю, что далеко не всякое сознание, пришедшее в мир, имеет свою вселенную. Какая может быть вселенная у человека, готового служить любому царю, любой идее, только потому, что этой идеей заражено большинство? Какая вселенная родится у того, кто, страшась собственной смерти, трясясь за свою жалкую жизнь, может по приказу другого, имеющего над ним власть, убивать? Вся человеческая история – это кровь. И кровь бессмысленная. Никчёмное месиво во имя ущербных мимолётных идей! Война оголтелого стада против соседнего стада за обладание стойбищем. Один идиот залезает на вершину холма, придумывает боевой клич, и сразу вокруг него собирается сонм послушных кретинов, готовых разорвать любого, кто клич этот слушать не желает. Это люди? У них есть вселенные? Представляю себе, какие миры создали бы, например, надсмотрщики гитлеровских концлагерей…
– А вот тут ты попал в точку, Василий, –
– Не знаю, – ответил Василий. – Ещё неизвестно, что вырастет из такой вселенной. Впрочем, это личный выбор каждого. Если в мире существует столько насилия, значит, кому-то оно необходимо. Ты знаешь, – он вдруг повернулся к своему ангелу, – теперь я ясно чувствую свою вселенную. Она там! И я не желаю больше иметь ничего общего с этим миром…
С этими словами Василий повернулся к стене и вдруг, воспарив, полетел к ней. У него не выросли крылья, он не превратился в какое-то иное существо, он просто и легко начал скользить по воздуху, как осенний листок, подгоняемый ветром.
Приблизившись к сотам с мерцающими в них кирпичами сознаний, он устремился ввысь. Могло показаться, что его плавно тянут вверх невидимые тросы, но лёгкость, с которой он летел, отметала эту версию.
– Это делает он сам? – удивилась Анастейд, обращаясь к Дриммейну.
– Сам. Я ничем не помогаю ему.
– Невероятно!
– А как же я? – опешил «Samsung», видя, как удаляется хозяин. Но ему никто не ответил. Тогда он сквозь хлопья снега покатился к стене, гудя и роняя внутри себя продукты и бутылки.
Грохот, с которым холодильник мчался к величественному сооружению, остановил Василия. Он обернулся и вытянул руку, приглашая друга за собой. И в этот самый миг «Samsung», словно попав вдруг в невесомость, оторвался от земли и поплыл вслед за своим создателем.
Лисичкина, которая давно находилась в объятиях Загробулько, восторженно ахнула, наблюдая одним глазом чудесную картину. Вторым она созерцала переносицу майора, с которым самозабвенно целовалась уже десять с лишним минут, пока все вели беседу вселенского значения. Сам майор Загробулько и думать забыл о том, где находится, кто такие все собравшиеся и кто такой он сам. Он был счастлив. Недавно он воскрес, а теперь плыл в океане безумной любви. Захлёбывался его водами. Качался на лазурных волнах. Гиб! Он тонул в нём с головой, как тот трёхмачтовый фрегат, пробитый им же, навечно, без надежды на спасение.
– Что же нам делать? – Метатрон, совершенно растерянный, обратился ко всем стоящим.
– Мы должны полностью отпустить его, – изрёк Архангел.
– А разве мы его держим? – удивился Гор, наблюдая, как Василий с холодильником летят сквозь снег, озаряемые лучом света, бьющим откуда-то с высоты. Всем было видно, как из стены, почти у самой круговерти неба, бьёт яркий луч. Словно немыслимой мощи прожектор с вершины горы. Но свет его не рассеивался, он был ровным и чистым. Ярким в каждой своей доле.
– Это вселенная его разума зовёт своего хозяина к себе! – проговорила Анастейд.
– Кирпич его сознания! Он всё ещё существует. И он находится у вас, – напомнил Михаил.
Крыс Жерар, стоящий до этого в стороне, устремился к Елисею, который крепко держал сумку. Встав возле него, крыс невыразимо печальными глазами впился в Нистратова, словно продрогший под дождём уличный пёс. Не отдать ему сумку казалось преступлением жутким, сравнимым, может быть, с тем, как пнуть грудного ребёнка кирзовым сапогом.
– Отдай, – повелел Метатрон.
Елисей протянул свою ношу Жерару. Крыс бережно достал кирпич сознания, который теперь не был матово-чёрным, а, наоборот, мерцал, словно сумасшедший бриллиант посреди пылающей комнаты.
– Развей его, – приказал Архангел Дриммейну.
Ангел подлетел к кирпичу сознания и, бережно взяв из лапок зверька, вознёс над головой. И ангел запел, пронзительно и чисто, на необъяснимом языке, несуществующими для сознания нотами, и каждый слышал в его песне что-то своё. Елисей, зачарованно глядя на удаляющегося ввысь свободного человека, услышал такое: