Москва слезам не верит

Черных Валентин Константинович

Она проснулась и встретилась взглядом с Рудольфом. Он рассматривал ее. Ей захотелось прикрыться, но прикрыться было нечем.

– Принеси халат из ванной, – попросила она.

О чем мы будем говорить, что он скажет, когда вернется? Лучше бы поцеловал и ничего не сказал, но Рудольф, укрыв ее халатом, сказал:

– Поразительно!

– Что поразительно? – спросила она.

– То, что ты оказалась девушкой и что я у тебя первый. Это так приятно!

Что-то ей не понравилось в его словах, но она не хотела это додумывать до конца.

–

И еще, – сказал Рудольф, – если бы ты не была девушкой, то я подумал бы, что ты профессионалка.

Катерина молчала, не понимая, о чем он говорит.

– Ты такая понятливая, так слушаешься, так чувствуешь партнера, – продолжал Рудольф.

Она подумала, что у него, наверное, было много женщин и, наверное, есть какие-то правила, как быть с мужчиной, чтобы ему нравилось; она этих правил не знала, просто так получилось, и в следующий раз может не получиться. А Рудольфа учила, наверное, опытная женщина, старше его, разведенная. Катерина знала, что столичные парни жили с женщинами старше себя, потом их почти всегда бросали и женились на молодых.

– Я пойду в ванную, – сказала Катерина.

В ванной она закрыла дверь на задвижку, хотя зачем закрываться, он уже видел ее совсем голой. Одна стена в ванной была сплошным зеркалом. Катерина осмотрела себя. Что в ней изменилось теперь, когда она стала женщиной? Она не нашла никаких изменений, кроме голубоватых теней вокруг глаз. Она попробовала разогнать их, размять пальцами, но тени не исчезали. Иногда она, когда ехала утром на работу, видела эту голубизну под глазами у других женщин. Сейчас поняла: значит, они были счастливы ночью. Потом она, глядя на женщину, всегда определяла, была ли та счастлива: у тех, кто ничего не испытал, глаза были обыкновенными.

Катерина встала под душ и увидела, что вода стала красноватой. Она знала от старших, что после того, как мужчина впервые войдет в тебя, должна быть кровь, но все-таки ей стало неприятно.

Она насухо вытерлась, надушила волосы и грудь, чуть-чуть, чтобы убыль духов во флаконе не заметила Изабелла, и вышла из ванной.

Рудольф на кухне жарил яичницу.

– Очень хочется есть, – пояснил он.

Они снова сели за стол. Рудольф налил ей шампанское, а себе водки. Она выпила с удовольствием, очень хотелось пить. Ее движения стали не очень точными, она не могла поймать вилкой маслину и рассмеялась.

И Рудольф рассмеялся. Самое время рассказать ему всю правду, но не хотелось. Рудольф сел к ней на подлокотник кресла, распахнул халат и стал целовать ее грудь, потом поднял ее и на руках отнес в постель. Я, наверное, тяжелая, подумала Катерина, и ей стало жалко Рудольфа.

Рудольф не торопился. Он расстегивал пуговицы на халате все ниже и ниже, и она опять оказалась голой. Он тоже разделся. Катерине очень захотелось посмотреть на него – она ни разу в жизни не видела голого мужчину, только маленьких мальчиков. Она приподнялась, разглядывая его.

Покрасневшее лицо Рудольфа нависло над ней. Она увидела его расширенные

зрачки и даже немного испугалась, но тут же забыла про все. Она слышала его тяжелое дыхание, подумала, что, может быть, ему тяжело, он поднимал и опускал свое тело, и, когда он опускался, она поднималась ему навстречу. И вдруг с нею что-то случилось, горячая волна распирала ее бедра. Ей хотелось, чтобы он двигался быстрее, она не выдержала и сказала ему:

– Ну, быстрее! Я тебя умоляю!

Но Рудольф, наоборот, замедлил движения, и тогда заспешила она и уже не могла удержаться, обняла его, и ей показалось, что она на мгновение потеряла сознание.

Потом она услышала голос Рудольфа:

– Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

Она хотела спросить, сколько же у него было женщин, но не решилась.

– Мне сказать «спасибо» за комплимент? Что обычно отвечают женщины, когда их хвалят?

– По-разному, – Рудольф устало улыбнулся. – Что-то вроде: что ты, что ты, дорогой! Это не я, это ты был прекрасен!

– Здесь я пас, – призналась Катерина. – Мне не с кем тебя сравнивать. Ты первый и единственный.

– Я бы хотел таким и остаться, – сказал Рудольф.

– Я тоже этого бы хотела, – согласилась Катерина.

…Потом такие признания она будет выслушивать и от других мужчин. Один из ее любовников, он же деловой партнер, скажет:

– Ты талантлива во всем. И в постели тоже.

Катерина поверила ему. Она вообще хорошо чувствовала свое тело. Хорошо танцевала, играла в волейбол, в теннис, хорошо водила машину. Она чувствовала мужчину, как механизм со своими особенностями – так же, как чувствовала станок, испытательный стенд. Надо только понять особенности механизма и подстроиться. Позднее она была всегда готова на импровизации, если мужчина этого хотел, но стеснялся, не мог решиться – тогда она решала за него. Некоторые мужчины любили, чтобы решали за них, направляли, диктовали…

Катерина разбудила Рудольфа утром перед тем, как должна была прийти Людмила с вечерней смены. Рудольф снова потянулся к ней, но он спешил, и все быстро закончилось.

У двери он поцеловал ее, вернее, клюнул в губы и ушел.

Людмила вошла, оглядела ее и сказала:

– Сегодня ты не работник. Позвони, скажи, что заболела, отоспись.

– Мне надо обязательно, – объяснила Катерина.

Она смотрела, как завтракает Людмила, ей есть не хотелось.

– Ну, как он? – спросила Людмила.

– Не знаю. Мне не с кем сравнивать…

– Расскажи, как все было.

– Собственно, нечего. То ли было, то ли нет…

Катерина не стала рассказывать. И потом она никому никогда не рассказывала о своих отношениях с мужчинами.

– А как он отреагировал на то, что ты не дочь академика и через два дня съезжаешь с этой квартиры?

– Никак, – ответила Катерина.

– Совсем никак? – поразилась Людмила.

– Совсем никак, – подтвердила Катерина. – Мы об этом просто не говорили.