Москва слезам не верит
Шрифт:
– У меня к вам еще есть вопросы, – остановила его Катерина и продолжила: – Во всей передаче меня интересует только концовка с фамилиями людей, которые мешают реконструкции комбината. Если ее вырежут, с вашего согласия или без вашего согласия, я устрою грандиозный скандал. В таких ситуациях всегда ищут крайнего, чтобы наказать его. Естественно, крайним будете вы.
– Конечно, – согласился редактор.
– Вам вынесут выговор по партийной линии или просто уволят. Поэтому оставляйте эту передачу. А вашему начальнику, как он у вас
– Главный редактор.
– А главному редактору скажите, что Тихомирова – большая сука, которая способна на любой скандал. Поговорите с бывшим директором комбината, с бывшим главным механиком Самсоновым, они подтвердят. Запишите их фамилии. Я бы хотела расстаться с вами по-дружески, потому что противник я очень неудобный – коварный и мстительный.
Катерина подумала, что она почти слово в слово повторила Петрова.
– Да, да, конечно, – подтвердил редактор. Катерина его явно напугала. Он привык, что телевидение любили, перед ним заискивали, оказывали услуги.
Пока редактор и Катерина разговаривали в кабинете, Рачков задержался в приемной.
– Да, – сказал он Аделаиде, будто только что вспомнил, – передачу в эфир могут поставить в любой момент, и вдруг мы не сможем застать вас на работе. На всякий случай дайте мне домашний телефон директора, я ей обязательно позвоню.
– Ради бога, не забудьте, – попросила Аделаида и написала на листке домашний телефон Катерины.
– Непременно, непременно, – заверил ее Рачков. – Очень интересная женщина, очень.
– Она у нас умница, – поддалась на лесть Аделаида. – У нас шутят, что ее улыбка стоит полмиллиона в валюте. Однажды вели переговоры о закупке оборудования, поставщик оказался упрямым, но, когда подключилась Катерина Александровна, он сбросил полмиллиона.
– Удивительная женщина! На такую женщину невозможно не обратить внимания. Улыбается – глаз не оторвать.
– Не влюбились ли вы? – кокетливо спросила Аделаида.
– Не решусь, – развел руки Рачков. – Замечательные дети, замечательный муж.
– Не дети, а только дочь, – поправила Аделаида. – И никакого мужа. Я думаю, у вас есть шансы.
– Вы вселили в меня надежду, – Рачков улыбнулся самой своей очаровательной улыбкой.
Когда Катерина вышла в приемную, Аделаида ей радостно сообщила:
– Мне кажется, оператор в вас влюбился.
– Так, – Катерина все поняла, – домашний телефон спрашивал?
– Да, – сдалась Аделаида. – Он сообщит, когда передача будет в эфире.
– Что еще спрашивал?
– Он почему-то решил, что у вас муж и дети.
– И вы ему сказали, что у меня только дочь и я не замужем?
– Да, – подтвердила Аделаида. – Вы так ему понравились. А на руке у него нет обручального кольца. Он явно не женат и очень симпатичный.
– Он симпатичный сукин сын. – И Катерина ушла к себе в кабинет. Успокойся, приказала она себе. Пусть только попробует сунуться! Получит сполна.
Зазвонил телефон. Катерине не хотелось ни с кем разговаривать, но Аделаида трубку не снимала. Катерина выглянула в приемную – Аделаиды не было. Пошла поплакать в туалете, поняла Катерина. Надо бы ее заменить, подумала она, но, пока воспитаешь и научишь работать нового секретаря, уйдут годы. Да и просчет Аделаиды только в одном: она очень хочет, чтобы я была счастливой, а счастье видит в замужестве, потому что сама никогда не была замужем.
Телефон надрывался. Катерина сняла трубку:
– Тихомирова.
– Катерина, ты пропустила два заседания комиссии.
Это звонил председатель комиссии по материнству и детству из Моссовета. Катерина работала в ней.
– Прости. Я отслужу.
– Есть срочное поручение от председателя.
– Лично мне?
– Комиссии. Но на вчерашнем заседании решено поручить тебе.
– Я на той неделе заеду, – пообещала Катерина.
– В понедельник выводы нашей комиссии должны лежать у председателя на столе. Приезжай сегодня же.
– А по телефону ты объяснить не можешь?
– Это не телефонный разговор.
– Что, государственная тайна?
– Да, – подтвердил председатель.
– Хорошо, – согласилась Катерина. – Завтра заеду.
– С утра, – поставил условие председатель.
– После обеда, – ответила Катерина.
Председатель знал, что спорить с ней бессмысленно, она всегда делала так, как считала нужным.
– Ладно, – согласился председатель. – Это дело, по всей вероятности, криминальное, может быть, придется подключить милицию.
– Подключу. – Катерина положила трубку.
Как депутат Моссовета, она принимала посетителей на своем участке раз в неделю. Жалобы были привычные. Текли крыши, а жилищно-эксплуатационные конторы их не ремонтировали; пили мужья, и жены просили места в лечебно-трудовых профилакториях; жаловались на автовладельцев, которые ставили машины на тротуары. На заседание комиссии Моссовета Катерина ходила редко, их комиссия была бестолковой и крикливой, потому что в ней работали в основном депутаты-женщины.
Катерина прошла в комнату отдыха за кабинетом, включила кофеварку и закурила. Рачков, которого она так любила когда-то, показался ей сегодня амбициозным и стандартным, таких за эти годы она встречала часто. Она заранее знала, с чего они начинают разговор, что просят, что предложат. Но зачем он взял домашний телефон? Что он попытается сделать? Сейчас, когда у нее был Гога, она не хотела никого впускать в свою жизнь. А вдруг Александре захочется познакомиться со своим отцом? Она имеет на это право. Девочкой она часто спрашивала об отце, но уже несколько лет эта тема исчезла из их разговоров. Хорошо бы посоветоваться с Гогой, подумала она. И решила, что сегодня же ему все расскажет. Но вечером Гога позвонил и предупредил, что его не будет десять дней – он уезжает в командировку на рижский радиозавод.