Москва в огне
Шрифт:
— Ясно, — ответил я и, крепко пожав руку Южину, поспешил на улицу.
По дороге я ругал себя, называл мальчишкой и всяческими другими обидными словами. «И как это меня угораздило соврать члену комитета! Хотел казаться солиднее? Чушь какая-то…»
Под вечер я был уже у Елены Егоровны. Прошел со двора, черным ходом. Дверь в кухню открывалась бесшумно. Переступив порог, я неожиданно увидел незнакомого студента, который ходил из угла в угол и наставительно разъяснял что-то Елене Егоровне. Это был молодой человек лет двадцати пяти, полный, румяный,
Елена Егоровна познакомила нас.
— Митин, — коротко отрекомендовался студент, мягко пожав мне руку.
Я невнятно буркнул свою фамилию.
Студент, видимо, не расслышал:
— Рожнов? Очень приятно.
Я не хотел сообщать свою фамилию первому встречному и потому не стал поправлять его: Рожнов так Рожнов.
Елена Егоровна встретила меня как старого приятеля и тотчас усадила за стол.
— Выпей пока чашку кофею. А вы, товарищ Митин, продолжайте, Павел свой человек и тоже послушает… Студент кивнул головой и снова зашагал из угла в угол, покачиваясь как утка.
— Так вот, дорогая Елена Егоровна, — заговорил он поучительно, — меньшевики, видите ли, тоже за революцию, тоже за восстание, но, — тут он поднял палец и на секунду задержался у стола, — но мы не считаем возможным организовывать революцию, сочинять планы восстаний, как это делают Ленин и большевики. Мы не считаем возможным заранее вооружать народ разными пистолетиками и бомбами…
— А как же иначе? — удивилась Елена Егоровна. — Я чтой-то не понимаю.
Митин покосился в мою сторону, а я подумал: «Знакомые речи! Меньшевики и здесь ничему не научились».
Студент спокойно продолжал:
— Разъясняю: революция, видите ли, явление стихийное, всенародное и возникает внезапно, как буря, сметая все на своем пути. Можно организовать дворцовый переворот, но революцию — никогда! А на ваш вопрос, дорогая, я могу ответить словами известного теоретика марксизма товарища Плеханова: «Надо вооружать народ желанием вооружаться». Же-ла-ни-ем, видите ли, а не конкретным, материальным оружием, которое можно взять в руки и пощупать…
Дальше я уже не мог терпеть и, отставив кофе в сторону, вспылил:
— Вы чепуху городите, товарищ Митин! Плеханова, как теоретика марксизма, я уважаю не меньше вас, но в этом вопросе он оппортунист. Нас будут бить из пушек и пулеметов, а мы начнем отстреливаться вашим «желанием»? И вы думаете победить таким духовным оружием? Вы же толстовец, товарищ Митин, а не революционер! Неужто вы не понимаете, что, советуя вооружать народ лишь желанием вооружаться, на деле вы разоружаете революцию, всаживаете нож в спину?..
К сожалению, в полемике я не отличался выдержкой и допускал такие выражения, которые сразу поднимали противника на дыбы. Но флегматичный студент даже не поморщился и, продолжая шагать от рукомойника к двери и обратно, хладнокровно отбивался от моих наскоков. Меня это взбеленило еще больше, и, часто перебивая студента, я стал доказывать, что революция уже началась, что вооруженное восстание висит над головой и что вооружение рабочих стало практической задачей нашей партии.
— Вы, меньшевики, чистейшие оппортунисты! — кричал я, размахивая чайной ложечкой. — Вы тянетесь в хвосте событий! Вы все еще уверяете нас, что гегемоном революции должна быть буржуазия! Вы не хотите видеть, что на деле рабочий класс давно уже идет во главе движения!..
…Елена Егоровна, скрестив на груди руки, с интересом слушала нашу перепалку.
Не прошло и десяти минут, как спор принял «личный характер», и, конечно, по моей вине.
— А вас, товарищ Митин, я просто не понимаю. Московские меньшевики, как известно, поддерживают лозунг большевиков о вооруженном восстании и даже организовали две или три боевые дружины. Спрашивается: чем же вы вооружали их, товарищ Митин, — желанием вооружаться или все-таки пистолетиками?
— Пейте кофей, товарищи! Пейте кофей, — перебила нас Елена Егоровна, — а то остынет. Садитесь за стол, товарищ Митин. Все равно, ваше дело швах…
Я рассмеялся, а Митин сердито обрушился на стул, продолжая отбиваться:
— Нет, вы послушайте, дорогая, что он говорит! Он не умеет теоретически осмысливать события. Он обвиняет меня в каких-то противоречиях! — И, обратившись уже ко мне, он победоносно завершил — К вашему сведению, товарищ Рожнов, я сам состою членом студенческой боевой дружины и, если хотите знать, имею браунинг в кармане. Но это вовсе не значит, что я собираюсь вооружать народ и сочиняю планы восстания, как некоторые…
Мы бы, вероятно, долго еще спорили, если бы Елена Егоровна не напомнила:
— Нам пора идти, Павел. Допивай кофей и одевайся.
— В таком случае я пройду к Анне Леонидовне, — сказал студент и, лениво пожав нам руки, вышел из кухни. Мы стали одеваться. Я вспомнил об Анне Петровне, которую так нахваливал Южин. Не о ней ли говорила хозяйка книжного магазина, когда я спрашивал о Вере Сергеевне? Если она бывала на женских собраниях, ее может знать и Елена Егоровна.
— Конечно, знаю, — охотно подтвердила мою догадку Елена Егоровна. — Анна Петровна два раза у нас выступала. Она говорит так просто, будто сама в прислугах состояла и знает все наши обиды и огорчения. Однако надо идти, а то опоздаем.
В женском царстве
Был уже вечер. Мороз спал. Снег мягко похрустывал под ногами.
Идти нам пришлось недолго, так как собрание было назначено в богатом барском доме на Тверском бульваре — от Никитских ворот рукой подать.
— Вот мы и пришли, — сообщила Елена Егоровна, останавливаясь у парадных дверей большого двухэтажного здания.
Здесь мы наткнулись на двух почтенных дам.
— Ваши билетики, товарищ? — спросила одна из них, обращаясь к Елене Егоровне.