Москва времен Чикаго
Шрифт:
— Вот как? — оживился Генеральный прокурор. — Интересно! До сих пор мы имели дело с грабежами банков, которые осуществлялись со стрельбой и взломом сейфов. Получается, Запад и здесь просветил нашу страну?
— Получается.
— И кто же в нее входит, в эту преступную группировку? Есть известные люди?
— Есть. Титовко, например.
Александр Михайлович оживился еще больше. Даже привстал и внимательно посмотрел на Виктора Васильевича, словно хотел убедиться наверняка: не разыгрывают ли его? Но начальник Следственного управления смотрел на него серьезно. Да и не в повадках этого степенного человека было легкомысленное поведение.
— А доказательства?
— Имеются.
Виктор Васильевич повернулся к молчавшему все это время Ускову:
— Включай запись.
После того как диктофон выдал последнюю фразу, Генеральный прокурор какое-то время молчал. Видимо, обдумывая ситуацию и последствия данной информации. Затем поинтересовался:
— Поясните, где была сделана запись?
— На загородной даче Джевеликяна. Час назад.
— А санкция на прослушивание? Вы получили ее у прокурора?
— Да, Александр Михайлович, — ответил начальник Следственного управления и назидательно посмотрел на Ускова.
— Отлично! В таком случае можно считать это официальным документом. А что за таинственный «Банда-банк»? Неужели у нас в стране уже появились учреждения с такими криминальными названиями?
Виктор Васильевич улыбнулся:
— Нет, конечно. Видимо, это условное название банка, в который переводятся средства.
— Думаю, — впервые вмешался в разговор Андрей, что это банк в том областном центре, где мэром небезызвестный вам Петраков.
— Вот как?! — снова воскликнул Александр Михайлович. — Очень интересно! Значит, собирается знакомая компания: Титовко, Джевеликян и Петраков.
— Похоже, что так, — согласился Виктор Васильевич.
— Но ведь Джевеликян сидит в следственном изоляторе. Как же он может участвовать в этом деле?
— Я думаю, — опять вмешался следователь, — что они на время выключили его из игры. Джевеликян предоставил им свою дачу под штаб-квартиру для проведения этой операции. А когда его посадили, эти друзы просто обрадовались, что не надо с ним делиться.
— Тем более учитывая взрывной и непредсказуемый характер этого… Мягди Акиндиновича… Им лучше какое-то время обходиться без него, — добавил Виктор Васильевич.
— Разумно. Вполне согласуется с образом мысли и действий этих господ-чиновников. Так, ваши дальнейшие действия?
— Считаю, что надо поставить в известность ФСБ, — ответил начальник Следственного управления.
— Пожалуй, — не совсем уверенно согласился Генеральный прокурор. — Но сначала я должен кое с кем посоветоваться. Пока никаких действий не предпринимать: я вас вызову.
— А прослушивание продолжить можно? — поинтересовался Усков.
— Нужно. Вы же не собираетесь вновь рисковать жизнью, чтобы убрать «жучок» из той комнаты, где он уже находится? — улыбнулся Александр Михайлович.
— Конечно, нет!
— Вот и прекрасно. Ждите моих указаний.
Виктору Васильевичу и Андрею ничего не оставалось, как покинуть кабинет Генерального прокурора, чтобы теперь делать только одно: ждать.
Усков справедливо рассудил, что, пока Генеральный прокурор будет консультироваться, пока переговорит, с кем считает нужным, он, следователь, ведущий дело Джевеликяна, может использовать это время для допроса заключенного. Тем более пока что разговор у них был всего один. И не очень успешный, хотя Мягди и откликнулся на его информацию о Джульетте. Теперь нужно заставить преступника пойти на дальнейший контакт. Чтобы несколько расположить к себе Джевеликяна, он решил провести не официальный допрос в служебной комнате следственного изолятора, а прийти к нему прямо в камеру.
Однако в следственном изоляторе почему-то не спешили пропускать его к подследственному. Находились всевозможные причины, чтобы помешать этому.
Наконец Ускову надоело выслушивать нелепые объяснения, и он пригрозил, что пожалуется их начальству в Министерстве внутренних дел, если его немедленно не проведут в камеру. Андрей уже начинал сомневаться, а в изоляторе ли находится Джевеликян?
Но Мягди Акиндинович, оказывается, никуда бежать не собирался. Более того, он вполне был доволен своим существованием. Следователь застал арестанта, премило беседующим с кем-то из друзей на воле по мобильному телефону.
Ему даже пришлось немного подождать, пока заключенный закончит телефонный разговор. И он не преминул этим воспользоваться.
— Господин Джевеликян, — вполне серьезно заметил Усков, удобно располагаясь на мягком стуле. — А ведь я могу нарушить эту идиллию и возвратить вас туда, где сидят несколько десятков зеков одновременно.
Мягди взглянул на него как бы с удивлением:
— Разве? А я считал, что весь этот комфорт — с вашего разрешения.
— Я что, похож на вашего закадычного друга? — насмешливо поинтересовался Усков.
— Нет, конечно. К сожалению. С вами по крайней мере знаешь, чего ожидать: вы своему слову не измените.
— А вот ваши друзья, насколько мне известно, изменяют. Не так ли?
Джевеликян промолчал. Но по потемневшим, налившимся кровью глазам было видно, что удар попал в цель.
Усков, конечно, ожидал подобной реакции, но не до такой степени. У него даже мелькнула шальная мысль: а не выпустить ли этого горячего и мстительного грузина на волю? Уж он-то не преминет расправиться с предавшими его подельниками так, как ни одно правосудие в мире.
Но тут же прогнал эту мысль. Он столько гонялся за этим матерым преступником, столько положил нервов, времени, усилий, что самому выпускать Мягди на волю было бы не только абсурдом, но и преступлением. Да никто ему этого и не позволит. Ведь он всего лишь следователь, а не судья, чтобы принимать подобные решения. Поэтому Андрей решил продолжить разговор в заданном направлении, которое, кажется, начинает приносить хорошие результаты.
— Так вот, господин Джевеликян, по нашим оперативным сведениям, Титовко и Петраков, пока вы сидите здесь в таких замечательных условиях, делят на двоих колоссальные суммы. Надеюсь, они ставят вас в известность об этом, чтобы потом возвратить долги?