Москва. Путь к империи
Шрифт:
Шемяка, теряя почву под ногами, судорожно искал выхода из опасного положения. Видимо, ему казалось, что слепой Василий теперь не представляет для него угрозы. Зато дети Темного, Иван и Юрий, были силой серьезной! Наследники престола, признанные многими князьями и боярами на Руси и на Москве.
Дмитрий Юрьевич решил нейтрализовать их. На большее он пока не решился. Он попросил князей ряполовских через рязанского епископа Иону привезти в Москву детей, обещал, что даст Василию Темному удел и не будет притеснять его. Спасители сыновей Василия поверили Ионе, привезли мальчиков Шемяке, а тот переправил их в Углич, где под охраной жил низвергнутый и ослепленный великий князь. Неплохой тактический шаг узурпатора, захватившего своих главных соперников в заложники, произвел неожиданный для Шемяки эффект. Оскорбленные вероломством Дмитрия Юрьевича, ряполовские князья объявили ему войну. Они бежали из Москвы,
Действительно, странная борьба развернулась в русских княжествах. Она во многом напоминала сюжеты других многочисленных распрей, но в главном резко отличалась и от междоусобиц Рюриковичей до второй половины XI века, когда конечной целью всех битв была варяжская дорога и Киев, и от бесконечных войн периода феодальной раздробленности, когда основным призом победителя была земля и ярлык на великое княжение. Последняя распря русских князей по внутренней сути своей была не распрей, но гражданской войной, когда граждане той или иной страны ведут между собой яростный спор не за власть, не за уделы, но за стратегию жизни, за тот или иной способ государственного устройства.
Главная беда Дмитрия Шемяки состоит не в том, что он был жестоким, несправедливым, тупым, а в том, что он отстаивал отжившую в Восточной Европе систему государственного устройства. А счастье мягкотелого и очень долго созревавшего для государственных дел Василия Темного заключалось в противоположном: он являлся символом нового государственного устройства. Он был призом за победу — не больше и не меньше.
Шемяка в той ситуации не имел ни единого шанса даже придержать неукротимое движение истории, выиграть у нее время, чтобы попользоваться давно уже потерявшими привлекательность княжескими привилегиями. Вызов, брошенный ему ряполовскими князьями, поддержали другие князья, бояре, люди рангом пониже. Они уходили в Малороссию и готовились к сопротивлению узурпатору. Шемяка в отчаянии призвал к себе священнослужителей. Они посоветовали ему замириться с Василием. Откровенная речь Ионы, занявшего митрополичий двор после удачно проведенной операции с сыновьями Темного, потрясла Дмитрия Юрьевича оценкой содеянного им злодейства, хотя Иона оставил узурпатору шанс на мирное решение конфликта, но только в том случае, если Шемяка сохранит достоинство Василия и его семейства, выполнит свои обещания: «Бог накажет тебя, если ты не выпустишь великого князя с семейством и не дашь им обещанного удела. Можешь ли опасаться слепца и невинных младенцев? Возьми клятву с Василия, а нас, епископов, во свидетели, что он никогда не будет врагом твоим». Дмитрий Юрьевич отправился в Углич.
Встреча в этом городе двух князей могла умилить и растрогать любую добрую душу. Шемяка и Василий были искренни в своих чувствах. Они винились друг перед другом за прошлые грехи, они лили горькие мужские слезы, они были очень похожи в этом на всех Рюриковичей, при встречах, на съездах князей очень чувствительных, прямо как барышни — героини романов XIX века, нежные, даже плаксивые. Василий, растроганный братской встречей, дал клятву и целовал крест. Дмитрий поверил клятве (он был Рюриковичем), и они, довольные, разъехались по своим местам, как боксеры после очередного раунда расходятся по знаку рефери по своим углам. Шемяка отбыл в Москву, Василий — в Вологду.
Но еще слезы не высохли на щеках Темного, как игумен Белозерского монастыря Трифон объявил Василию, прибывшему сюда на богомолье, что клятву, данную «в неволе и страхе», можно считать незаконной, и благословил его вместе со всеми иеромонахами на великое княжение. Прав ли был Трифон? Неважно! Важно другое: по всей Руси быстро росло недовольство Шемякой и столь же быстро возвышался авторитет наследственного владельца великокняжеской власти, о чем в первую очередь говорит факт сближения князя тверского Бориса Александровича с Василием. Два бывших недруга встретились в Твери. Борис Александрович, готовый оказать любую помощь Темному, предложил скрепить союз брачными узами. Сделка состоялась. Семилетний Иван Васильевич был обручен с Марией, дочерью Бориса Александровича.
Свадьба Ивана III Васильевича и Марии состоялась в 1452 году. Впрочем, по свидетельству Н. И. Костомарова, сближение великого и тверского князей состоялось позже, после 1453 года, что не оправдывается логикой событий и не подтверждается летописными сведениями об участии Бориса Александровича в военных мероприятиях Василия Темного против Шемяки в конце сороковых годов.
В 1447 году власть вновь перешла к Василию Темному. Многие летописцы и историки отмечают, что правил он после этого надежно и без явных промахов, медленно, но упорно возвышая и усиливая свою власть и власть Московского княжества над Русью. В 1448 году Василий собрал епископов в Москве, они избрали и посвятили в митрополиты Иону, кандидатуру которого полностью поддерживал великий князь.
На следующий год он законом закрепил «наследственное право юного сына: назвал десятилетнего Ивана соправителем и великим князем, чтобы россияне заблаговременно привыкли видеть в нем будущего государя» [117] .
В середине XV века стало резко усиливаться Казанское ханство, в котором царствовал Мамутек, убивший отца Махмета. Неоднократно его отряды нападали на Русь. Но в 1451 году Москве пришлось испытать ужас нашествия царевича Ногайской Орды, Мазовши. Василий Темный руководить обороной Москвы сам не мог, доверил это дело митрополиту Ионе и отправился к Волге. Вот еще одна особенность московских людей, московских князей. Казалось бы, самый ответственный период в судьбе города — нашествие ордынского войска. Кому как не великому князю руководить обороной столицы? У многих народов мира повелители в таких случаях по норам не прятались. Жители Москвы почему-то мирились с тем, что их великие князья часто оставляли родной город, доверяя его оборону то воеводам, то князьям, то митрополитам, а то и черным людям. Видимо, ценили и берегли своих государей москвичи, как самый что ни на есть драгоценный клад, как главную, если не единственную надежду на будущее.
117
Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 133.
Мазовша подошел к городу, поджег посады, откуда дым и шалые искры летели в Кремль. Эту своего рода газовую атаку защитники выдержали, затем осуществили дерзкую вылазку, заставили ордынцев отойти… А утром Мазовши и след простыл. Испугался царевич, ушел с Русской земли.
Убедившись в том, что опасность миновала, митрополит Иона послал за великим князем. Тот вернулся в Москву и сказал людям самые нужные в данный момент слова: «Бог наказал вас за мои грехи: не унывайте… Буду вашим отцом; даю вам льготу; не пожалею казны для бедных». И горожане, успокоившись, стали угощать друг друга всем, что Бог послал.
В 1452 году, окрепнув и почувствовав уверенность в своих силах, великий князь решил уничтожить мятежного Шемяку и отправил в Устюг, занятый Дмитрием Юрьевичем, своего сына Ивана Васильевича. Молодой великий князь изгнал противника из города, но пленить его не смог. Шемяка убежал на север. Митрополит Иона отлучил мятежника от церкви, запретил православным пить и есть вместе с ним, порицал жителей Новгорода, приютивших беглеца…
Уже многие на Руси поняли, что живой Шемяка представляет собой постоянную опасность для внутреннего мира в стране. И вдруг в 1453 году в Москву явился подьячий Беда и доложил великому князю о том, что Дмитрий Юрьевич умер и торжественно похоронен в Юрьевском монастыре. Эта весть так обрадовала князя, что он пожаловал гонца сразу в дьяки. Быть может, это откровение явилось причиной того, что некоторые ученые посчитали смерть мятежника делом московского князя. Н. И. Костомаров пишет: «Тогда в Москве решили расправиться с Шемякой тайным убийством: дьяк Степан Бородатый, при посредничестве Шемякина боярина Ивана Котова в 1453 году подговорил повара Шемяки приправить ему курицу ядом» [118] . Точных свидетельств, доказывающих причастность великого князя к столь грязному делу, нет. Известно другое.
118
Костомаров Н. И. Указ. соч. Т. I. С. 202.
После гибели Дмитрия Шемяки великий князь начал активно крепить единодержавие. Потребность в этих мерах всегда была большая, а ситуация складывалась удачно для наведения порядка в делах управления. Во-первых, Литва, куда сбегали некоторые, говоря языком XX века, диссиденты, то есть противники московских и великих князей, например союзник Шемяки Иван Можайский, ослабла сама, и они уже там не могли получить военную помощь, довольствовались землями, которые им еще давали литовские повелители. Во-вторых, Орда, расколовшись в 1437 году на несколько ханств, не могла оказывать серьезного давления на Москву. В-третьих, сама Москва, экономически уже очень сильная, политически созрела для единодержавия, готова была отстаивать его всеми средствами и силами. В-четвертых, силу Москвы признала и Тверь. В 1454 году тверской князь Борис Александрович заключил с Василием Васильевичем договор, в котором обещал поддерживать Москву во всем.