«Моссад» - первые полвека
Шрифт:
Маркус Клингберг сумел глубоко проникнуть в военную инфраструктуру. Он прибыл в Израиль в 1948 году из Восточной Европы в возрасте 20 лет. Талантливый и неординарный биохимик, он вскоре стал признанным специалистом и в конце 1960-х годов был назначен заместителем директора сверхсекретного Биологического института. [19]
Выглядел Маркус всегда болезненным и часто ездил в Швейцарию «для лечения», хотя, по скупым отзывам бывших коллег, был очень хорошим администратором и блестящим специалистом. Провал его, как многих разведчиков, произошел на связи — «Шин Бет» установила, что его поездки в Швейцарию служили прикрытием для встреч с представителями советской разведки. В обстановке полной секретности он был предан суду и осужден на пожизненное заключение. Никакие сведения о его деятельности и обстоятельствах вербовки и поимки пока не преданы огласке. Ясно только, что Клингберг, один из первых руководителей совершенно секретного проекта в Нес-Сиона, нанес Израилю значительный ущерб. Этот институт связан с работами в области химического и биологического оружия. Аналитики американской разведки пришли к выводу, что Израиль создавал по крайней мере оборонительный потенциал против химического оружия, имевшегося на вооружении ряда арабских стран — то есть запасы вакцин и способность контролировать воздушный и водный бассейны в случае химической и биологической агрессии. Необходимость в «оборонительном» химическом и биологическом оружии имеется — Саддам Хусейн, например, не раз заявлял о намерении применить против Израиля химическое оружие. Биологические лаборатории и запасы этого оружия массового уничтожения были объектами поисков нескольких комиссий после операции «Буря в пустыне». Тревожные опасения не сняты до сих пор — точно так же как и опасения, что по этому преступному пути шел или мог пойти Израиль.
19
Институт размещается в городке Нес-Сиона, в 10 милях к югу от Тель-Авива.
Другой из кремлевских агентов, Шабтай Калманович выехал из Советского Союза в 1971 году в возрасте 23 лет. По опубликованным данным следствия, КГБ ориентировал его на создание прочных экономических позиций и на установление контактов с политическими и военными лидерами Израиля.
Если все-таки считать Эзру Беера советским агентом, то размах деятельности Калмановича столь же серьезен. На деньги КГБ он создал настоящую финансовую империю, его интересы простирались от Монте-Карло до Африки. Скоро он нашел влиятельных друзей из военных и правительственных кругов — например, бригадного генерала Дов Томари, или депутата кнессета Самуеля Флатто-Шарона, который стал израильским политиком, сбежав от уголовного преследования во Франции. Это обеспечило Калмановичу очень полезный пропуск в кнессет. Калмановичу много удавалось организовать и уладить, причем даже в зоне «серой» политики — так, он помог Флатто-Шарону и конгрессмену Бену Гилману организовать обмен американца, арестованного в ГДР, на израильтянина, арестованного в Мозамбике и русского, задержанного в Пенсильвании. Многие из его соседей по пригороду Тель-Авива, где у него была загородная вилла, занимали довольно высокое положение в разведсообществе. Калманович даже хвастался, что для него открыта дверь дома Голды Меир.
Помимо бизнеса и светской жизни, Шабтай участвовал в партийной деятельности. Некоторое время Калманович работал в восточноевропейском отделе лейбористской партии. В его задачу входило обеспечение так называемой «благодарности» Израилю со стороны новых иммигрантов из Советского Союза путем поддержки лейбористской партии. До 1977 года, пока лейбористы были у власти, Калманович всегда оказывался в нужный момент в нужном месте. Впрочем, в период правления блока «Ликуд» Бегина, Шабтай тоже постоянно находился в прекрасных отношениях с представителями основных центров власти в Израиле, был вхож едва ли не во все кабинеты и, как выяснилось, мог получить достаточно полную и серьезную информацию. Так продолжалось много лет, пока наконец «Шин Бет» не зафиксировала, как 1987 году в Европе он передавал секретную информацию одному из установленных коммунистических агентов. 15 декабря 1988 г. после закрытого процесса в Тель-Авиве Калмановича приговорили к девяти годам тюрьмы…
Отмеченная двусмысленность легко объяснима: и в ранний период «особых» отношений, и в период фактического тяготения к противоположным политическим и военным группировкам, непосредственного столкновения интересов не было. Главным врагом руководство СССР считало США и блок НАТО, слабо и неловко реагируя на «опасность» с других сторон; о том, что в Москве полвека с маниакальным упорством поддерживали «антиимпериалистические» режимы во всем мире, в том числе и на Ближнем Востоке, говорилось достаточно. Израиль оказывался или партнером «врагов», или раздражающим примером «другой модели» социализма, или помехой в реализации каких-нибудь глобальных планов или, ещё глубже, объектом политического торга с арабами и побудительной причиной для массированных закупок советского оружия (за которое, кстати, арабы до сих пор не рассчитались сполна) — но прямым объектом враждебности и соответственных действий не являлся.
В стратегическом плане, Советам нечего особо было разведывать для себя в Израиле — разве что для передачи «друзьям-арабам». Маленькая неблизкая страна никогда не угрожала и не может ничем угрожать ни СССР, ни его преемнице России, — и не располагала до последнего времени, когда уже и КГБ-то не стало, собственными достижениями в научно-технической сфере, которыми можно всерьез заинтересоваться. Что же касается «утечки мозгов», то она стала действительно серьезной проблемой и была осознана как таковая значительно позже, когда с либерализацией и крушением советского режима утечка стала массовой (причем «вклад» в неё Израиля не столь велик «мозги», ученые и специалисты, сейчас главным образом отсасываются непосредственно на Запад).
Конечно, в КГБ внимательно изучали списки потенциальных эмигрантов в поисках кандидатов на роль шпионов. Некоторых вербовали сразу и приказывали тотчас же по прибытии в Израиль выходить на связь с советской разведкой. Другим позволяли обжиться, и лишь через несколько лет с ними могли вступить в контакт их советские хозяева. Для работы на этом направлении КГБ даже создал специальный департамент, который занимался вербовкой агентов, их подготовкой и практическим использованием. Однако даже в КГБ отмечали, что, оказавшись в Израиле, многие агенты отказывались работать на СССР и вообще прекращали связь и таких, как Шабтай Калманович, на самом деле совсем немного.
Конечно, в КГБ (а теперь в ФСБ) иначе и не скажут…
Для государственных интересов Израиля в СССР было много жизненно важного, но ничего угрожающего — угроза начиналась, когда советское вооружение, техника и советники оказывались в распоряжении враждебных государств. В научно-технической сфере, конечно, заинтересованность Израиля в советских достижениях очевидна и предпринимались агентурные усилия по выходу на некоторые разработки. Это происходит и в новейшие времена: например, в 1995 году был взят с поличным на получении секретной научно-технической информации московский резидент Реувен Динель. Но главный канал научно-технической информации — интеллектуальная разведка, в которой Израиль лидер. Есть и специализированные учреждения, например институт в Реховоте, есть и другие службы, специализирующиеся на получении необходимой информации из легальных и косвенных источников; в стране, где четверть населения владеет русским языком и среди «русских» высок квалификационный уровень, можно было достичь и было достигнуто многое, не прибегая к «традиционному» шпионажу. Вообще, практика действий в СССР характеризовалась некой деликатностью: резиденты избегали сотрудничества с теми, кто набивался в шпионы — небезосновательно предполагалось, что это «подставки» КГБ; они практически никогда не вели прямой вербовки агентов, речь не шла о работе на «Моссад», а о деятельности на пользу Израиля; они избегали прямых расспросов по темам, которые интересовали разведсообщество — что, естественно, не исключало получение информации как ответов на косвенные и наводящие расспросы; они всегда вели сионистскую пропаганду, но практически никогда не давали конспиративных заданий, из-за которых могли быть обвиненными в шпионаже. Все услуги по сотрудничеству впрямую не оплачивались, хотя «полуагентам» гарантировалась и обеспечивалась помощь в эмиграции и, естественно, натурализации в Израиле.
Был практически только один вопрос, на котором интересы государств и их разведок сталкивались непосредственно и остро. Это вопрос «советской алии». Под патронатом «Решута», одного из основных комитетов «Моссад», активно действовала строго законспирированная служба «Натива» (Тропа), координирующая и непосредственно осуществляющая действия по организации алии в странах Восточной Европы. Штаб-квартира этой организации расположена в уютном домике в бывшей немецкой колонии Сарон в Тель-Авиве. В первые годы её возглавлял Моше Червинский (Кармил), в прошлом один из ведущих работников «Алии Бет». Восточная Европа и прежде всего СССР были его постоянной «специализацией». Еще до образования государства, в 1945-46 гг. он участвовал в организации нелегальной переправки в Палестину евреев с Западной Украины и Прибалтики. Были проработаны каналы на румынской (в районе Черновцов), словацкой и польской границах. Большой опыт работы имел также Иешагу (Шайке) Дан, который сменил Червинского на этом посту. Затем руководили этой работой Нехемия Леванон, Иегуда Лапидот, Давид Бартов; нынешним хозяином «Тропы» является Яаков Кедми. Глубоко законспирированная «Тропа» действовала через полулегальные и вполне легальные структуры.
Считается, что основным центром координации работ по «советской алии» с 1953 года стала организация с расплывчатым названием «Бюро связи». Ветеран и многолетний руководитель «Алии-Бет» Шауль Авигур стал руководителем этой организации, но было неясно, кому она подчинялась. Авигур имел столь же расплывчатый титул «специального помощника министра обороны». Однако сама организация располагалась в министерстве иностранных дел и считалась частью аппарата премьер-министра. Первоначальной задачей «Бюро связи» была организация борьбы в самом Израиле и за его пределами за разрешение советским евреям на выезд из страны. Рождение нового агентства не сопровождалось какими-либо распрями или соперничеством в разведывательном сообществе. В вопросе «советской алии» в те годы все в стране были едины. Распространена версия о том, что у советских евреев к тому времени «наступило пробуждение этнического самосознания»; глубинные причины такого «пробуждения» в связи с проявившимися тогда новыми реалиями и кремлевской политики, и положения в СССР, и международной обстановки, и государственного становления Израиля, очевидны.
Время, выбранное для создания этого агентства, было результатом холодного расчета. До тех пор пока у Израиля существовали хорошие отношения с Москвой, Иерусалим не хотел раздражать советский блок и старался приглушать еврейский вопрос, хотя были серьезные проблемы, например, в связи с «делом Сланского» и вообще с Чехословакией. Однако после Корейской войны израильские лидеры сменили курс. Это стало особенно актуальным после того, как иммиграция из Польши, Венгрии и Румынии была соответствующими правительствами прекращена, а в СССР усилился государственный антисемитизм.