Мост бриллиантовых грез
Шрифт:
Однако узнать, где именно находится сейчас Илларионов, когда вернется в Нижний и вернется ли вообще, никак не удавалось. И тогда Эмма сказала, что пора поближе познакомиться с Людмилой Дементьевой. Очень возможно, что их отношения с Илларионовым настолько близки, что она все знает о нем, о его планах и намерениях. Конечно, может статься, что Дементьева всего лишь какая-нибудь его сослуживица, что звонок ей был случайным. Однако Эмма была убеждена, что встреча с Людмилой приблизит их к цели.
Роман верил Эмме и скоро понял, что интуиция ее снова не обманула. Словно бы черти ворожили ей! Все, что ей стоило предположить, немедленно воплощалось в жизнь. Иной раз Роману начинало казаться, что Эмма просто играет в поддавки и с ним, водя его за нос, изображая неведение, хотя каким-то образом заранее прекрасно осведомлена обо всех персонажах этой истории и о том, как следует себя с ними вести и с судьбой, разыгрывая страх перед завтрашним днем, хотя способна заранее угадать, как будут складываться события, и даже с собственным отражением в зеркале, перед которым она отрабатывает эту наивную, беспомощную гримаску наивной девочки, хотя гораздо больше пристала бы ей маска женщины-вамп, искушенной, прожженной, хитрой…
Стерва?
Нет.
Да.
Роман не знал точного ответа. Слово «стерва» слишком однозначно. Эмма слишком сложна и непредсказуема. Одно можно утверждать на все сто процентов: без Эммы Роман ни за что не очутился бы там, где он очутился!
А где он, кстати сказать, очутился, а? Вообще – где он? Куда пропал?! Кое-кого это очень интересовало.
Сначала Фанни стояла на тротуаре, на рю де Прованс, под окнами массивного серого здания страхового агентства «Кураж», и делала вид, будто кого-то ждет. Потом несколько раз прошла мимо окон антикварных магазинчиков на противоположной стороне улицы. Однако они были закрыты и завешаны металлическими шторами по причине слишком раннего времени. Потом Фанни тщательно изучила витрину буланжерии, в которой хозяйка выставляла свежие торты и пирожные. Интерес Фанни ее обманул, она принялась приветливо улыбаться, ожидая, что эта взволнованная дама с бледным лицом сейчас перестанет топтаться на тротуаре, войдет в буланжерию и купит вон тот торт «Опера» за двадцать евро, или «Наполеон» за двадцать пять, или килограмм печенья «Макарони» за тридцать евро. Поест сладенького – и сразу настроение улучшится. Ведь, как известно, сладкое – лучший транквилизатор! Однако, к ее разочарованию, Фанни в булочную так и не зашла и не купила даже самого дешевого багета за семьдесят пять евросантимов. Она просто перебежала на противоположную сторону улицы и устроилась под прикрытием страхового агентства «Кураж». Сейчас восемь, через полчаса начнется рабочий день, народ валом валит в здание, можно оглядываться с озабоченным видом, якобы ты кого-то ждешь… На самом деле глаза Фанни по-прежнему были прикованы к одной из дверей напротив. Синяя дверь с черным чугунным литьем, рядом табличка с цифрой «три» и кодовый замок. Дверь заперта…
Нет, сначала люди выходили из нее один за другим. Фанни жадно ждала: вот-вот появится Роман! Появится, и увидит ее, и скажет: ты знаешь, а у матери случился сердечный приступ, она всю ночь была на грани жизни и смерти, поэтому я не мог к тебе прийти, а портабль у меня сломался, вот я и не позвонил. Или скажет, что на дом напали исламские террористы и держали всех жильцов в заложниках. Или инопланетяне, зеленые человечки, блокировали входы и выходы своими «тарелками», глушили звонки. Или трубы прорвало, и они с матерью всю ночь боролись с разбушевавшейся стихией, чтобы не затопило нижних жильцов, а аварийная бригада все никак не ехала… Да какая разница, что он скажет?! Фанни всему поверит, самому изощренному и самому неуклюжему вранью, потому что ничто не имеет значения, кроме одного: узнать, что Роман здесь, у матери, а не где-то там, куда могла увезти его Катрин…
С чего она это взяла, непонятно, однако Фанни была почти убеждена, что Романа увезла Катрин. Наверное, ей нужно было поехать на бульвар Сен-Мишель, где устроила себе студию Катрин… Разумеется, по большей части та жила в огромной квартире Лорана близ парка Монсо, на авеню Ван-Дейк, но вряд ли Катрин притащит туда молодого любовника. Нет, она будет держать Романа в своем гнездышке для тайных утех.
Минутами Фанни не сомневалась, что догадка ее верна. Минутами ужасалась этим мыслям и готова была проклинать себя за них. Как она может так гнусно думать о Романе, считать его продажной тряпкой? Нет, он не свяжется с Катрин, он ведь знает, какую боль эта тварь причинила Фанни. А Фанни ему дорога, он сам говорил об этом!
«И ты верила его словам?..» – мелькнул неприятный вопрос.
Фанни прижала ко лбу стиснутые руки. Ее знобило: ведь она здесь, на ветру, на сквозняке, топчется уже давно. Разболеется… Ну и что? Разболеется, умрет – да какая разница, что с ней будет?! Если она потеряла Романа… Она не спала ни одной минуты нынче ночью. Еще не рассвело, как она помчалась на Пон-Неф, надеясь, что Роман придет… Ну да, на этом месте она почти год караулила Лорана, а теперь его образ словно бы истаял в ее памяти, от него и следа нет, теперь там властвует другой. Другого она мечтала, нет, жаждала увидеть около знакомой каменной скамьи меж двух чугунных фонарей!
Разумеется, ни Романа, ни, само собой, Лорана она там не обнаружила. А потому ринулась сюда, на рю де Прованс. И вот уже который час торчит здесь. Дура, почему она не воспользовалась случаем и не проникла в дом, когда кто-нибудь выходил из подъезда? Побоялась, что поднимется и не застанет Романа дома. Побоялась, что встретится с его недоумевающей матерью: «Нет, я не знаю, где мой сын. А кто вы такая? Ах, его подруга… А давно ли вы, дорогая подруга моего сына, заглядывали в свой паспорт, в ту графу, где обозначен год вашего рождения?»
Чепуха! Никаких выяснений отношений Фанни не боялась, никакие оскорбления не имели для нее теперь значения. Она не входила в дом потому, что оставляла себе надежду увидеть Романа выходящим из этой двери. Но время шло, шло…
Впрочем, еще рано. Только половина девятого. Роман любит долго спать, вот и сейчас он спит.
Где он спит? Совсем рядом, в убогой комнатенке под крышей, на какой-нибудь раскладной кровати? Или далеко – на широченной постели Катрин, под зеркальным потолком?
Ох, эта Катрин… Мещанка! Черное шелковое постельное белье, зеркальный потолок, канделябры, достойные украшать коридоры Лувра… Проклятая пустая кукла с убогими вкусами! Но такая роскошная, такая бесстыжая, такая богатая!
Если это Катрин увезла Романа, Фанни убьет ее. Она на все готова, только бы вернуть его, вернуть! Любой ценой! А если не удастся, она убьет Катрин. Убьет Катрин и Романа. А потом себя! Нет, лучше с себя начать. Тогда удастся освободиться сразу. Мучения сразу закончатся…
Фанни почти с ужасом обхватила руками плечи. Что с ней? Стоит здесь, посреди улицы, пронизанной ветром, и жаждет смерти… Из-за чего? Из-за кого? Да неужели это любовь? О да, только любовь (последняя любовь!) способна подвести тебя к самому краю отчаяния и заставить балансировать над бездной, ни о чем не жалея, ни на что не оборачиваясь, ни с чем не прощаясь – глядя только вперед и вперед, видя перед собой только любимые глаза, которые затмевают для тебя весь божий мир, и солнце, и светила…
А на что ей оглядываться? На прежнюю одинокую жизнь? Какое у нее могло быть будущее без любви? Состариться и уподобиться тетушке Изабо, которая по воскресеньям ходит в маленький парк для детей близ церкви Сен-Медар, садится там на лавочку и принимает вид заботливой бабули, наблюдающей за своими внуками? Надо видеть блаженное выражение ее лица! Все дети, которые катаются на горках, бегают по садику, пинают мячи, лепят пироги из песка, – ее воображаемые внуки. Она смеется, когда смеются они, она всплескивает руками и срывается со скамейки, когда они падают, – но тотчас спохватывается и снова садится, сложив на коленях руки…