Мост бриллиантовых грез
Шрифт:
А в жизни у нее одна только бестолковая Фанни, которой тоже уготована та же участь – греться около чужого огня…
Да ради Господа Бога! Зачем такая жизнь, такая старость? Зачем вообще – старость?! Умереть сейчас, пока на твое мертвое лицо еще можно взглянуть с восхищением и сожалением: «Жалко, рано умерла. Еще молодая, красивая…»
Почему Фанни не взяла сегодня с собой какой-нибудь нож? Или бритву?.. Сейчас бы вскрыть себе вены, привалиться к стенке страхового агентства «Кураж» и тихо истекать кровью, вспоминая глаза Романа, губы Романа и напевая, как напевала не так давно ему:
Doucement, doucement,Doucement s’en va le jour.Doucement, doucementА pas de velours.Тишина,Шум улицы будто отсекло от Фанни, обморочная слабость навалилась на нее, словно бы жизнь… ну да, словно бы не день, а сама жизнь медленно уходила из нее – медленно, в тишине, как по бархату…
И вдруг разом, как если бы кто-то схватил за плечи и встряхнул, она очнулась. По противоположному тротуару к дому номер три быстрым шагом приближалась высокая женщина.
Узкие джинсы, простая бежевая куртка, темно-русые волосы небрежно причесаны, лицо усталое, озабоченное. Носом уткнулась в большой шарф, обмотанный вокруг шеи, руки зябко втянуты в рукава куртки. Громко стучат по тротуару каблуки черных туфель.
Сначала Фанни, как в бреду, отметила, что у нее самой на ногах точно такие же туфли из магазина «Минелли». Потом сообразила: да это же она! Та самая женщина, которую Фанни видела наверху, – мать Романа, Эмма! Странно, откуда это она возвращается так рано утром?
А впрочем – какая разница? Может быть, у нее ночная работа. И не в этом сейчас дело!
Фанни ринулась через дорогу:
– Мадам! Одну минутку, мадам!
Женщина обернулась. На лице – безразлично-приветливое выражение:
– Бонжур. Что вам угодно?
– Вы – мать Романа? – выпалила Фанни без раздумий.
Светлые глаза – кажется, серые, а может быть, и зеленые, а впрочем, очень может статься, что и голубые, – изумленно расширились:
– Да. Извините, а вы кто?
– Я… – Фанни осеклась. – Неважно. Знакомая! То есть нет, Роман подрабатывает в моем бистро. «Le Volontaire», знаете? Это здесь, за углом. – Она неопределенно махнула рукой.
– Нет, не знаю, впервые слышу. – Глаза женщины холодны. – Он у вас подрабатывает, вы говорите? И что? Вы хотели отдать ему жалованье? Очень кстати, с деньгами у нас в последнее время плохо.
Ага! Хорошая подсказка!
– Я не взяла с собой, – быстро вывернулась Фанни. – Он сам должен зайти за деньгами, ему нужно расписаться за получение чека…
Она умолкла, увидев, как изменились глаза этой женщины. Да в них откровенная насмешка!
– Мадам… – голос ее звучал тихо, вкрадчиво. – Придумайте что-нибудь поинтересней! И, поверьте, для вас же будет лучше, если вы забудете, что мой сын когда-то у вас… подрабатывал. – Она откровенно усмехнулась. – Ему нужно думать о своем будущем, а вам… а вам пора позаботиться о своей душе. Желаю успеха! Бон кураж!
Она нажала на кнопки кодового замка и вошла в подъезд так быстро, что ошарашенная Фанни не успела ничего сказать. Более того, она даже не успела рассмотреть, какие цифры открывали замок! И ей ничего не оставалось, как повернуться – и медленно, едва передвигая ноги, потащиться за угол, на улицу Друо, в «Le Volontaire». Сикстин только что отпер двери, и, таким образом, Фанни стала первой посетительницей собственного бистро.
Мучительный это выдался день! Не счесть, сколько раз Фанни хваталась за телефон – снова и снова набрать номер Романа, но тут же вспоминала, что его портабль остался лежать на столике в ее прихожей. Забыл? Или нарочно оставил, чтобы она поняла: всякая связь между ними отныне оборвана? Но почему так жестоко, так внезапно?! Неужели он и правда с Катрин?! Тогда получается, ему все равно, с кем спать, лишь бы платили побольше? Да, Фанни с ее велосипедом не сравниться с Катрин и ее «Ауди». Однако Катрин сверкает, только пока на нее сыплются щедрости Лорана. Если Лоран ее бросит, она мигом все промотает и останется такой же ободранной кошкой, какой была раньше. А у Фанни есть «Le Volontaire» – стабильный, гарантированный доход, особенно если делом заниматься так же серьезно, как занималась она раньше, если не пялиться каждую минуту на дверь, не обшаривать взглядом зал в безумной надежде, что вот он – пришел, и тихо сел за столик, и робеет подойти и объясниться, и смотрит на нее, ожидая, когда она наконец его заметит…
А вдруг с ним что-то случилось? Если он вышел на минутку – ведь все его вещи остались в шкафу! – ну, просто прогуляться или за сигаретами, и вдруг…
Вдруг – что?
Надо было позвонить в полицию, вот что! Заявить о пропаже человека!
Да, можно представить себе этот разговор. Вот она звонит по телефону: я хочу заявить о пропаже молодого человека двадцати пяти лет. Он ушел от меня в неизвестном направлении и не вернулся. А вы ему кто, мадам? Я… так, никто. Ваше имя, возраст? И немедленно после ответа Фанни на последний вопрос в трубке раздадутся короткие гудки. А там, куда она звонила, – гомерический хохот и реплики вроде: ищи ветра в поле!..
Ну да, она Роману никто. И даже больше, чем никто. Вот если бы его мать сделала заявление о пропаже сына…
Конечно! Надо еще раз встретиться с ней! Надо ее убедить позвонить в полицию! Сейчас Фанни снова пойдет к тому дому и будет набирать все мыслимые комбинации цифр до тех пор, пока замок не сработает. Тогда она поднимется наверх и откроет этой женщине всю глубину опасности, которая может угрожать Роману. Ведь если он связался с Катрин, это значит, что он посягнул на собственность Лорана, а Лоран не из тех, кто…
Фанни вскочила из-за столика – и замерла. В дверях стояла та женщина! Эмма!
Она обводила глазами зал, наконец наткнулась взглядом на Фанни и замерла, затаилась. Постояла, словно в нерешительности, и торопливо пересекла зал:
– Бонжур, мадам.
– Бонжур, мадам…
Молчание.
– Это вы приходили сегодня?
– Да, я.
– Я хотела извиниться…
– Нет проблем, нет проблем, – торопливо сказала Фанни. – Я понимаю.
Опять молчание. Эмма явно хотела что-то сказать, но никак не решалась.
– Вы что-нибудь узнали о Романе? – спросила наконец.
Фанни задохнулась. Слезы подступили к глазам от разочарования. Она-то надеялась, что Эмма пришла что-нибудь сказать о Романе ей!
Покачала головой, боясь, что если заговорит, то разрыдается.
– Я ему сто раз звонила, но телефон отключен, – сдавленно выговорила Эмма.
Фанни вспомнила, что мобильник Романа так и лежит в ее прихожей. Он не отключен – наверное, просто батарея разрядилась.
– Я начала волноваться. Раньше он всегда звонил мне, предупреждал, если не приходил ночевать. И вдруг на мой телефон пришло сообщение. Вот, смотрите. – Она достала из кармана куртки мобильник, нажала кнопку и протянула Фанни. Это был старый, потертый «Сименс» – подержанный, конечно, купленный по дешевке. На дисплее – текст: «Не волнуйся, все хорошо».