Мост бриллиантовых грез
Шрифт:
– У меня есть средства вас убедить, – холодно сказал Арман. – Но для этого вы должны зайти ко мне.
Эмма вскинула брови и усмехнулась.
– Да чего вы боитесь? – вскипел он. – Я не собираюсь вас насиловать! – А про себя продолжил: «Это правда. Ты мне сама отдашься, когда увидишь…»
Эмма пожала плечами.
– Поверьте! – теперь голос его звучал умоляюще. – Поверьте, это ради вашего же блага!
– Да почему вы заботитесь о моем благе?!
– Я люблю вас.
Оба остолбенело уставились друг на друга: он – потрясенный тем, что сказал; она – ошеломленная тем, что услышала.
– Пойдемте, прошу вас! Клянусь, я не причиню вам вреда. Ну хорошо, если вы меня боитесь, позвоните кому-нибудь… этому вашему Роману, друзьям, если они у вас есть, в полицию, что ли… назовите мой адрес, скажите, что, если через час от вас не будет вестей, пусть приедут, пусть примчатся с автоматами, в бронежилетах, с гранатами со слезоточивым газом… Ну, я не знаю! – развел он руками.
Эмма молча смотрела на него. О какой любви он говорит?! Опасность! Опасность! Она чувствовала опасность, исходящую от этого человека.
Что делать? Не у кого спрашивать совета! Ох, ну почему, почему Эмме всегда в этой жизни приходится рассчитывать только на себя! Кончится ли это когда-нибудь?
Неизвестно, как поступит Арман, если она откажется…
Эмма опустила взгляд и встретилась глазами со Шьен. Собака несколько раз ударила хвостом по мостовой и встала. Потянулась…
– Хорошо, – сказала Эмма неожиданно для себя самой. – Идемте. Который дом? Вон тот?
И пошла, слыша за спиной торопливые шаги Армана, который от неожиданности замешкался было, а теперь бросился догонять ее.
– Хотела бы я понять, – лениво протянула Катрин, – чего тебе от меня нужно? – И длинно зевнула, уютно приоткрыв алую шелковую пасть.
На самом деле спать ей не хотелось совершенно, все тело было напряжено, глаза опасливо прищурены, и зевать никак нельзя было – не то имелся шанс очень многое прозевать. События могли выйти из-под контроля. Катрин терпеть не могла, когда какая-то ситуация в ее жизни выходила из-под ее контроля! А поскольку она не отличалась глобальным умом и широтой мышления (и, между прочим, сама признавала за собой этот недостаток, но молча признавала, молча, не крича об этом на всех перекрестках, потому что люди должны быть осведомлены только о достоинствах Катрин, которые так и били по глазам: красота, умение себя подать, некоторое количество довольно-таки острого ума, сексуальность, раскованность и т. п.), то приходилось все время быть настороже, в боевой готовности к неприятностям. Однако главным средством существования Катрин (и главным удовольствием ее жизни) всегда был какой-нибудь мужчина, а она прекрасно знала (было время усвоить, на самом-то деле она не такая уж молоденькая, какой кажется, жизненный опыт у нее – ого-го, хоть мемуары пиши или, к примеру сказать, руководство для начинающих куртизанок!), да, прекрасно, стало быть, знала, что мужчины предпочитают видеть в женщине не амазонку, а кошечку-мурлыку, а потому образ этакой безмятежной, ленивой, сладко потягивающейся и позевывающей киски стал ее второй натурой. Выходить из этого образа она позволяла себе только в постели, когда кошечка-лапушка превращалась в тигрицу. Но это очень нравилось ее любовникам, поэтому было оправдано.
Вообще Катрин была убеждена, что отлично разбирается в мужчинах, досконально изучила их привычки и причуды, а потому виртуозно умеет ими манипулировать и извлекать из их карманов и ширинок максимум пользы и удовольствия для себя, очаровательницы. Однако этот мальчишка по имени Роман, который вот уже вторые сутки неустанно, неутомимо и с полной отдачей трудился в ее постели, то и дело озадачивал ее. Катрин не могла бы сформулировать (она вообще-то не любила точных формулировок, ее восприятие жизни основывалось только на инстинкте… ну, кошка – она кошка и есть!), не смогла бы даже себе объяснить, почему ей кажется, будто для ее новой игрушки она сама – тоже в некотором роде игрушка.
Вот интересно, да? Катрин затащила его на себя, вернее, уложила под себя (ведь в первый раз именно она была сверху), не только потому, что так уж сильно жаждала обездолить бедненькую старушку Фанни. Мальчишка ее очаровал: он был не просто красив (а может, даже и не слишком красив, подбородок-то подкачал!), он светился, в нем словно огонь горел, что чувствовалось в каждом его движении и каждом взгляде. Катрин, перебравшая на своем веку не один десяток мужчин, этот огонек разглядела мгновенно и решила около него обогреться. Ни о каких взаимных чувствах она и не помышляла, чувства – это для сентиментальных дурочек вроде Фанни, а ей нужна была только лишь молодая, неутомимая энергия юноши. Молодой любовник – наилучшее средство помолодеть и самой! Она подержит его около себя несколько дней, потому что Лоран занят какими-то своими дурацкими делами. О нет, Катрин очень уважала его дела, потому что они приносили деньги и часть этих денег оседала в ее карманчиках, но считала хорошим тоном презрительно надувать губки, когда речь шла о заботах Лорана. В общем, сейчас ему не до нее – он то встречается со своими партнерами, то уезжает из Парижа, то мотается по антикварным салонам и выставкам, пополняя свою коллекцию натюрмортов, то запирается дома, чтобы хорошенько подумать, сосредоточиться, то бродит по своему любимому д’Орсе. Катрин ходила с ним, пока не нарвалась на скандал с Фанни, потом стала предпочитать Лувр, и не напрасно. Вон какого мальчика себе отхватила! Ему предстояло тешить ненасытную плоть Катрин до тех пор, пока Лорану не надоест заниматься только добыванием денег и он не надумает снять напряжение с помощью живой, горячей Катрин, а не мертвых произведений искусства.
А впрочем… Неужели после этого она расстанется с Романом?
Восхищенная первыми сеансами секса с этим шелковым, мраморным, неутомимым божеством, Катрин в конце концов решила оставить его себе. Лоран – для дела, для денег, для жизни, Роман – для удовольствия, какого Лоран дать ей просто не способен: не то оснащение, не та техника. Разумеется, обустроить ситуацию нужно разумно, чтобы основной любовник даже не заподозрил о существовании побочного. Лоран не потерпит неверности. Убить он Катрин, может, и не убьет, но вышвырнет ее вон, словно шелудивую кошку, уж точно. И, того глядишь, вернется к Фанни… А этого допустить никак нельзя!
Конечно, не стоило бы судьбу пытать, нужно было натешиться с красавчиком Романом – да и отвезти его на тот же угол де ла Бурз и де Колонн, где Катрин его подобрала, однако слишком уж велико оказалось для нее искушение владеть сразу двумя мужчинами, прежде принадлежавшими Фанни. Почему? Со стороны могло показаться, будто Катрин ей, бедняжке, за что-то мстит, за какую-то старую обиду. Да ничего подобного! Ничем ее Фанни не обижала, дорожку ей никогда не переходила, хотя бы потому, что до появления Лорана они ходили по разным дорожкам и паслись на разных пастбищах.
«А разве кошки пасутся на пастбищах?..» – сделала перерыв в размышлениях Катрин. Да ладно, какая разница, пасутся или нет, суть в том, что не следует непременно искать в отношениях двух женщин каких-то тайн мадридского двора. Все проще, все примитивнее: она – единственная, она – самая-самая, никто не имеет права одеваться дороже, выглядеть моложе, иметь тех любовников, которых хочется в данный момент… Соперничество с другими «сестрами по Творцу» всегда было движущей силой натуры Катрин. Вот и все.
Итак, она отняла Романа у Фанни, затащила на себя, под себя, имела его справа, слева, сзади, спереди, по горизонтали и по вертикали, стоя, лежа, сидя, на коленях, в постели, на столе, на полу, в кресле, в ванне… Где еще? Ах да, в автомобиле, как же она могла забыть, ведь с этого все и началось! И вдруг совершила открытие: этот неутомимый мальчик не просто обслуживает Катрин. Он видит в ней всего лишь живую вагину, с которой удовлетворяет свою молодую, горячую, неутолимую потребность в сексе, но перед глазами у него – другое лицо, в сердце его – другая женщина!