Мост через канал Грибоедова

Гаёхо Михаил

Левая рука младшего менеджера лежит на правом колене. Ладонь правой руки – на локте левой. Голова наклонена к левому плечу, а лицо смотрит вправо.

51

Был четверг, хотя могла быть и среда. Носиков лежал на диване и глядел в потолок, а то вставал и ходил по комнате из угла в угол. Отсюда следовало, что он ждал кого-то.

Когда стало ясно, что уже никто не придет, Носиков взял в ящике с инструментами гаечный ключ и подошел к крану. Это был разводной, ко всему пригодный

ключ, оставшийся еще от прежнего жильца. Носиков перекрыл воду, отвинтил в кране то, что можно отвинтить, и вынул то, что можно вынуть. Черная круглая штучка была, наверное, та самая прокладка. Носиков подцепил ее ножом, надрезал по краю. Кажется, она была резиновая. В ящике Носиков увидел похожую, чуть больше размером, поправил ее ножом, поставил на место прежней, привинтил все отвинченное. Но кран все равно тек. Как раньше, совсем как раньше.

И почти сразу пришел Николай. В дверь позвонили, Носиков открыл, это был он.

– Маринка моя у тебя? – спросил хмуро.

– Нет, – сказал Носиков.

Николай не поверил и прошел по квартире, открывая двери и всюду заглядывая. Носиков следовал за ним, с опаской думая о заточке, которую тот может вынуть из кармана. Еще он думал, что с женой сантехника что-то случилось, но спросить не решался.

– Уехала, сука, – сказал Николай, устраивая свое грузное тело на табурете в узком пространстве между кухонным столом и стенкой. На столе была ветчина, сыр, салат с фрикадельками, – в этот вечер Носиков в очередной раз решил изобразить собой Жукова.

– Куда уехала? – спросил Носиков.

– А тебе что? – Носиков промолчал, потому что не чувствовал себя в праве проявлять интерес к теме. – Откуда была, туда и сплыла, – сказал Николай непонятно и в рифму. – А я не поверил, думал она у тебя.

– Почему у меня? – спросил Носиков.

– Потому, – сказал Николай и взял с блюдца кусок ветчины. – Два дня не ел, ты мне веришь?

– Почему не ел? – спросил Носиков.

– А кран твой я второй раз чинить не буду, – сказал Николай.

52

Окно одинокой квартиры Носикова на втором этаже выходило во двор, а во дворе стоял мусорный бак.

Однажды Носиков посмотрел в окно, увидел бомжа рядом с мусорным баком и засмотрелся.

Бомж совершал следующую последовательность действий:

а) вынул из бака картонную упаковку из-под вина;

б) встряхнул ее пару раз, проверяя, осталось ли что внутри;

в) поставил у ног на асфальт;

г) достал из бака пустую пластиковую бутылку;

д) вынул из кармана нож и отрезал от бутылки нижнюю часть, – получился большой стакан;

е) тем же ножом вскрыл винную упаковку, освободив вложенный внутрь серебристый мешочек – емкость для жидкости;

ж) у мешочка отрезал угол;

з) перевернул мешок над стаканом, – вина вытекло граммов пятьдесят, вино было красное;

и) из сумки, которая у него была на ремне через плечо, достал начатую бутылку водки;

к) добавил водки в стакан, поровну с вином, и взболтнул, перемешивая;

л) выпил и закусил чем-то из бака.

«Нет, – подумал Носиков, – этого я бы не стал пить».

Постояв достаточное время, бомж поднял голову и посмотрел вверх, спокойно встретился взглядом с наблюдавшим за его действиями Носиковым – кажется, даже подмигнул ему – и, отвернувшись, пошел, приволакивая левую ногу, под арку, со двора на улицу.

«В любом случае я не стал бы этого пить», – подумал Носиков, но любопытство забрало, и он вышел во двор посмотреть. Заодно и мусор можно было вынести.

Винная коробка лежала надписью кверху. Это было «Каберне-совиньон», молдавское. Рядом валялась пустая банка из-под шпротов. А водка, кажется, была «Столичная» с красно-белой этикеткой.

P.S. Глядя на бомжа, Носиков подумал, что тот со своей лохматою бородой живописен и даже похож на какой-то персонаж с картины Репина – нищего у края дороги или бурлака в ватаге.

53

Голодный сантехник Николай сидел за столом и ел салат с фрикадельками, а Носиков глядел на него и тихо радовался.

Точнее сказать, здесь было как бы два Носикова, из которых первый радовался, а второй думал.

Тот, который радовался, не обращал внимания на того, который думал, а тот, который думал, считал дураком того, который радовался, и удивлялся, на него глядя.

«Похож ли он на платье, оставленное на спинке стула? – думал второй Носиков, глядя на Николая, который ел. – Нет, не похож. Или на пару длинных волос, оставшуюся на подушке? Не похож».

Николай продолжал есть, Носиков глядел на него.

«Может быть, он мне оказался дорог как память? Тоже, наверное, нет».

«А может быть, он все-таки с какой-то стороны и похож, – подумал Носиков, – но с какой стороны стал бы я радоваться оставленному на спинке стула платью?»

«Хотя если бы я сейчас, входя в комнату, увидел платье на спинке стула, так бы, вдруг, открыл дверь и увидел, я наверное обрадовался бы – потому что если платье висит на спинке стула, или юбка и блузка, или туфли стоят на полу, это означает, что их хозяйка где-то рядом, даже если ее и не видно».

«А если бы и не означало, то не все ли равно, – подумал Носиков, посмотрев на дурака внутри себя, – я, может быть, все равно был бы рад, так или иначе».

«Разве нет?» – чуть было не произнес он вслух, и Николай посмотрел на него маленькими свиными глазками, словно что-то услышал.

«В конце концов, этот с толстым животом Николай, может быть, сам по себе и не похож ни с какой стороны ни на что такое, – подумал Носиков, – но он звенел своей электрической дрелью за стеной в счастливые минуты моей жизни, – а это значит больше, чем быть оставленным на спинке стула платьем».