Мост через огненную реку
Шрифт:
Бейсингем уже взялся за повод Марион, когда его окликнули. Это быта Сана. Лишь теперь он запоздало удивился тому, что девушка здесь – впрочем, какая разница?
– Тони, – сказала она. – Я вернулась, чтобы… возьмите! Сана протянула ему кольцо с изумрудом и быстро пошла, почти побежала за дом, туда, где быт выход в переулки. Впрочем, Энтони не собирался ее догонять. Он взглянул на кольцо, пожал плечами и вскочил в седло…
В доме герцогини Баррио, приютившей всех своих бездомных друзей, было весело. Иной раз даже слишком.
Алан, взявший на себя попечение о ничего не соображающем Энтони
Теодору юный герцог велел отдыхать, и генерал безропотно повиновался. Он спал до полудня, читал «Хронику имперских войн», играл на лютне и учил Лориана читать и фехтовать: второе успешно, первое – не очень. Разведчик, незаметный и вездесущий, словно кот, относился к своему генералу с совершенно некошачьей преданностью. Если где-то был Гален, стало быть, в радиусе десяти шагов можно было сыскать и Дориана, а если не там, значит – на конюшне.
Гален пребывал в состоянии ленивой неги, зато Рене был счастлив, как пятимесячный щенок. Впервые за свои тридцать семь лет он почувствовал себя здоровым. Его высокий чистый голос звенел по всему дому, наполняя его смехом и шутками. Теодор и маркиза пытался научить фехтовать, но тут уж толку не было никакого.
Алан, напротив, выглядел еще серьезнее, чем обычно, и очень много времени проводил в Тейне, по вечерам рассказывая о том, что вытворяли слуги Хозяина. Рассказывал немало, хотя явно не все.
Энтони срезал лишь верхушку чудовищного гнойника, а теперь королевское следствие и Священный Трибунал дочищали остальное. Поначалу огненную казнь, которую Бейсингем устроил дьяволопоклонникам, посчитали недопустимым превышением полномочий, и он оправдался, лишь предъявив открытый лист, подписанный королем Себастьяном. Но по мере того, как узнавали правду о секте, свившей гнездо в Трогармарке, порицающие голоса умолкали. Несмотря на тайну, сведения о том, что они творили, сотней ручейков растекались по городу. Чего здесь только не было: убийства, похищения, торговля девушками и мальчиками, магия, яды, колдовство… Чем дальше, тем больше голосов благословляли милорда Бейсингема за его решение.
Да и в семьях дьяволопоклонников к случившемуся относились по-разному. Вдова Оулиша, узнав о развлечениях мужа, прокляла его и младшего сына, нашедших смерть в Аркенайне, и запретила своей семье носить траур. Эстер быта уверена, что Беатриса Оулиш в самом деле не знала, что ее муж, добродушный умница и тонкий дипломат, занимался такими чудовищными делами. Более того, после его смерти необъяснимым образом начал поправляться их старший сын, которому лекари уже вынесли приговор.
– Почти чудесное исцеление, – тонко улыбнулся Алан. – Как только он перестал закрывать путь к титулу для младшего брата, так сразу и выздоровел. Как вы полагаете, милорд, это чудо?
– Если и чудо, то вполне рукотворное, – ответил Энтони, которому всегда нравился новый лорд Девенмур.
Родственников дьяволопоклонников не преследовали – Себастьян считал, что в этом случае милосердие разумней жестокости, и Энтони с ним соглашался. Но и без того иные дома стояли пустыми – одни их
– Будем производить капралов, – отчеканил Себастьян в ответ на робкую просьбу кого-то из генералов: может быть, стоит ограничиться для офицеров церковным покаянием? – Дьяволопоклонников в армии, пусть даже и покаявшихся, у нас не будет.
– Хочешь быть лейтенантом? – спросил Энтони у Артона в тот день, вернувшись домой. – Его Величество раздает особо отличившимся дворянство и чины. Кто и заслужил, если не ты…
– Пощадите, ваша светлость! – возопил унтер. – Не слышали, что ли, сказку, как козел себя конем вообразил?
– Что, рога помешали? – усмехнулся Гален, мало знакомый с трогарскими сказками.
– Рога-то не помешали, причем тут рога… На него рыцарь в доспехах взгромоздился – и у козла тут же спина пополам. Мне уж лучше чего попроще…
– Чего попроще-то? Лавку, трактир? – с полуслова понял Энтони. – Бросить меня захотел? Эх, ты…
Артона получил трактир на ольвийском тракте, посадил туда младшего брата, а сам, тоже поняв своего командира с полуслова, по-прежнему остался ординарцем, чем оба были премного довольны. Если бы еще кудри у одного и усы у другого отрастали побыстрей…
Энтони приходил домой только ночевать. Весь день, с раннего утра до вечера, он разрывался между дворцом, штабом главнокомандующего, Тейном, комендатурой и казармами. Маршальский жезл он торжественно и с радостью вернул Себастьяну… и тут же получил его обратно из рук нового короля, вместе с приказом о назначении главнокомандующим. Себастьян, в отличие от своего брата, армию не любил, заниматься ею не желал и вышел из положения самым простым способом. Король обещал заменить Энтони – потом, когда все успокоится, отпустить в Оверхилл – вот как только все успокоится, так хоть на пять лет… Себастьян много чего обещал, и никто не сомневался, что все эти обещания будут исполнены уж никак не позднее, чем когда Бейсингему исполнится семьдесят.
Дни были заполнены трудами, а вечера – весельем, и никто не замечал, что с Энтони что-то не так. Да все и на самом деле было прекрасно – если бы не сны.
Уже которое утро подряд Энтони просыпался с мокрыми щеками. Ему снился какой-то тяжелый мучительный сон. После истории со Святым Ульрихом он серьезно относился к снам, беда быта лишь в том, что ему ничего не удавалось вспомнить. В памяти неизменно оставались лишь последние мгновения: он сидит на земле в пустом саду, положив голову на скамейку. Место он знал: это быт крохотный садик возле дома Рене, и скамейка та самая, на которой лежал тогда его мертвый друг. Вокруг ни души, и тоска такая, что хочется завыть на весь подлунный мир.
Днем сны отступали, однако тлели в глубине души, как угли под пеплом. Так продолжалось до тех пор, пока однажды Эстер, нисколько не утратившая зоркости посреди этого бедлама, не спросила Энтони напрямик, что с ним творится.
– Не знаю… – пожал он плечами. – Глупость какая-то, дурные сны…
Но от герцогини так просто не отвяжешься. Пришлось рассказать все.
– Вы совершенно не помните, что вам снится?
– Абсолютно! Только конец.
– Хорошо. Тогда давайте зайдем с другой стороны. Может быть, как раз конец и важен? Он не связан с чем-либо в вашей жизни?