Мост через огненную реку
Шрифт:
– Не кинусь, – буркнул Энтони.
Габриэль чиркнул кинжалом по веревкам на ногах, помог Бейсингему сесть поудобнее, накинул ему на плечи плащ и кивнул брату:
– Давай ты…
– Когда генерал Гален в лес побежал, – заговорил Лориан, – мы с Габриэлем уже там были. Цыганка нам сразу не понравилась, ну и решили к ней присмотреться. Только он на тропку вступил, мы его раз – и в кусты. Мол, вы куда это собрались, ваше превосходительство? Он на нас с кулаками, мы его носом в землю… Пока с ним разбирались, вас-то и пропустили. То, что еще и вы в лес сунетесь, нам и в голову не пришло. Вы-то тихо прошли, а вот солдаты, которые вслед побежали, те топали, как лошади.
– Какие солдаты? – не понял Энтони.
– Унтер тот, Артона, с командой за вами пошел. Ну, мы генерала им в руки сунули и велели назад возвращаться да Квентина известить – он-то знает, что в таких случаях делать. А сами быстренько побежали и успели шум услышать. Захватили-то вас тихо, а шли шумно… – Энтони вспомнил, как он спотыкался, запинаясь о корни, и кивнул: еще бы… – Если бы мы не знали, что случилось, то подумали бы, что это козы, или, скажем, гуляки какие-то далеко забрели. Но мы-то знали… Так что мы быстро нашли, где они в лес свернули. То есть нашли бы и так, но могли не успеть, вас бы уже увезли. А так мы их догнали, они еще и на лошадей не садились. Я Габриэля в лесу оставил и к ним вышел…
– Да кто они хоть такие? – спросил Энтони, плотнее заворачиваясь в плащ. Он начал согреваться, мир становился веселее и уютнее, не хватало только глотка чего-нибудь крепкого. Габриэль, словно прочитав его мысли, уже протягивал фляжку.
– Мойзельские пограничные жители на ольвийской службе. Рядом все живем, мы их знаем, они нас, да и на мозеле у нас каждый говорит. Я решил попробовать – может, удастся вас выручить, птичка-то другая попалась, силок ведь явно на генерала Галена был поставлен. Если бы они захватили того, кого нужно, тогда, конечно, дело было бы безнадежное, поскольку что сговорено, то сговорено, ну, а вы были их собственной добычей. Они как раз думали, что с вами делать – забрать с собой или просто прикончить, чтобы не возиться…
– А что, на самом деле могли прикончить? – Энтони старался спрашивать как можно небрежнее. Едва ли у него это получалось, но пограничники мужество явно оценили, потому что Квентин одобрительно хохотнул.
– Если бы они решили продолжить охоту, тогда точно бы зарезали. Ну, а кабы надумали возвращаться – сказать трудно. С одной стороны, добыча завидная, с другой – уж больно хлопотно: везти вас в Мойзельберг, стеречь, а ведь они на службе… Так что мы с ними легко сговорились.
– На чем?
– Пятьсот фунтов, – ответил Квентин. – Заплатил генерал Гален, а уж как вы с ним будете рассчитываться, дело ваше. Дурость у вас с ним сегодня была одинаковая. Ну что, ваша светлость, оклемались? В седло сесть сможете? А то там, небось, с ума сходят…
Когда они уже сели на лошадей, Энтони тихонько спросил у Габриэля.
– Послушай, ты сегодня, когда меня развязывал… Кто такой баран?
– Баран – связанный пленник. Так их на всей границе называют, – ответил тот.
Энтони опустил голову, радуясь, что уже темно и пограничник не видит, как он краснеет…
Они ехали почти в полной темноте, в которой видеть дорогу могли разве что лошади пограничников. Факелы погасили.
– Не хватало еще, чтобы какой-нибудь дезертир стрельнул, – проворчал Квентин.
Когда подъехали к городу, было уже около полуночи, но от самой городской ограды их окликали, освещали факелами лица, и вслед за этим темнота взрывалась приветственными воплями. Во дворе трактира стояла толпа. На крики из распахнувшейся двери вышли штабные. Энтони поднялся на крыльцо. Надо было что-то сказать, но ничего подходящего в голову не приходило.
– Ну, вот он я! – крикнул он столпившимся внизу солдатам. – Все в порядке! Спасибо, что любите! Приказываю: трезвым выпить, пьяным спать. Все!
Двор ответил хохотом, а зал трактира – радостными возгласами. Сразу с порога Бейсингем попал в объятия Одони, затем других, генералов и полковников, трогарцев и балийцев – всех, кто был сегодня в «зеленом дворце» – кроме одного человека. Пообнимавшись вдоволь со всеми, Энтони обвел взглядом зал трактира: генерала Галена не было.
Они подняли еще пару тостов за счастливое избавление, и Энтони, падавший с ног от усталости, отправился к себе. Пока денщик раздевал его, он спал сидя, но лишь только за солдатом закрылась дверь, а голова коснулась подушки, сон пропал напрочь. Едва в коридоре раздавались шаги, как он поворачивал голову к двери, но… мимо! Да и походка каждый раз была не той, которую он ждал: та должна быть стремительной и мягкой. Наконец, махнув рукой, Энтони поднялся, снова оделся и пошел в штабное помещение, где в одном ящике с армейской казной держал и свои личные деньги. Отсчитав пятьсот фунтов, прошел по коридору к комнате Галена, постоял немного, прислушиваясь к непрекращающимся шагам внутри, и толкнул дверь.
Теодор стоял возле стола, на котором было несколько бутылок вина и глиняная кружка. Когда Энтони вошел, генерал поднял голову и мрачно, исподлобья взглянул на него:
– Что тебе нужно?
Чего угодно Бейсингем ожидал от их встречи, но не такого приема. Он сам – да, он еще мог иметь какие-то основания злиться на Теодора, но чтобы тот злился на него?
– Ничего, – как можно равнодушней сказал он. – Ты заплатил за меня. Возьми деньги.
– Не возьму, – Гален оттолкнул его руку. – Все по моей вине случилось. Мне и платить.
– Ну, как знаешь…
Энтони забрал кошелек, однако медлил уходить. Что происходит, что за бред такой, в самом-то деле?
– Ты еще здесь? – снова поднял голову Теодор. – Убирайся! Убирайся отсюда вон!! Могу я напиться в одиночестве, чтобы никто меня не трогал?!
Цыган был страшен в своей свирепости, так что даже Бейсингему стало не по себе. Тяжелая бутылка ударилась в стену, брызнули осколки. Энтони повернулся, молча вышел и услышал, как дверь за ним захлопнулась с таким грохотом, что, казалось, содрогнулась стена.
«Получил? – насмешливо проговорил над ухом звучный холодный голос, показавшийся знакомым. – В следующий раз думать будешь, кому душу отдаешь».
Голос слышался так явственно, что Энтони невольно огляделся по сторонам. Однако в коридоре, кроме него, никого не было.
«Неужели я свихнулся с перепугу? – подумал он. – Вот уж позор так позор… Но в одном он прав: чтоб я еще хоть раз подошел к этому…» – Бейсингем не нашел слова и затейливо выругался. Стало чуть-чуть легче, однако он все же чувствовал себя как оплеванный. Неудивительно, что цыгана никто не любит – а он-то, дурак, старался…