Мост Невинных
Шрифт:
— А если вы ничего не найдете?
— Тогда мы все умрем, — бодро отозвался старик. — Советую заранее огласить завещание.
Дознавателю эта идея не понравилась. Тем более, что завещать ему было нечего: все, что он зарабатывал, уходило на содержание всей семьи Солернов. Хотя бы они в безопасности в своем глухом углу в горах Юга… пока король Эстанты не двинет свои армии на Далару.
— Где девушка с ребенком?
— В камере неподалеку. Я зашел к вам по пути туда — хочу проверить, хорошо ли они себя чувствуют.
— Я держал себя в руках, —
Ги сжал зубы. Именно от этого ему нестерпимо хотелось отмыться, словно это клеймо отпечаталось у него на лбу.
— Это не королева, — тяжело сказал Солерн. — И не король. Нас бросили толпе, как наживку, пока…
— Я знаю, — спокойно произнес Николетти. — Регент сказал, что на королеве — иллюзия, но ведьмины чары мгновенно рассеялись бы рядом со мной, когда я использовал ореол. Так что мы привезли сюда, полагаю, настоящую Алису фон Эйренбах и какого-то младенца.
— И вы говорите об этом так спокойно!
— У меня было время, чтобы смириться с этой мыслью. Впрочем, думаю, герцог не мог предположить, что мне придется применять свои способности. Он наверняка уверен, что иллюзия ведьмы продержится еще некоторое время, и мы будем пребывать в полном неведении.
— Скоро какой-нибудь провокатор крикнет в толпе, что в Бернарден привезли королеву, — угрюмо сказал Солерн. — И тогда нам всем конец.
— Жаль, что вы так плохо разглядели пророчество, — хмыкнул Николетти. — Уверен, что всю эту суету регент затеял именно из-за того, что там написано. Но, может, там была подсказка и для нас…
***
Солерн вошел в камеру фрейлины один. Алиса фон Эйренбах укачивала ребенка, напевая что-то на амальском, но при виде дознавателя вспыхнула от смущения, замолчала и поднялась, прижимая к себе младенца.
«Ей же и двадцати нет», — с горечью подумал Солерн. Совсем юная девушка — высокая, стройная, как и королева, с белокурыми волосами, которые казались почти белыми в полумраке. Глаза у нее были ярко-голубыми, а лицо чем-то напоминало нежные лики мадонн в ренольских церквях.
— Садитесь, — сказал дознаватель и опустился на стул напротив узницы. Ее камера была такой же, как у Николетти, и отличалась от обычных комнат только решетками на окнах. Девушка прикусила задрожавшую нижнюю губу и, помолчав, прошептала:
— Разве вам можно сидеть в присутствии королевы?
Она говорила по-даларски довольно чисто, в отличие от остальных фрейлин ее величества. Что ж, хотя бы переводчик им не понадобиться.
— Я знаю, что вы не королева, — сказал Солерн, и Алиса фон Эйренбах вздрогнула всем телом. — Здесь, в Бернардене, есть ведьма и есть мастер. Неужели ваш регент думал, что они не догадаются, как только вас увидят?
Девушка опустила голову. Ее ресницы мигом намокли, и она что-то жалобно пробормотала. Солерн разобрал только слово “treue” — верность.
— Откуда у вас этот младенец?
— Это мой сын! — фрейлина вскинула голову. — Не смейте, я не позволю вам забрать его!
— Я и не собираюсь. Кто его отец?
Девушка залилась густой краской и почти с вызовом ответила:
— Он погиб, как герой, в битве при Шандоре! — через секунду до нее дошло, кому она это сказала. Она отшатнулась от Солерна и пролепетала: — То есть я… я не имела в виду, что вы… я не хотела, чтобы вы…
Дознаватель молчал. Он редко испытывал к людям настолько сильное отвращение, как сейчас — к фон Тешену.
— Почему вы согласились? — наконец спросил он.
— Ради моей королевы, ради ее сына! — пылко воскликнула девушка.
— Вы же понимаете, — мягко произнес Солерн, — что погибнете здесь вместе с вашим ребенком?
Она застыла, словно статуя, и так побледнела, что дознаватель поднялся и шагнул к ней, дабы подхватить, если она лишится чувств. Но девушка шарахнулась от него, как от чумного, и крикнула:
— Lugen! Вы лжете! Меня вернут во дворец через несколько дней, как только…
— Регент покинет столицу вместе с королевой и королем. Пока разъяренная толпа, которой кто-нибудь сообщит о том, где подложная Мария Ангелина, будет брать штурмом этот замок.
— Зачем вы так говорите! Вы должны защитить нас, вы же солдат!
— Я не солдат, и я не должен.
Это вырвалось у Ги неожиданно для него самого; девушка уставилась на него с ужасом и пролепетала:
— Как это вы не должны?
Солерн молчал; похоже, она впервые поняла, что ее бросили на милость даларцев — людей, которые имели множество причин ненавидеть всех амальцев без исключения. Девушка сжалась, пытаясь закрыть своим телом младенца от дознавателя.
— Я ничего не должен вашему герцогу, — сказал Солерн. — И все люди в Бернардене тоже. Мы ничего не должны тому, кто убивает нас, как скот просто потому, что может.
— Но… но я же не виновата! Мы не виноваты! Мы не убивали вас…
— А ваш муж — да. Впрочем, герцог и к вам относится не лучше. За стенами тысячи человек, которые через пару захватят Бернарден. Вас ждет страшная смерть, — дознаватель кивнул на сопящего ребенка. — Они разорвут вас в клочья.
— Oh Herr, rette uns… — выдохнула Алиса фон Эйренбах и прижалась губами ко лбу младенца. Он засопел во сне. Солерн стоял перед ней, сжимая эфес шпаги до боли в пальцах. Единственное, о чем он жалел — что не вонзил ее в регента, едва тот заикнулся о своем чертовом плане!
— Treue, — повторил Ги с горечью. — Неужели эта ваша treue расчетливому ублюдку стоит жизни вашего сына?
Она чуть не заплакала — глаза покраснели и наполнились слезами, но ни одна слезинка не покатилась по ее щекам. Девушка затравленно смотрела на Солерна, словно ожидая, что он сам сейчас выбросит ее окна прямо в руки байольцев.
«А я мог бы, — отстраненно подумал Ги. — Мог бы купить наши жизни — или хотя бы попытаться — если бы рассказал им, как их обманули, что регент и королева вот-вот ускользнут у них из-под носа…»