Мост самоубийц
Шрифт:
– «Не моя забота» – это что, слоган вашего РОВД? Недаром у него такая плохая репутация, – не сдержалась я, – таких продажных, ленивых, напыщенных…
– До свидания. Еще одно слово, и я влеплю вам статью за оскорбление сотрудника при исполнении. Уходите и не забудьте дверь закрыть поплотнее – там замок ненадежный.
Я двинулась к выходу, но все же не удержалась от последней попытки заинтересовать следователя:
– Полина купила веревочную лестницу и билет на поезд. А через два часа пошла и скинулась с моста.
Морошин молча посмотрел на меня и дал понять, что будет смотреть до тех пор, пока я не выйду
– Вот поэтому вы и обедаете в одиночестве. Никто не хочет сидеть за одним столом с Настольной книгой дознавателя.
Я выскочила за дверь, ругая себя последними словами за то, что не смогла справиться с эмоциями. Кирьянов же предупреждал, что с Морошиным будет тяжело. Зачем я вообще сюда пришла? Надо слушать старых опытных друзей, которые пытаются облегчить свою жизнь.
Пока я бесполезно сотрясала воздух у непрошибаемого следователя, на улице похолодало. Воздух стал как будто плотнее и гуще. За тесной толпой многоэтажек показалось свинцовое облако. Я хотела пройтись до злополучного мостика, чтобы самой осмотреть место, откуда прыгнула Усольцева, но сомневалась, что дождь не застигнет меня в дороге. Кроме того, спина разболелась не на шутку. Пора было принимать лекарство и натирать поясницу чудодейственной мазью, прописанной врачом, но я все оставила дома, потому что надеялась к этому времени вернуться.
Я уже вытащила телефон, чтобы вызвать такси, как вдруг около меня резко притормозила машина, едва не обдав меня грязной водой из лужи на обочине.
– Иванова! Что ты тут делаешь?
Это был Владимир Сергеевич Кирьянов, которому я обрадовалась, как родному. Киря выскочил из машины и раскрыл передо мной дверцу.
– Неужели подвезешь? – спросила я из вежливости.
– А что с тобой делать? Как спина? Выглядишь не очень.
Я, ойкая, забралась на заднее сиденье служебного уазика. Владимир Сергеевич сел рядом и хлопнул водителя по плечу:
– Петренко, гоу! – И назвал мой адрес.
– Нет, погоди, Петренко! – взмолилась я. – Меня не домой. Мне в Туристический парк нужно, туда, где Мост Влюбленных.
Раз уж такая удача, решила я, проеду до мостика и оттуда вызову такси. Зачем откладывать дело, если можно воспользоваться удачными обстоятельствами?
Сержант глянул в зеркало заднего вида. Кирьянов недовольно кивнул.
– Ладно. Гони туда. – Он повернулся ко мне: – Ты что, уже работаешь? А постельный режим кто будет соблюдать?
– Мне прописывали отдых, а не постельный режим, – возразила я, – можно сказать, я уже отдохнула. А тебя сюда каким ветром задуло?
– Коллегу подвозил. Смотрю – ты выходишь. Физиономия недовольная, за спину держишься. Пожалел калеку.
Я легонько шлепнула его по руке.
– Такта в тебе, Кирьянов, ни на грош.
– Я так понимаю, ты к Морошину ходила?
– Ходила, – недовольно призналась я.
– И получила тряпкой по морде, – констатировал Владимир Сергеевич.
– Получила.
– А я тебя предупреждал?
– Предупреждал. Но я должна была попробовать, понимаешь! Там и правда не так все гладко, как кажется на первый взгляд. Я была дома у этой Полины…
Кирьянов поднял бровь, и мне пришлось уточнить:
– С разрешения и в присутствии ее сестры.
– Слава богу. И что нашла? Листок с надписью: «Я не прыгала с моста»?
– Твой циничный сарказм тут не уместен. Все-таки человек погиб, –
– Ее решение могло быть спонтанным, – ответил Кирьянов и был прав. Я вдруг поняла, что ни одного весомого аргумента в пользу версии об убийстве у меня нет.
– Думаю, билет и лестницу тоже можно как-то объяснить.
– А чеки?
– И чеки. Вообще все можно объяснить тем, что она решила спрыгнуть с моста не до, а после того как все это купила, постирала и вклеила. Скорее всего, что-то произошло непосредственно перед самоубийством. Какое-то событие стало последней каплей, и она, плюнув на все покупки и планы, решила, что больше не стоит жить. Это звучит страшно, грубо и, возможно, цинично, но объясняет все.
Я хмуро молчала. С точки зрения и следователя, и Кирьянова, все было логично. Самоубийство – поступок иррациональный. Если человек решается на него, причины искать бесполезно. Но чем больше я погружалась в жизнь Полины Усольцевой, тем сильнее сомневалась в ее намерении добровольно спрыгнуть с моста. И все же помощи мне ждать неоткуда. Если посмотреть на все трезвым, холодным взглядом, Морошину нечего поставить в вину. Девушка прыгнула сама. На мосту стояла одна. Никто ее не сбрасывал и не толкал. Если бы не эти странные покупки, я бы сама уже сделала вывод, что имело место самоубийство. Но они есть. И теперь я не могу оставить это дело, пока не найду им объяснения.
– Морошин твой – хам, – опять не сдержалась я.
– Морошин – крючкотвор и праведник. Он делает свое дело как надо, но, если он уверен в своей правоте, его уже не переубедишь. Такие никогда не задерживаются на работе. Они сдают отчеты вовремя и следят за выполнением плана.
– Может такой персонаж закрыть глаза на улики, если они противоречат делу?
Кирьянов подумал.
– Наверное, может. Но только в том случае, если он убежден, что это не важные улики и их можно как-то иначе объяснить. Хотя утверждать это категорично не буду – за руку Льва Марсовича никто не ловил.
– Он Лев Марсович? – ахнула я.
Кирьянов потер переносицу:
– Ты что, даже именем человека не поинтересовалась, прежде чем вваливаться к нему в кабинет?
– Нет, – честно призналась я, – на двери было написано: «Морошин Л. М.» Я подумала, какой-нибудь Леонид Михайлович.
– Ну, старуха, ты даешь!
Я решила перевести тему.
– Мне бы посмотреть протокол с места происшествия и заключение медэксперта.
– Забудь.
– Неужели у тебя нет тут совсем никаких связей? Ты же сейчас подвозил какого-то коллегу?