Мост в Хейвен
Шрифт:
— Это довольно просто. Он хочет, чтобы вы Его любили.
— Ну, что ж, тогда я не знаю, что Он хочет, чтобы я сделала для этого.
— Просто спросите Его.
Абра рассмеялась с издевкой:
— Боюсь, Он тогда отправит меня в Африку.
— Полагаю, может. Но если действительно отправит, то вы будете счастливы, что сделали это. — Она осторожно нанесла мазь на ноги. — В прошлое воскресенье приезжала миссионерка. Как жаль, что вы ее не слышали. — Мэри Эллен приглашала Абру в церковь уже много раз, и не теряла надежды. — Она выросла в нашей церкви. Так она рассказывала, как ее мать затащила ее на вечернюю службу послушать миссионера из Африки. По дороге домой девушка
— Полагаю, Он никогда не хотел, чтобы я стала актрисой.
— А почему вы так думаете?
— Потому что мне противно все время быть кем-то другим. Мне противно притворяться, что все замечательно и я счастлива. Мне противно… — У нее вдруг перехватило дыхание. Абра закусила губу и потрясла головой. Когда она снова могла дышать, она продолжила: — Не обращайте на меня внимания. Просто у меня был плохой день.
— И в этом все дело? — Мэри Эллен ждала.
Абра откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, надеясь, что разговор окончен. Мэри Эллен обернула правую ногу теплым полотенцем, потом подняла левую, вытерла и принялась ее обрабатывать. Они молчали. Когда с лечением было покончено, Мэри Эллен сделала массаж припухшим лодыжкам еще раз. Она тихонько напевала один знакомый гимн, от которого на глаза Абры навернулись слезы и защипало веки. Она могла бы сейчас сесть за пианино и исполнить гимн Фанни Кросби без единой ошибки. Это один из любимых гимнов Мици наряду с несколькими десятками других, написанных Исааком Уоттсом и Чарлзом Уэсли. В голове звучали слова и музыка: «Господь ласково зовет тебя домой…»
Абра попыталась заглушить воспоминания, составив в уме список своих грехов. Возвращение невозможно, как невозможно изменить прошлое. Ей придется жить с чувством вины всегда. Ее тяжесть тянула девушку в глубину теней, среди которых она жила. Ей хотелось свернуться клубком в уголке, где Господь не сможет ее увидеть. Достаточно посмотреть, как началась ее жизнь, чтобы понять, что Господь никогда ее не любил. Она всегда была изгоем, чужаком, незваным гостем. Она вспомнила пастора Зика у ворот в темноте ночи и почувствовала ту же острую боль, что испытала тогда, глядя, как он уходит прочь.
Она подняла руку и прижала ее к груди.
Руки Мэри Эллен замерли.
— Я не хотела вас расстраивать.
— Все прекрасно. — Абра поморщилась. Снова ложь легко слетела с ее губ. Она старалась не расплакаться. Все прекрасно? — Это не имеет отношения к тому, что вы сказали или сделали, Мэри Эллен.
— Тогда что же случилось, Лина? Как вам помочь? Пожалуйста. Скажите.
Абра покачала головой и отвернулась.
На самом деле ей было противно оставаться Линой Скотт. Но она уже не знала, как снова отыскать Абру.
13
Змеей обольстил меня. Оправдание Евы
Зик решил зайти подстричься. В парикмахерской Хавьера Эстрады утром по понедельникам обычно было пусто, а значит, Зик может рассчитывать, что его обслужат сразу и будут развлекать разговором о бейсболе. Хавьер всегда был в курсе, кто играет, и знал статистику. После стрижки Зик заехал в булочную
Погода выдалась приятная, можно немного посидеть на площади. Люди нередко останавливались, чтобы переброситься с ним словечком или просто приветствовали, проходя мимо. Зик любил бывать среди людей. Он отломил себе кусок черного хлеба и ел его, наслаждаясь солнечными лучами, пробивавшимися сквозь листву секвойи и клена, блики света плясали на дорожке. Неделя выдалась трудная. Мици захотела покататься, и Зик повез ее за город, где они зашли в несколько домов. Мици умела смешить людей, даже если они не были настроены. В пятницу у него была заупокойная служба, а в субботу свадьба. В воскресенье после службы он направился прямо домой, переоделся в мирское и пошел обедать к Макферсонам. Утром в шесть тридцать он завтракал у Бесси. У стойки его обслуживала Сьюзен, но она все время молчала. Нужно будет зайти позже и выяснить, не готова ли она к разговору.
И словно его мысли подтолкнули ее, он услышал звон старенького колокольчика над входной дверью кафе. Вышла Сьюзен и направилась через улицу. Она подстриглась. Ей очень шла стрижка «под пажа». Женщина с решительным видом направилась прямо к нему, словно голубь в голубятню.
— У меня перерыв, Зик, так что у нас только несколько минут.
— Присаживайтесь. Прошу. — Его последние проповеди были основаны на Послании к Римлянам. Наверняка у нее возник вопрос, на который ей сложно ответить. Он нахмурился, потому что она осталась стоять и нервно оглядывалась. — Вряд ли Бесси вас уволит, если вы побудете здесь несколько минут.
— Бесси будет только рада, если я проговорю с вами весь день. — Она присела, оставив между ними много свободного места.
Она снова огляделась. Площадь была пуста. Все работали.
— Бесси сказала, что Джошуа уехал из города. — Отчего такое озабоченное выражение лица? — Вы с ним поссорились? Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но…
— Джошуа предложили работу в Южной Калифорнии.
— Но это так далеко от дома, Зик.
— Он не мог не воспользоваться такой возможностью.
Сьюзен нервно разгладила юбку на коленях. Ее что-то сильно расстроило, а Зик понимал, что это никак не связано с отъездом Джошуа.
— О чем вы думаете, Сьюзен?
Она резко выдохнула, словно долго сдерживала дыхание:
— Люди все время спрашивают, не знаю ли я чего-то, словно я обязательно должна знать, что происходит у вас в доме. Я все время говорю им, что знаю не больше них, но они… — Она сжала губы. На ее лице отражались разные чувства.
— Настаивают.
— Да. — Женщина нахмурилась и вернулась к первому вопросу. — Вы ведь очень близки с сыном. С чего вдруг Джошуа решил уехать в Южную Калифорнию? Это же за тридевять земель от Хейвена.
— Все в свое время, Сьюзен. То, что он сейчас в отъезде, вовсе не означает, что он уехал навсегда.
— А вас не беспокоит, что он сейчас так далеко?
— Мы поддерживаем связь. — Джошуа звонил, чтобы сказать ему, что благополучно добрался до места, и попросил молиться за Дейва и Кэти. Он ничего не объяснял, но Господь знает, что им нужно.
Сьюзен немного расслабилась:
— Здесь очень хорошо, на свежем воздухе. — Она сложила руки на коленях, но не прислонилась к спинке, а по-прежнему сидела на краешке скамейки. Зик не сомневался, что у нее еще что-то на уме. Женщина вздохнула, глядя на собственные руки: — Я долго прожила здесь. Наверное, мне пора…