Мост
Шрифт:
Как только они оказались здесь, наедине, она была с ним так же откровенна, как в тот день в Сан-Франциско. Может быть, даже более откровенна.
В этот раз его тоже было несложно соблазнить.
В его горле встал ком прямо перед тем, как он сделал ещё одну затяжку hiri.
Несколько секунд назад Врег послал ему сигнал, так что теперь у него имелось хотя бы оправдание для бодрствования.
Ему не помешает отвлечься. Он воспользуется любым предлогом, чтобы подумать о чём-то другом, кроме секса, который только что
Он поморщился при этой мысли, потирая лоб рукой, держащей hiri.
Он не знал, сможет ли вынести мысли о её стороне ситуации, в дополнение к своим собственным. Он не мог заставить себя сосредоточиться на том, не запутывает ли он её, учитывая её нынешнее психическое состояние — особенно учитывая то, что он, казалось, не мог быть близок с ней физически, не испытывая при этом какого-то эмоционального срыва.
Сделав ещё одну затяжку hiri, он выдохнул, пытаясь отогнать эти мысли.
Боль тоже становилась всё сильнее. Не лучше, а хуже.
Ревик знал, что так может продолжаться и дальше.
Чёрт возьми, он до сих пор не знал, сможет ли он выжить в таком состоянии, когда рядом с ним только половина его жены. Это может просто убивать его медленнее. Или это может оставить его в постоянном состоянии лишения, что ещё хуже.
Он должен был думать о ребёнке.
Ещё до того, как Тарси произнесла это вслух, он понял, что ребёнок — единственное, что сейчас важно. Касс, в сущности, не имела значения. Териан и Тень имели значение лишь в той же мере, что и Касс, а именно: всех троих нужно уничтожить, если так выжившие после этой чумы получат хотя бы половину шанса на победу.
Для самого Ревика отрицательных мотивов никогда не хватало надолго.
Его гнев никуда не делся, но самая горячая его часть испарилась, когда Элли открыла глаза. Он не мог объяснить себе, почему именно, или что это значит, но Элли, проснувшись, сумела вернуть их ребёнка — её ребёнка — на передний план его сознания.
Может быть, это тоже дело рук Элли.
Вздохнув, он попытался привести мысли в порядок.
Он вымотался. Дело даже не в телекинезе. От этого он ощущал себя довольно окрылённым, даже обнадёженным. Он чувствовал, что, возможно, они действительно справятся с этим.
Теперь он знал, что истинным источником его оптимизма была Элли. Он так сильно чувствовал её на протяжении всего того сражения на взлётной полосе. Какая-то часть его начала верить, что она вернётся. Когда она подтолкнула его, чтобы он привёл её сюда, эта надежда осталась.
Однако после нескольких часов, проведённых с ней в постели, он снова почувствовал себя подавленным.
Она была агрессивной с ним.
Агрессивной, но такой чертовски отстранённой.
Она хотела его, но, казалось, совсем не замечала его самого во всём этом желании.
В какой-то момент ему захотелось ударить её — тот же импульсивный порыв, который вызвал у него такой стыд в том доме на Аламо-сквер. Конечно, на этот раз он не ударил её, как и в первый раз в Сан-Франциско, но желание сделать это, ощущение жестокости заставили его чувствовать себя ещё хуже из-за того, чему он позволил случиться между ними.
Какая-то его часть даже понимала, откуда исходит импульс к насилию.
Это не было искренним желанием причинить ей боль. Он хотел вернуть её, бл*дь, заставить увидеть его. Это могло быть даже своего рода инстинктивное притяжение, имеющее отношение к их световой связи — например, как когда кому-то из его близких угрожала опасность в Барьере, и инстинкт требовал его врезаться в этого близкого в том пространстве или даже причинить физическую боль.
На самом деле это было не так уж и безумно. Причинение видящему физической боли иногда может быть единственным способом выдернуть его. Элли била его в прошлом, чтобы вернуть в его тело, подальше от Шулеров — подальше от Менлима или кого-то ещё, кто забрал его свет у неё.
Боль в груди усилилась.
Он бездумно поднял руку, потирая это место, стараясь дышать сквозь чувства.
Бл*дь. Он не знал, сколько ещё сможет выдержать.
Она была внимательна к нему в физическом плане, что почти ухудшило ситуацию.
У него возникало ощущение, что она почти обслуживала его. Или, может быть, он обслуживал её.
Она раздела его и усадила на стул, и… боги, он даже не хотел думать о том, что она сделала. Она использовала то, чему, должно быть, научилась у Лао Ху, то, что никогда не показывала ему раньше. Она работала над его светом и телом, и к концу он плакал, ревновал, злился и кричал. Абсолютная иррациональность происходящего и то, как его разум, сердце и свет вышли из-под контроля, пугали его.
Теперь она спала в их постели — той самой, которую они делили после свадьбы. Только вместо него она спала с вайрами на шее, вероятно, даже не замечая его отсутствия.
Боль пульсировала в висках, вызывая тошноту.
Он должен поесть. Как только Врег и Джон уйдут, он отправится на поиски еды. В последнее время он забывал есть; он знал, что это вызовет проблемы, если он позволит себе потерять слишком много веса. Может быть, он ещё и немного поколотит Джорага на ринге.
Врег будет занят другим.
Как раз когда он подумал об этом, от двери, ведущей в коридор, донёсся тихий сигнал.
Ревик поднялся на ноги, решив не обращать внимания на своё относительное состояние обнажённости.
Чёрт возьми, на нём надеты брюки. Раз они захотели прийти в это время ночи, им придётся смириться, увидев его голую грудь.
Чем больше он думал об этом, тем больше ему казалось, что напиться сегодня вечером не так уж и плохо.
Он отпёр и открыл дверь, сделал ещё одну затяжку hiri и кивнул вошедшим мужчинам, даже не взглянув на них. Он также не стал их дожидаться, а отступил назад к дивану, уже морщась и защищаясь от боли, исходящей от них обоих в извивающемся, вышедшем из-под контроля хаотичном облаке.