Мост
Шрифт:
Теперь, вспомнив об этом, Джон почувствовал, как в груди у него всё сжалось ещё сильнее. В тот день он на неё наорал. Он винил её за Вэша, винил в том, что Касс и Багуэн пропали без вести, практически обвинил её в том, что в Сан-Франциско распространялся убивающий людей вирус.
Он винил её за Касс.
Джон почувствовал, как боль в груди превратилась в тугой узел.
Он вспомнил, какой она была с ним в тот день, как её глаза вздрагивали от некоторых его слов, как он почти наслаждался румянцем, который полз вверх по её щекам, когда он ударял достаточно близко
Он смотрел на эти струящиеся золотые огни и чувствовал, как слёзы застают его врасплох.
Этот золотой свет притягивал его, напоминал ему…
Боги. Это ощущалось как она.
Это было даже больше похоже на неё, чем тот золотой океан с Ревиком.
Свет снова лишил его дыхания, накатив с неожиданной теплотой, странной весёлостью, которую он тоже ассоциировал с ней.
В этот раз пришла информация, сбивая его с толку, пока его разум не начал приспосабливаться, понимать, что он чувствует. Информация пришла в виде сложной головоломки, заполненной крошечными нитями, которые вели в тысячи различных направлений. Это сбивало его с толку, и не только его; он чувствовал, что видящие вокруг него реагируют по-разному, судорожно втягивая воздух, напрягаясь, тяжело дыша, и их сердца колотились так, что Джон почти слышал, как они пытаются понять.
Он чувствовал любовь Мэйгара, интенсивную скорбь, которая сжимала его сердце, наполняла его свет.
Всё, что чувствовал Джон, связывало его с другими видящими в этой комнате. Комната наполнилась ею, её мыслями, той самой частотой, с которой вибрировал её свет. А потом, где-то посреди всего этого, в этих плотных импульсах света и разума, Джон увидел кое-что ещё.
Образы.
Как только он потянул за самую крошечную ниточку, из которой состояла вся она, в голове Джона всплыли образы. Они полыхнули вокруг него живым цветом, как будто он включил ВР-связь, которая смыла остальную часть комнаты.
В этих образах он видел Элли. Он видел её такой, какой она была раньше, с глазами, полными света, острого ума и понимания.
Он видел её с Ревиком.
Он видел её вместе со всеми.
В этих образах Элли была одета в броню, точно такую же, как у видящих, сидящих на металлических складных стульях. Он увидел Элли в самолёте, пристёгнутую ремнями безопасности рядом с Ревиком в одном из задних рядов кресел. Элли стояла с ними на пристани в Нью-Йорке…
— Нет, — сказал Ревик более резким, почти хриплым голосом.
Джон резко дёрнулся на месте, поражённый громким голосом Ревика.
Это напомнило ему, где он находится и почему они вообще оказались в этой комнате. Внезапно осознав, что происходит, Джон сглотнул, чувствуя лёгкую тошноту.
Элли хотела поехать с ними.
Элли хотела поехать в Нью-Йорк вместе с Ревиком и всеми остальными.
Как только Джон подумал об этом, Элли топнула ногой, сердито глядя на Ревика, и её зелёные глаза сделались ещё резче в свете потолочных ламп. Эти глаза по-прежнему хранили на поверхности то более интенсивное замешательство, но каким-то образом оставались выразительными, как будто какая-то часть её прорывалась сквозь это…
— Нет, — Ревик уставился на неё, тяжело дыша.
Её глаза сузились.
— Нет, чёрт возьми! — рявкнул он, и лицо его вспыхнуло. — Нет, Элли. Нет!
Ещё больше образов бомбардировало голову Джона; он вздрогнул, задыхаясь.
Подняв руки к голове, он вцепился в собственные волосы, достаточно крепко, чтобы почувствовать, как они натягивают кожу на голове. Он услышал, как видящие вокруг него ахнули и заёрзали на своих стульях. Он видел, как некоторые из них подняли пальцы и руки к своим вискам и груди.
Образы возникали всё быстрее, настолько яркие, что на них почти больно было смотреть.
Элли в самолёте, Элли в боевой броне, Элли стоит рядом с Ревиком на крыше вертолётной площадки в Нью-Йорке…
— Нет, чёрт возьми, — рявкнул Ревик. — Нет!
Образы прекратились.
Словно кран перекрыли — пространство перед закрытыми глазами Джона снова стало чёрным и пустым. Он оглядел комнату, тяжело дыша, всё ещё видя золотые ленты там, где они спускались из какого-то далёкого Барьерного пространства, мерцая её светом.
У него в горле встал ком.
Вытирая лицо, он понял, что по его щекам катятся слёзы, хотя он не мог бы выразить большую часть того, что чувствовал — не облегчение от того, что она снова здесь, боль потери, жалость к ней и тому, что она хотела от Ревика и остальных, горе от того, что с ней сделали, гнев на Касс, нет, ярость на Касс, ненависть, которая, как Джон внезапно осознал, принадлежала не только ему, но и усиливалась Ревиком, даже до того, как они все оказались связаны.
Этот электрический заряд продолжал циркулировать по комнате. От этого у него волоски на руках встали дыбом, а по коже пробежали мурашки, но Джон просто сидел, пытаясь вобрать в себя и хоть понять всё, что он чувствовал.
Оглянувшись на дверь, он увидел, что Элли высвободилась из хватки Ревика. Они пристально смотрели друг на друга, как будто между ними шёл какой-то спор, который никто, кроме них двоих, не мог услышать. Глаза Элли слабо светились в тусклом свете у двери, и Джон почувствовал, что сейчас на неё накатывает гнев, а вместе с ним и напряжённость, которую Джон ощущал как полное отсутствие компромисса.
Её замешательство тоже вплеталось во всё это, но теперь это замешательство казалось более тусклым.
Какая-то часть её была здесь в данный момент.
Какая-то её часть была достаточно осознанной, чтобы находиться здесь, пусть и на короткое время.
— Элли, — произнёс Ревик, нарушив молчание и снова испугав Джона. На этот раз его голос прозвучал приглушённо, осторожно почти до раболепия.
Он поднял руку, не отрывая взгляда от её лица.
— Милая… пожалуйста. Ты не можешь поехать. Ты не можешь. Ты не понимаешь.