Мост
Шрифт:
– Здесь же, – спокойно ответила она, не желая удерживать меня.
Я уходил без оглядки. Но, надо признаться, я не смог оставить ее одну: все мои мысли в этот день – по дороге домой и вечером за работой – были о ней, я остался с ней на мосту и молча стоял рядом. Находясь дома, я чувствовал, как ветер с набережной развевает полы моего пальто, как мелкий дождик колит лицо, как в красноречивом молчании я все лучше понимал ее и был понят сам. Работы в тот день, как уже понял читатель, у меня было много: будто одержимый, я жадно смешивал краски, пытаясь найти те цвета, которые бы отразили мое внутреннее состояние. В этот серый осенний вечер я искал солнца, я создавал его, обжигаясь его палящими лучами, я пытался приручить его, пытался придать ему уникальную, неповторимую форму, форму, которое оно приобрело в моей душе. И главная уникальность моего солнца заключалась в том, что оно было не одно – оно объединяло в себе тысячи планет, обретая, благодаря этому, невероятную мощь и силу. Обретя уверенность в себе, в своих действиях, посмотрев на себя и свою жизнь со стороны, с каждым мазком я утверждался в мысли посвятить всего себя творчеству, не быть «художником в свободное время», как пару часов назад точно заметила моя безымянная знакомая, а стать полноценным участником мира искусства. Вдохновение в это вечер вышло за рамки моего сознания, оно наполнило собой комнаты, просачивалось через окна и двери, и приобретало уже глобальные масштабы: оно заполонило собой Землю, казалось, в какую точку планеты я бы моментально не перенесся – оно бы везде встретило меня и ласково подало бы кисть. Волшебное, пьянящее чувство. Я давно такого не испытывал. Хотя, будем откровенны, никогда еще в жизни я не был настолько уверен и счастлив в своей уверенности. Не чувствуя усталости, я старался не спешить, ибо теперь мне незачем было торопиться, ведь дело моей жизни стало моей жизнью. Тем не менее, к рассвету я закончил свою работу. Никогда ранее, и никогда позже, я не заканчивал картины в столь короткий срок, причем у меня не было ни единой претензии к работе, все в ней с предельной точностью выражало то, что я хотел донести. Это был триумф. Не всегда сложно убедить в чем-либо публику, бывают моменты, когда гораздо сложнее самому поверить себе и в себя. Не чувствуя усталости, а я за всю ночь ни на минуту не сомкнул глаз, я начал собираться на работу. В ту ночь мною было принято решение уволиться, всеми возможными способами сократить время пребывания на том месте, которое отрывает меня от моего истинного призвания. Имея в запасе несколько часов, я начал собирать воедино всевозможные причины, по которым я не мог остаться на положенные две недели. Предвкушая бурные изменения в жизни, предвкушая начало этой самой жизни, я, словно легкомысленный юноша, представлял себе, как покину ненавистное мне место спустя двадцать минут, как объявлю об уходе, и больше никогда не вернусь туда. Я видел, как боясь потерять ценное время, я спешу домой к своим верным друзьям – краскам. Как начинаю творить новое и удивляюсь, почему же я раньше не имел смелости наполнить свою жизнь смыслом, полноценным и благодарным. Видел, как уже через пару дней я делюсь достижениями со своей безымянной подругой. Как она проявляет интерес и просит меня показать ей шедевры. Как эти шедевры уходят за пределы моей комнаты и становятся доступны миллионам. Ведь это так просто! Ведь главное – начать! Главное – посвятить себя полностью. Мир творчества благодарен, он с удовольствием и заботой распахнет передо мной свои объятия. Я был опьянен своими мечтами. Но вот подходило время, когда мне нужно было начинать реализовывать свой план, и я поспешил туда, куда обычно чаще всего опаздывал. Признаться, мой план не сработал на сто процентов: рассказав трогательную историю о болезни очень близкой, но дальней родственницы, я вымолил себе поощрение в виде трех рабочих дней, изначально руководство было беспристрастно и не ходило отходить от сухих и бесполезных правил, которые ничем не улучшают жизнь организации, но делают несчастным стремящегося к свободе. Что ж, все-таки эти три дня вполне можно считать победой, но не в тот момент: тогда я думал, что именно эти три дня расстроят все мои планы, что новый мир не примет меня, считая слишком медлительным и безынициативным. В тоске и волнении я провел остаток рабочего времени, отсчитывая часы до его окончания, будто оставил дома без присмотра детей или больного. Вернувшись в тот день домой, я первое время находился в отчаянии, так как мой план не мог осуществиться в полном размере: я не мог в тот вечер творить до рассвета, ибо с его наступлением мне приходилось тратить драгоценные минуты на удовлетворение системы. Целых три дня – крутилось в моей голове. Я представлял, как много можно было бы сделать, находясь дома. Никогда еще не ценил настолько время, не чувствовал остро его безвозвратный уход, не рассыпался на миллионы частиц от этой мысли. Спустя пару часов, за которые краски так и остались нетронутыми, мне на ум пришла достаточно приятная идея: ведь меня могли задержать на более долгий срок. Жизнь вновь наполнилась смыслом, планами и мечтами. Жаль, что уже поздно, иначе я бы непременно отправился на мост и точно встретил Ее. Рассказал бы о моем величайшем поступке и принял бы в награду взгляд, полный одобрения и уважения. А пока оставалось смотреть в зеркало и радоваться в одиночку. Зачем я тогда спешил поделиться своим счастьем? В последствии я часто задавался этим вопросом и пришел к выводу, что именно тихая одинокая радость, является самой искренней и настоящей. Но это было много позже. В тот же вечер мне хотелось открыть окно и закричать на всю улицу, на весь город, чтобы все слышали, чтобы все разделили мое счастье, чтобы поддержали и поверили вместе со мной. Но здравый смысл вернулся и не позволил этого сделать. Предвкушая радостную встречу, будто с лучшим другом после долгой разлуки, я забылся приятным, глубоким сном.
На утро я оделся теплее, заварил чай в термосе, уведомил своих собратьев по завоеванию мира искусства, что вернусь поздно, и отправился на работу. Как уже понял читатель, еще утром я решил по завершению рабочего дня обязательно направиться к месту моих дум и надежд. А как вы помните, было обещано явиться с чаем.
Нет более одинокого человека, чем тот, что несет какую-либо идею. Я вспоминал потом, как выглядел тогда: как я суетился от того, что мои мысли были заняты способом реализации, как бродил, словно одержимый, как говорил с людьми о совершенно далеких для них вещах. Когда ты идешь к цели, это не имеет значения: все эти взгляды, суждения со стороны. И лучше бы тебе не останавливаться и не смотреть на себя глазами окружающих, иначе увидишь, насколько ты жалок, смешон, безумен. И, главное, одинок. Важно на этом этапе не посмотреть на себя через призму чужого, массового восприятия. Не столь приятная картина, согласитесь. Она способна разрушить самые заветные мечты, самые безумные идеи. Способна уничтожить тебя. Поэтому, как бы ни было радостно, весело, больно, горько, одиноко, идите не оборачиваясь, не смотря по сторонам, будьте смешны, будьте заметны и непохожи, но только не останавливайтесь. Малейшее сомнение, которое может закрасться в душе – и вот вы отброшены на сотни шагов назад, и не факт, что в этот раз удастся выбрать тот самый путь, которым вы следовали. Теперь же вернемся к чаю и тому месту, где я планировал им насладиться.
До заката оставалось около часа, и я ускорил шаг. Прибыв на место встречи, я застал лишь томную гладь, располагающую к продуктивному монологу. Отдавшись мечтам и планам, охватившим мое сознание, я не сразу заметил, что Она подошла и молча устремила свой взгляд на воду. Очнувшись, я был настолько рад ее появлению, что без лишних вопросов поторопился достать термос. Наполнив чашку и передав ей, я жадно, сбиваясь, начал делиться своими достижениями.
– Прекрасная новость, – выпив немного горячего напитка, двумя руками держа чашку, ответила она. – Вы, признаться, удивили меня. Не думала, что сможете так скоро принять решение.
– Знали бы Вы, с какой грустью я понял, что мог сделать это намного раньше. И сколько потеряно времени.
– Каким же образом планируете покорить Олимп?
– Не понял вопроса.
– Ну, раз Вы решили кардинально изменить свою жизнь, посвятить ее высокой идее, значит, наверняка, у Вас должен быть план реализации. Или я ошибаюсь?
– Признаться, как такового плана у меня нет. Пока я счастлив от одной только мысли, что все мое время будет занято творчеством.
– Это прекрасно. Не спорю. Но не забудьте потом подумать над тем, как Вы будете доносить свои плоды до общества.
– Для начала, думаю, мне необходимо обзавестись материалом, в достаточной степени. Именно тем материалом, с которым я выйду на обозрение. Но, хочу заметить, Ваш трезвый взгляд на вещи заставил меня задуматься. У меня и правда не было никакого плана конкретных действий. Спасибо, – потерявшись в своих мыслях, с легкой грустью ответил я.
– Это чудесный чай, – засмеялась она. – Генерирует идеи.
– Как обстоят Ваши дела с поиском себя? Удалось что-то найти или решить? – этот материальный разговор буквально вырвал меня из моего идеального мира, ощущение небывалой радости сменили страхи и отчаяние. Задав свой вопрос, я хотел лишь одного – хотел, чтобы и она, та, которая не дала мне шанса продолжать радоваться своей мечте, внезапно и неожиданно оказалась в этом холодном и одиноком мире, куда пару минут назад вернула меня.
– Да. Я более чем определилась. Я не стану ничего менять в своей жизни, – ни капли не смутившись моим вопросом, легко и непринужденно ответила она.
– Но как же? Ведь Вы говорили, – я был крайне удивлен и не мог подобрать слов.
– Говорила, что выбираю и думаю, – опередив мой вопрос, ответила она. – Разве может быть неправильным решение, если подходишь к вопросу взвесив все «за» и «против»? Я решила оставить все на своих местах. Это честно по отношению к себе и окружающим. Честно именно в том смысле, как я уже говорила Вам ранее, что, выбрав один путь, я не собираюсь сворачивать или искать оправданий. Здесь не могло быть неправильных решений. У Вас еще остался чай?
Я был повержен. Как же так? Неужели так легко и холодно можно принимать такие решения? Можно не пытаться? Можно отнимать шанс у себя и окружающих? Перескакивая с одной мысли на другую, я стоял молча. Вдруг, вспомнив, сколько надежд я возложил ранее на нее, на ее близкий, как мне казалось, мир, на понимание, в котором нуждался столько лет, вспомнив все мои наивные высказывания, подчеркнутые необъективной уверенностью и восторгом, я испытал невероятный стыд. Я чувствовал себя полностью обнаженным в эту минуту и мерз не от холода, а от стыда и одиночества, которые сковали мое несчастное сердце и вышли за его пределы. Я налил ей чай и больше не сказал ни слова. Молчала и она. Молчание, которое некогда объединило нас, на этот раз унесло наши души в параллельные вселенные, им больше не суждено было встретиться. Они больше не понимали и не смогли бы понять друг друга. Что я почувствовал тогда? Предательство, непонимание, злость, обиду? Я не могу однозначно ответить на этот вопрос. Но, что я точно понял, так это то, что я не почувствовал. Я надеялся получить поддержку, увидеть радость и одобрение, надеялся на какую-то помощь, разумеется, не материальную или физическую, ни в коем случае. Я надеялся на поддержку моих надежд, на то, чтобы услышать продолжение своей мечты от кого-то со стороны. Ведь мечтать всегда интереснее с кем-то. Вдвоем, втроем… Не одному. Так фантазии обретают форму, наполняются смыслом, запоминаются, их можно выделить, как отдельное событие и говорить потом: «А помнишь, как мы мечтали…» Мечты в компании – это магия объединения, они становятся настолько реальными и одновременно волшебными, что о них нельзя просто забыть. Мечты с кем-то, общие мечты – своего рода крепкая цепь, связывающая людей, создающая определенную атмосферу, условия. Разве можно так же сказать об одиноких мечтах? Это скорее планы, не более. Грустные, сухие планы, лишенные возможности сплачивать, вселять надежду, открывать кого-то рядом и себя самого, безмолвно растворяются в солнечных лучах с приходом рассвета. В последствии я много думал о той ситуации, пытался понять сам себя, в тот день, будучи ужаленным в самое сердце, я не мог дать логического объяснения своему поведению и смене моего отношения к ней, ведь, действительно, девушка поступила справедливо, она никого не обманула, она решила выбрать тот путь, который был ей близок, она прагматична и уверена в себе, она не обещает и не живет иллюзиями, она верна себе и своему слову, и каждый волен выбирать свою дорогу, каждый волен принимать то решение, которое считает верным. Нет, я не мог держать обиду за ее выбор, ни в коем случае. Но что же тогда? Неужели подсознание само определило исход и указало мне, что я ошибся в который раз? Неужели именно это и повлияло на наше общение, а точнее на его полное отсутствие в дальнейшем? Неужели, моя природа настолько определяет мое отношение к миру? Какими бы не были сильными эмоции, какой бы не была ситуация, насколько бы сильно не помутнел мой разум, именно мой внутренний мир увидел ситуацию со своего, возможно правильного, ракурса, и сделал выводы, в которые посвятил меня много позже? Я не могу исключать этой мысли, ведь сколько раз, не только мне, думаю, приходилось после какой-либо нестандартной ситуации, анализировать свое поведение, свое решение, принятое необдуманно, даже в каком-то волнении, и понимать и соглашаться с его истинностью, и удивляться, как в эту неоднозначную для меня минуту я мог принять столь рациональное и продуманное решение. Мой мир куда шире, чем я думал раньше. Но мысль о вновь обретенном одиночестве не покидала меня. Что это: слабость, обида? Возможно, первое и второе, но только именно в ту минуту. Точнее, дни. Но, если быть справедливым, если рационально анализировать ситуацию, не акцентируя внимания на себе, то это просто выбор человека. Ничего большего. Не с целью обидеть или оскорбить. Когда мы что-то или кого-то теряем, то начинаем впадать в невероятное уныние. Но с чем оно связано? Может быть с проявлением жалости к самому себе? Почему нас постигает глубочайшая тоска? От бесконечного возвращения к мысли, что ты ожидал большего, лучшего, иного. Но разве кто-то вправе соответствовать твоим ожиданиям? Разве кто-то должен быть тем, что ты необоснованно выдумал? Мы заложники собственных фантазий. И это где-то на подкорке. Мы с душой и полностью, и того же ждем взамен. Но ведь это выбор каждого: полностью или наполовину, с душой или с расчетом. Спустя пару дней я понял ее и больше не жалел себя, больше не возвращался к пустому круговороту мыслей о самопожертвовании, больше не ждал, больше не искал оправданий и не старался анализировать. Я просто понял ее. Как и до этого понимал остальных. Как и после этого принимал обстоятельства. Как до и после страдал от этого лишь потому, что мои стремления понять и принять воспринимались как слабость. Но, если вернуться к моей вышеизложенной теории, то и страдания эти опять же, видимо, связаны с бессознательным возвратом к собственной жалости. Все-таки, человек – натура настолько тонкая, настолько ранимая, что эту хворь невозможно вылечить ни одним самоанализом, не говоря уже о медикаментах. Двусмысленность есть наша основа. Как уже понял читатель, я больше никогда не встретил человека, который появился в самый переломный момент моей жизни, который своим появлением и молчаливым монологом разделил ее на до и после, который подарил мне уверенность и чувство страха одновременно: я больше никогда не встречал ее. Не встречал ее на мосту – месте нашего душевного единения. Возможно, в тот роковой вечер наши души, улетев, спрятавшись в своих укромных углах, были настолько напуганы, что отказались в дальнейшем давать сигналы. Наши маяки погасли и стали незримы друг другу. Я не раз после этого приходил на мост, но ее не было. Возможно, она приходила раньше или позже, а может и вовсе исключила это место из своего маршрута. Больше не было ориентиров. Одиночество обвило меня с головы до ног и пустило корни, и я больше не хотел сопротивляться, не хотел искать и выдумывать варианты.
Мне нужно было обдумать куда более глобальную вещь, чем наличие кого-то рядом: составить план реализации. План – как сухо и грубо это звучит в отношении чего-то возвышенного, чего-то невероятного – именно так я воспринимал и продолжаю воспринимать созидание. План. Перед глазами сразу же мелькают образы снующих офисников или продавцов, которые, между бесконечными собраниями, обязаны (самое подходящее выражение) воплотить в жизнь ранее услышанные установки. Никаких тебе чудес и волшебства, только расчет. Как это все противоречит моей натуре, моим убеждениям. Получается, если я хочу чего-то добиться, то должен создать план, ориентиром которого будет продажа себя. Но, если судить строго, через пару дней у меня не будет работы, не будет стабильного дохода, к которому я привык, у меня останутся только холсты, краски и время. Я не на столько известный художник, чтобы коллекционеры толпились в томном ожидании у моих дверей. Я не был готов к такому повороту. Я – человек, который с трудом принимает свои же работы, который живет в давящих рамках одиночества, у которого даже нет друзей, должен не побояться общества и заявить о себе, бросить вызов, жить и соответствовать этому вызову. Но с чего, с чего же я должен начать? На публику нужно выходить с чем-то действительно стоящим, с тем, что само за себя скажет и убедит всех. Боже, я так слаб и не готов к этому. Я не имею совершенных работ, которые прошли бы парадом по выставочным залам и улетели с молотка, крича во всеуслышание, отражаясь отголосками на радио и телевидении. И вот, спустя пару часов моих мучительных размышлений, я наконец-то пришел к выводу, что в ближайшее время мне придется слишком много работать. Я не осознавал интервала этого времени, не вычерчивал хронологических границ, не ставил рамок, само понятие времени стало для меня невесомо и растворилось в прекрасном слове «жизнь». Одновременно это прекрасно и губительно. Так вот, итогом моей мозговой деятельности стало решение создания чего-то великого. Но что это будет? В чем будет главная идея? Что в конце концов я хочу изобразить? Об этом я не думал в ту ночь. Да и решимость моя изрядно трудиться не была подтверждена действиями – я не притронулся к холсту, а лишь со страхом осматривал материалы.
На утро, чего и следовало ожидать от бессонной, напряженной ночи, у меня поднялась температура. Быть может всему виной пронизывающий осенний ветер и недопитая чашка чая, которая, если бы не была оставлена несвоевременно, могла бы предотвратить сложившуюся ситуацию. Но, что сделано, то сделано, и, растворившись в своем беспамятстве, героически приняв его, я взял больничный и не вышел на работу. Собственно, в остальные положенные дни я тоже не явился. Почему я не подумал об этом раньше – взять больничный и все время посвятить краскам? Возможно, я не подорвал бы свое здоровье бесконечным потоком мучительных размышлений, а спокойно и взвешенно принял бы решение, составил «план», который хотела услышать от меня Она. По итогу: за неделю моей болезни не было сделано ни единого мазка, ни разу не зашла проведать муза, да и каких-либо грандиозных идеей не было даже на горизонте – все в эти семь дней решили обойти мой храм надежд стороной. Находясь в гордом одиночестве, я утвердился в мысли, что, прежде чем начинать новую жизнь, необходимо обзавестись «визитными карточками». Думаю, читатель уже понял, что именно под ними подразумевалось: оригинальные, новые решения, ранее никем не обнародованные. Я представлял себе, как выхожу на публику с каким-то ошеломляющим открытием, как про меня пишут массу статей и чуть ли не дают звание героя. Зря я не мерил температуру в те прекрасные дни, поскольку мои неоправданные детские фантазии больше походили на помешательство, ибо я представлял результат, но совершенно не видел средств его достижения. Возможно, это неплохая мотивация – добиться успеха каким-либо образом. Но возврат к реальности, когда в твоей мастерской только мечты космического масштаба и больше ни намека на средство достижения, больно бьет не только по лицу, но и в область желудка, и еще потом долго сидит там и сжимает все, что находится рядом, нагоняя тоску и противоречивые мысли.
Наступило время свободы: дни, где каждая секунда была в моем распоряжении. Я больше не зависел ни от кого, не стоило больше спешить куда-то по утрам, пропадать без вести большее время суток, бежать от себя и к себе. Я начал просыпаться с рассветом, выпивал кружку горячего, крепкого кофе, смотря на сонный, безмятежный город, прочитывал пару десятков страниц художественной литературы, в поисках новых идей, и приступал к работе. Да, у меня так и не появился «план покорения Олимпа», я остановился на том, что начну творить для себя, и как только мои работы получат одобрение самого предвзятого критика – мое одобрение, – то только тогда я начну продумывать способы реализации.