Motherfuckers. Уличная банда с анализом
Шрифт:
Однако в это самое время мятежи становятся проблемой сознания, организации и использования городского пространства. Одиночки объединяются в толпу, толпу отчаявшихся и разозлившихся, перманентно – ежедневно – увеличивающуюся, которую нельзя просто так арестовать за тунеядство. И в их требованиях звучат призывы о своих территориях, о натуральном обмене и даже, как это ни странно, о первых шагах в сторону революционной концепции города, о совместной жизни – о Рае, строящемся вопреки Аду. Геттоизация молодых белых деклассированных элементов предоставила Black Mask возможность подхватить знамя этого качественно иного бунта, теперь, впервые за эти пять лет прорезавшегося, бунта без имени, «молодежный», «люмпеновский» – зовите как хотите. Наконец-то этот бунт стал реальным: Нижний Ист-Сайд в начале 68-го был потенциальным революционным СООБЩЕСТВОМ…
Основная часть BLACK MASK, у которых центр управления был размытым и абстрактным, а журнал – упраздненным, реорганизовались в ячейку СДО (!) ЛИЦОМ К СТЕНЕ, УБЛЮДОК… И К МУСОРНОМУ БАКУ… первое, во что они вгрызлись, была Мусорная стачка Нижнего Ист-Сайда. Гигантские, кишащие крысами кучи гнилого мусора оказались, метафорически, удачной находкой: никто, кроме них, не мог и не хотел марать руки. Они были не только приставлены к стене, они были буквально выброшены на помойку. От улицы к улице они шли, поджигая валяющиеся груды мусора, бухая и танцуя вокруг них; а когда приезжали пожарные (тогда же проходила всеобщая забастовка пожарных), то Motherfuckers забирались на крыши (а крыши, как и канализация, – это свободные зоны), бросались оттуда булыжниками, кирпичами и тем, что было под рукой, крича: «Штрейкбрехеры». Немытые,
37
Он же Рокфеллер-центр, руинами которого грезил Тайлер Дерден из «Бойцовского клуба». Занимает 7,6 га земли между Пятой и Седьмой авеню в Нью-Йорке.
Они были блестящим катализатором и быстро набирали очки, постоянно и многообразно действуя, ломая в корне свой стиль. Они выкидывали сотни хохм, оборачивавшихся сердечным кризом для трущоб, которых шарахало из рутинной утомленности окраин до настоящего центра андеграунда – эмоционального, активного, общего. Таким образом, шла борьба с предрассудками и пропагандой, борьба гораздо более целенаправленная, чем до сих пор. Они служили атмосферными помехами: революционные приемы призваны обострить противоречия между тем, что люди будто бы чувствуют, и тем, что они чувствуют на самом деле, – чтобы вывернуть наизнанку все условности и стереотипы любой деятельности. Они «стреляли» (холостыми, увы) в «поэта» Кеннета Коча [38] , читавшего в местной церквушке для своей «паствы»… Они раздавали в коммюнити каждому по унитазу и устраивали популярные “shit-in” [39] на St.Mark’s Place [40] до тех пор, пока толпа разъяренных и стыдливых легавых-протестантов не заявилась и не раскрошила на кусочки эти унитазы своими дубинками. Они устраивали воинствующие демонстрации на пороге полицейских участков всякий раз, когда кого-нибудь арестовывали за наркоту (тем самым давая возможность местным драгдилерам поближе познакомиться с потенциальной клиентурой). Они проникали на кухни самых фешенебельных кафе и добавляли в самые дорогие напитки и блюда наркотики, рвотное, снотворное, галлюциногены – короче, все, что можно и что может насолить.
38
Американский поэт (1925–2002), участник литературного объединения «Нью-Йоркская школа».
39
По типу Teach-in (свободная дискуссия), Sit-in (сидячая забастовка) и т. д.
40
Улица в Ист-Виллидж на Манхэттене. В 1960-е гг. считалась рассадником контркультуры.
Они возглавили первый настоящий городской бунт хиппи (во время которого они прорвались через преграду из ментов к полицейской машине, куда уже засадили одного из Motherfuckers, вытащили его и смылись)… Они подначили около четырехсот dropouts из Нижнего Ист-Сайда оккупировать Музей современного искусства во время выставки «Дада, сюрреализм и их наследие» (в виде наследия там выставлялись какие-то горшки, Раушенберг и т. д.). Наглые, неопрятные и неприятные обитатели трущоб орали матом, уродовали фасады, забивали косяки, безобразничали в Первую Ночь [41] , вступали в стычки с копами… Они печатали приглашения больших трущобных магазинов о бесплатных раздачах – бери-сколько-унесешь – в условленное время и сами подавали всем пример…
41
Канун Нового года.
Они слыли каратистами и совершенствовали свою уличную тактику по руководству для национальной гвардии «Как вести себя во время гражданских беспорядков» (где обращали особенное внимание на «спустить немецких овчарок с привязанными ручными гранатами»). Страшны они были в действии: молнией пронзали толпу демонстрантов, били стекла, переворачивали мусорные баки и дорожные знаки, жгли все, что могло гореть, устраивали заторы на перекрестках, сводя на нет стандартные ментовские разгоны митингующих, и дрались с ними врукопашную один на один. Они применяли карате, умело пользовались ножами, били наотмашь мотоциклетными цепями, обмотанными вокруг запястья, кричали: ЛИЦОМ К СТЕНЕ, УБЛЮДОК… Они характеризовали свою подвижную уличную герилью как ЛИЦОМ К СВИНЬЕ, или ЕСЛИ ДЕЛАЕШЬ ДВА ШАГА НАЗАД, / НА КАЖДЫЙ ТВОЙ ШАГ ВПЕРЕД Я ПОВОРАЧИВАЮСЬ И ИДУ ОБРАТНО.
Вообще, основное, что они делали, – ставили себя под удар; и они искали тех, кто поддержит их в этом. В стремлении создать зачаточное сообщество им хотелось объединить все дно Нижнего Ист-Сайда, которое они подкармливали в своей бесплатной столовке «Крысиная нора», созданной не по подобию диггерской [42] , которая давно уже зарекомендовала себя «Армией спасения хиппи», а как общая координация и точка пересечения Motherfuckers (около 30 постоянных и около 300 примыкающих) и тех, кто хочет присоединиться. Мы потеряли навык захвата территорий. Перестали нападать на систему разобщения, которая есть основа иерархической власти, – вертикальную систему, чья конструкция держится на нашем разъединении и пронизывает структуру городов. Исходя из этого, они старались подпитывать воинственность люмпенов и научить их сопротивляться при аресте. Они пытались проникнуть в местные системы социального обеспечения, чтобы использовать их как укрытие от все увеличивавшихся нападок и изнутри расшатывать и разоблачать их репрессивную сущность. Они впутывались в тяжбы с арендами помещений, что выражалось в коллективном отказе вносить плату и в идее уличного и жилищного комитета. Они помогали организовывать ночлежки. Они упорно пытались пробить стену того, что же не считать преступлением: право не голодать, не иметь недостатка в медицинской помощи и других вещах первой необходимости… Здесь, как и везде, естественная самозащита обусловлена явной угрозой агрессии…
42
Диггеры – радикальная анархистская группировка, члены которой в 1966–1968 гг. жили коммуной в Хейт-Эшбери, близ Сан-Франциско. Основной их деятельностью был импровизированный театр, однако они занимались также и социальной работой – раздавали нищим бесплатную пищу, одежду, организовывали стихийные поселения, где могли проходить концерты и хэппенинги (некоторые, например, назывались: «Парад смерти денег», «Невидимый круг», «Смерть хиппи – рождение свободы»). Свое название позаимствовали у средневековых британских «Диггеров» (1649–1651), живших коммунами в сельских местностях.
Они подливали масла в огонь обычных трущобных передряг об использовании вроде бы общественных мест: те превращались в поля боевых действий, в зоны, где нельзя было сохранять нейтралитет. Настоящая дружба познается на полях сражения. Как раз в то время начались атаки на Филлмор Ист [43] : толпы длинноволосых негодяев регулярно прорывались внутрь, используя место как центр сообщества со свободными пищей и выпивкой, музыкой, танцами, кайфом, тактическими обсуждениями, организацией, уроками карате и т. д. Между собой они называли клуб «Складом». Более того, их установка на бескорыстие в отдельно взятом месте, далекая от того, чтобы выглядеть неоправданной и поставить их в безвыходное положение, реально, хотя и поверхностно, но все же была доведена до общественного мнения. Становилось очевидным, что гетто превращались в жизненно важные центры этого нездорового и обреченного общества. Аферисты, опустившиеся представители среднего класса, преступные гопнические банды – все вдруг посмотрели иначе на свою среду обитания. Стали налаживаться связи между ранее разрозненными сообществами по всей стране, началось объединение белых группировок с негритянскими: вдруг оказалось, что у них общие интересы. Дошло до того, что Элдридж Кливер [44] предложил стать вице-президентом «Черных пантер» одному из Motherfuckers.
43
Fillmore East – рок-дворец в Нью-Йорке, построенный известным импресарио и музыкальным промоутером Биллом Грэхемом и открывшийся в 1968 г. Здесь выступали едва ли не все наиболее значительные звезды 1960-х: The Doors, Grateful Dead, The Who, Джими Хендрикс, Led Zeppelin, Фрэнк Заппа, Pink Floyd, Jefferson Airplane, The Byrds и др.
44
Министр информации «Черных пантер» (1935–1998), автор известного лозунга 60-х «Либо вы – часть решения, либо вы – часть проблемы».
«Политика – дерьмо, чувак» – последовал беспристрастный отказ. Анархия вскрыла ее грязную сущность за век до третьего мира. А Люцифер, Князь Света, знал это испокон веков.
Им также удалось помутить воду в одном из главных источников угнетения гетто, питающем многие тамошние организации, – в школьной и университетской системе. Они систематически доводили до полного невменоза всевозможные сходки СДО, например, всеми правдами-неправдами, но пошуршали на вконец обюрокраченной нью-йоркской забастовке учителей. Оба раза они применяли тактику, схожую с той, что была у Дуррути [45] : сотрудничать с теми, с кем не противно, а затем оставлять им самим претворять свои планы в жизнь. Знаменитым стало их вмешательство в захват студентами Колумбийского университета [46] . При вырубленном электричестве несколько оголтелых радиоманьяков устроили-таки свое вещание. Успешным было и подключение местных негритянских и пуэрто-американских молодежных банд, а также вынос проблемы за границы тривиального академического контекста. Последней каплей оказалось предложение во время столкновений с полицией украсить баррикады отборными образчиками из университетской коллекции керамики и полотен старых мастеров (газетные заголовки пестрели: «Полицейский уничтожает произведение искусства!»), введшее в ступор самих бунтовщиков…
45
Буэновентура Дуррути (1896–1936) – лидер испанских анархистов в Гражданской войне 1936–1939 гг.
46
Серия акций протеста в период 27 марта – 18 мая 1968 г. В результате были отчислены, по меньшей мере, 30 студентов.
Но самым, пожалуй, радикальным в их летней практике 1968 г. года оказалось пока неуверенное, но продолжающееся движение в сторону нового самовыражения в искусстве и политике – их новый революционный язык. Первым делом, они стали писать на языке улиц. Что несколькими месяцами ранее выглядело как: «Нищета, против которой непрерывно борется человек, не есть недостаток в материальных ценностях; в промышленно развитых странах материальная нужда скрывает под собой нищету самого бытия», теперь выражается так: «Ваше сообщество олицетворяет смерть. Вы едите мертвую пищу. Вы проживаете мертвые жизни. Вы трахаете мертвых баб. Все, связанное с вами, мертво… Мы боремся за настоящую жизнь»… Из ситуационистского САЛОНА в городское дно. Стиль меняется наряду с его выражением. Скромный, даже местами пуританский, BLACK MASK стал разлетаться засаленными мимеографическими листовками, похабными афишами, постерами, комиксами, лозунгами, аэрозольными граффити, транспарантами, прокламациями, песнями, барабанной дробью. Скульптура, музыка, литература – всему нашлось место и для всего нашелся выход. Склизкие хвосты и гигантские следы стали кошмаром трущоб. Змеи, разукрашенные пропагандой по всей длине. Псы и кролики с одинаковыми хвостами… И менты, пытающиеся поймать их в сеть… Но даже такая распаляющая порнография остается в рамках понятия о «коммуникации». «Обстоятельства таковы, – писали Motherfuckers, – что начался процесс разделения: на тех, кто хочет продолжать гнуть линию взрывоопасных медиа, и на тех, кто хочет эти медиа взорвать». Для коммуникации, если ее цель – быть осмысленной, необходимо оставаться изменчивым взаимодействием людей, диалогом, в то время как все масс-медиа работают в одном направлении. Они только вещают, это шоу, «спектакль, который может лишь быть употреблен пассивным зрителем». Книга, фильм, симфония – с ними нельзя разговаривать. Где же здесь коммуникация, если один не может ответить? Это слащавое ничто, товарищ, слащавое ничто. Что представляется коммуникацией, на самом деле является установкой на тотальную некоммуникабельность, пассивность, отчуждение, отвлечение – и медиа становятся практическим выражением соучастия в безучастном обществе.
Больше всего лапши вешается, когда начинают утверждать, что коммуникация имеет отношение лишь к беседе. Ничего подобного, она имеет отношение к действию, к совместному действию. Реальная значимость Motherfuckers заключалась в том, что они пытались создать этот новый революционный язык, как когда-то поэзия Лотреамона [47] была языком всех вообще и чувственной речи Беме [48] в частности. Язык как самовыражение всей плоти. Язык как коллективное действие. Вот почему они всегда были в центре восстаний: бунты, наверное, первый существенный прорыв в массовой коммуникации со времен Маркони [49] . Коммуникация – это групповой проект и совместное приключение, трудное, опасное и незаконное, бодрящее предвкушение непредвиденного, ситуация, когда результат зависит всецело от силы и отваги чьего-то вмешательства. Бунт, как и любовь, это краткий миг настоящей сюрреальности, когда все на кону, когда стираются прошлое и личное, и им на смену приходят настоящее и общее, а все чувства настроены на игру. Если хочешь найти себя, сначала потеряй… И, кажется, лишь насилие способно встряхнуть и вывести из дремотного транса любого нонконформиста: владеющего карате дадаиста, дерущегося в трущобах, достаточно, чтобы деморализовать любого интеллектуала, какими бы Айлерами [50] и Зиммелями [51] он ни был напичкан. «Революция в мечтах, / Революция в книгах, / Революция в автомобилях, / Революция в рекламе, / Но повсюду угнетение… И твой враг № 1 – это твоя ЗАДНИЦА. Поднимай ее, пусть это случится… ПАССИВНОСТЬ – ВОТ НАСТОЯЩИЙ ВРАГ».
47
Изидор Дюкасс (1846–1870) – французский поэт, предтеча сюрреализма.
48
«Каким оружием мы располагаем для того, чтобы гарантировать свою свободу? Мы можем назвать три вида: <…> 3. То, что Якоб Бёме назвал "чувственным языком" (sensualische Sprache) "потому что это ясное зеркало чувств". И автор "Пути к Богу" уточняет: "В чувственном языке говорят все духи, у них нет потребности в другом языке, потому что это язык природы". Если вспомнить о том, что я назвал отдыхом природы, язык, о котором говорит Бёме, ясно проявляется как язык спонтанности, "действия", индивидуальной и коллективной поэзии; язык, расположенный на оси проекта реализации, выводящий реальную жизнь из "пещер истории". С этим же связано то, что Поль Брусе и Равашоль понимали как "пропаганду делом"» (цит. по: Ванейгем Р. Революция повседневной жизни / Пер. с фр. Э. Саттарова. М.: Гилея, 2005. С. 99–100).
49
Гульельмо Маркони (1874–1937) – итальянский радиотехник, Нобелевский лауреат по физике за 1909 г. В 1901-м осуществил радиосвязь через Атлантический океан.
50
Альберт Айлер (1936–1970) – американский саксофонист, один из пионеров фри-джаза.
51
Георг Зиммель (1858–1918) – немецкий социолог, создатель теории анализа социального взаимодействия, один из основоположников конфликтологии.