Мотя
Шрифт:
От сильного толчка стул падает навзничь и, покачавшись на выгнутых ножках, затихает, раньше затихает, чем прекращаются тяжкие, неровные движения наверху.
Конон Иванович и Янкелевич сидят в пивной.
– А все-таки хорошо всё это случилось!
– восклицает Янкелевич.Человек он был старый,
– Ничего хорошего не вижу я в этом, - отвечает Конон Иванович. Он похудел и грустит сильнее обыкновенного.
– Еще неизвестно, что в письме написано.
Янкелевич хватается за карман, где лежит у него Мотино письмо к Якову Федоровичу, полученное в день его похорон.
– А хотелось мне положить это письмо ему в ручки!
– говорит Янкелевич.
– Всё равно не прочел бы, - вздыхает Конон Иванович,- а мы еще живые.
– Очень меня интересует, - говорит Янкелевич, - кто помог ей граммофон вывезти.
– Уж я про это ничего не знаю.
– Совсем ничего не знаете, Конон Иванович?
Пыхтит Конон Иванович в ответ, сердито и досадливо.
– А кто от клоуна записочки передавал?
– говорит он злорадно.
– Письмо я передал,- спокойно отвечает Янкелевич, - и не скрываюсь. Я человек свободный, я человек живой. Я люблю, когда на свете что-нибудь затевается! Я, может быть, всю жизнь свою в духоте просидел, чтоб на эту передачу решиться. Вот что! Любовь - это не каждый день случается. Если я помог им, я горжусь! Не лукавьте передо мной, Конон Иванович! Скажите по правде, вам-то для чего было в это дело впутываться? Человек вы неповоротливый, тяжелый, и вдруг на воровство решились. Ведь вы граммофон уволокли?
– Признавайтесь!
– Донесешь.
– Не знаете вы Янкелевича! Что такое Янкелевич? Художник, и больше ничего. Вы тащили - ваше дело, а мне только дивиться на вас. Только одного не пойму, как вы-то пошли на это?
– Дурья голова, оттого и не понимаешь.
Конон Иванович тяжело хмелел.
– Вытаскивай письмо-то! Давай читать.
Янкелевич неохотно вынул Мотино письмо, уже загрязнившееся в его кармане.
Конон Иванович выхватил его и разорвал конверт. Непослушной рукой вытащил и напялил очки. Принялся за чтение.
Письмо недлинное было и, прочитав раз, он снова перечитывал его, как будто не понимая смысла.
Янкелевич, перегнувшись через стол, смотрел ему в лицо.
– Что с вашими глазами, Конон Иванович?
– спросил он вдруг.
– Лошадей!
– закричал Конон Иванович. Он вскочил и махал бумажкой: Лошадей! Она пишет: прости и приезжай. Она пишет: если не дождусь завтра к вечеру, порешу с собой. Янкелевич, скорей считайте, когда это "завтра вечером"!
Конон Иванович грузно упал на стул.
Янкелевич, дрожа и дергаясь, разглядывал конверт.
Хозяин пивной, глядевший на них, подошел и перенял конверт.
– Завтра вечером - это значит вчера вечером, - рассудительно сказал он: - Прикажете еще пива или рассчитаетесь?
– Еще, еще!
– застонал Конон Иванович, встряхивая головой, как облитый.
– Вчера вечером!
– прошептал Янкелевич.- Как хорошо! Она умерла артисткой.
И он сидел, блаженно закатив глаза, пока не подали пива.
1914
Печатается по изд.: Городецкий С. Дни любви. СПб., 1914.