Мотылек
Шрифт:
– Ответь на вопрос, – настоял Иван.
– Мне поставили диагноз «бесплодие», – нехотя ответила Наталья.
– Когда?
– Около одиннадцати лет назад, – Наталью огорчал этот разговор.
– Ты беременела до этого?
– Да, но я неудачно упала и потеряла ребенка. Мне сделали сложную операцию.
– Ты сдавала после этого анализы? Проходила дополнительные обследования? – пытал Наталью Иван.
– Нет, какой смысл? Прекратим этот неприятный для меня разговор.
– А такой, – ответил Иван, полностью проигнорировав ее последние слова, – что прошло одиннадцать лет, и медицина за это время далеко продвинулась, существует, как ты знаешь, искусственное оплодотворение… Я не хочу читать сейчас лекцию,
– Ты, правда, думаешь, что не все потеряно? – с надеждой в голосе спросила Наталья.
– Еще раз повторяю, что не хочу давать никаких прогнозов, пока я не видел результатов твоих анализов, но имеет смысл попытаться.
Наталья чуть не разрыдалась. Неужели ей дадут еще один шанс?
Она благодарно сжала руку Ивана, лежащую на столе.
Максим с Натальей покинули город-сказку и вернулись в неумытую Москву, которая, в отличие от самоуверенного и надменного Мюнхена, билась в агонии пробок и людской жадности, стоя на коленях, словно бабушка-пенсионерка в переходе, в мольбе воздевая вверх руки, она молила о помощи и взывала к сыновнему состраданию. Но «сыны», пряча украденные у народа деньги на оффшорных счетах, а жирные телеса в министерских кабинетах, оставались глухи и слепы к ее мольбам.
Едва они ступили на родную землю, как российская действительность в лице вначале паспортного контроля, промурыжившего уставших после ночного перелета пассажиров несколько часов в длинной очереди, а затем таможенной службы, встретившей сограждан «теплым» приемом, словно обухом по голове ударила. Досмотр соотечественников был гораздо строже, чем в Мюнхене. Тетка в зеленой форме с каменным лицом, так отличавшимся от улыбчивых и приветливых лиц европейцев, рявкнула:
– Что везем?
– Да так, сувениры, одежду, как всегда, – растерялись Максим с Натальей.
– На какую сумму?
– А что, вернулись советские времена? – спросил с улыбкой Максим.
Но улыбкой такую закостеневшую черствость было не пробить.
– Отвечайте, – взвизгнула она.
– Ну, где-то на девятьсот евро, – смущенно ответил Максим, чувствуя себя без вины виноватым.
– Часы, драгоценности приобретали? – не отставала тетка.
– Нет, – блеющим голосом ответила Наталья.
– Следующий, – гаркнула тетка, как подачку швырнув Максиму с Натальей многострадальные паспорта.
Повторно досмотренный чемодан, наконец, вернули. Правда, без колес. Но это такие пустяки, на которые в нашей стране едва ли стоит обращать внимание. Убрались подобру-поздорову и уже счастливы.
Наталью с Максимом, волоком тащивших лишенный колес чемодан, взяли в оборот ушлые таксисты, наперебой предлагая «машинку до города».
В общем, к тому моменту, когда они добрались до дома, силы были на исходе. Бросив калеку-чемодан в коридоре и приняв душ, они без задних ног упали на кровать и провалились в глубокий сон.
Утро было хмурым, под стать настроению. Пощелкав пультом, Максим, тяжело вздохнув, выключил телевизор. По большинству каналов вещали продажные политиканы, потрясая с экрана кулаками и давая лживые обещания, в которые отчаявшийся народ давно перестал верить.
Как утопающие за соломинку, Максим с Натальей цеплялись за воспоминания об их последнем дне в Мюнхене, словно отматывая назад пленку.
Позавтракав в отеле, они отправились гулять, впитывая в себя атмосферу вечного праздника и беззаботности. В этот день все казалось еще притягательней – люди были еще приветливее, краски – еще ярче, еда – еще вкуснее. Наталье не давал покоя один единственный вопрос – почему? Почему у них все сделано для людей? Почему у них не приходится краснеть за стыдливо отводящих глаза пенсионеров, протягивающих руку в метро? Почему у них не рыскают по городу несчастные измученные
Максим, словно почувствовав настроение Натальи, обнял ее за плечи. Слезы щипали глаза, душили рыдания.
– Не плачь, котенок, – гладил ее по спине Максим. – Мы еще вернемся, я обещаю. Пойдем, я хочу тебе кое-что показать – заговорщически шепнул он Наталье, сжимая ее руку.
– Пойдем, – слабо прошептала Наталья.
Они свернули на великолепную Максимилианштрассе, пестрящую витринами всех мировых брендов. «Вот, где рождаются желания», – размышляла Наталья, обозревая со вкусом оформленные витрины Prado, Dolce and Gabbana, Chanel и многие другие. От этого парада показной роскоши рябило в глазах. Пройдя улицу до конца, они вышли к величественному зданию в классическом стиле, с увенчанным колоннами фасадом. Перед зданием стоял памятник, окруженный четырьмя львами.
– Пришли, – Максим загадочно улыбался. – Это здание Национального театра Мюнхена.
– И что? – недоуменно ответила Наталья.
– Если с контрактом выгорит, то я буду здесь выступать. А когда-нибудь… когда-нибудь, – глаза Максима загорелись, – в этом самом здании оркестр будет играть мою музыку.
Наталья с визгом бросилась мужу на шею, и он радостно ее закружил.
– Я буду держать пальцы скрещенными. У тебя все получится, дорогой. Я в тебя верю, – Наталья радостно поцеловала Максима.
– Спасибо, любимая, – благодарно улыбнулся он.
– А что это за памятник? – Наталья с интересом рассматривала позеленевший от времени монумент.
– Это памятник Максу первому Йозефу – первому королю Баварии. – Именно он заложил традицию проведения Октоберфеста 5 , организовав праздник в честь свадьбы своего сына.
– Как интересно, – отозвалась Наталья, – только я есть уже хочу.
Максим рассмеялся.
– Ах, ты ж чревоугодница. Я тут распинаюсь, а она только о еде думает.
5
Самое большое народное гуляние в мире, ежегодно проводится в Мюнхене с середины сентября до начала октября
Наталья изобразила притворное смущение.
Пообедав и передохнув в ближайшем кафе, они отправились в Английский сад.
Здесь ощущение праздника только усилилось – рождественский базар, официальное закрытие которого должно было состояться на следующий день, добрался и сюда, расцветив и оживив холодную зимнюю сказку. Все тот же аромат корицы, цедры, глинтвейна и Бог знает чего еще, плотным облаком окутавший город, проник и сюда, навязчиво забиваясь в замерзшие носы горожан и гостей Баварской столицы. Чуть поодаль, в обрамлении заснеженных деревьев, лежало зеркало озера, превращенное стараниями падких до развлечений мюнхенцев в каток, по ледяной глади которого скользили взрослые и дети.