Мой адрес — Советский Союз! Том третий
Шрифт:
В общем, как говорится, поживём — увидим. А пока для меня дело чести перехватить «Пикник на обочине» у «Авроры», дав гарантии писателям, что в нашем журнале повесть выйдет в полной, а не сокращённой версии. Но если Мешавкин, гад, даже получив «добро» от Стругацких, кинет меня с альманахом… Не знаю, что я с ним сделаю, но какую-нибудь пакость ему устрою. И отмазки типа «Я сделал всё от меня зависящее, но…» не прокатят.
— Аркадий Натанович? Здравствуйте! Вас беспокоит Евгений Покровский. Может быть, слышали обо мне… Да-да, совершенно верно, автор песен. А также боксёр, чемпион Европы, — не преминул я себя лишний раз попиарить. — И мне приятно с вами познакомиться, хоть и заочно, на расстоянии…
Так, ознакомительную часть можно считать законченной, пора уже приступать к делу. Тут и собеседник кстати поинтересовался:
— Так что вас заставило мне позвонить, Евгений… М-м, простите, не знаю вашего отчества…
— Можно просто Евгений, я ещё молод для отчества, — отшутился я. — Отвечая же на ваш вопрос… Аркадий Натанович, хотелось бы встретиться с вами и желательно также с вашим братом, чтобы с глазу на глаз, так сказать, обсудить некоторые моменты нашего предполагаемого сотрудничества.
— Сотрудничества? Хм… Но мы песен не сочиняем, и уж тем более далеки от бокса.
— Понимаю ваше удивление, но разговор пойдёт о ваших произведениях. Просто это не телефонный разговор. Когда вы с Борисом Натановичем сможете выкроить для меня хотя бы четверть часа?
— Вы хотите приехать в Москву?
— Прилететь, на поезде слишком долго добираться.
— Понятно… Послезавтра Борис приезжает на пару дней, сможете, скажем, в субботу подтянуться?
— Без вопросов. Где встречаемся?
Я примерно знал, где жил старший из Стругацких, где-то на проспекте Вернадского, в одной из новых многоэтажек. Может, к себе пригласит? Но нет, Аркадий Натанович предложил встретится у ресторана Центрального Дома литераторов на Воровского, которая в моём будущем станет Поварской. Впрочем, как и было до 1923 года. Ничего себе, они меня что, в это легендарное место хотят провести? Ну так-то я совсем не против.
— В субботу в шесть вечера, не опаздывайте, — повторил Стругацкий, прежде чем в трубке зашвучали гудки отбоя.
Я не опоздал. Правда, до этого успел завезти магнитную плёнку с записью «Влюблённой женщины» в сопровождении ВИА «Свердловчанка» моему большому другу Силантьеву, а заодно партитуру. Надо же мне было проталкивать жену на большую эстраду, народ ведь так и слал на телевидение письма чуть ли не мешками, требуя показать красотку из Свердловска, желательно с новой композицией. Мы с Полиной решили поклонников не разочаровывать, и намекнуть Юрию Васильевичу, что с этой песней моя жена хорошо смотрелась бы в записи «Голубого Огонька». Тот обещал послушать и вынести вердикт, а заодно поспособствовать появлению моей жены в «огоньке», если песня действительно так хороша, как я её расписал.
А за полчаса до назначенного времени на пронизывающем ветре, нахохлившись в своей куртке, как воробей, я занял место у входа в ресторан ЦДЛ. Знал бы, что в Москве погода не лучше свердловской, прилетел бы в пальто.
Братья появились без пяти шесть. Оба в пальто и шляпах, оба в очках, только Борис поупитаннее и с усами — их фотографии я помнил по прошлой жизни. Сделал несколько шагов им навстречу.
— Здравствуйте! Я Евгений Покровский.
— Очень приятно! Аркадий.
— Борис.
Мы обменялись рукопожатиями. Я старался сильно не сдавливать кисти знаменитых писателей, мало ли, поломаю пальцы, и не смогут они свои книги писать. Вернее, набивать буквы на пишущих машинках. Что такое даже небольшая трещина в каком-то несчастном мизинце — я уже прекрасно знаю на собственном примере. Сейчас палец был в норме, но я по првычке старался его лишний раз не напрягать. А если серьёзно, ни к чему демонстрировать силу на заранее слабых, это выглядит как конкретное быдлячество.
— Видал, Боря, вот он какой, современный Максим Каммерер[1], — улыбнулся Аркадий Натанович. — Ну что, пойдём отужинаем? А заодно и обговорим наши дела.
Последнее уже обращалось ко мне.
— А меня пустят? Я же не член…
— Член, не член — с нами пустят, — уверенно заявил старший брат.
Действительно, пустили. Войдя в двухъярусный «Дубовый зал», я даже немного опешил от всего этого несоветского великолепия. Читал, конечно, что здесь весьма круто, но не думал, что настолько. Встречали нас стоявшие у входа старинные напольные часы. Стены были обшиты дубовыми панелями, тут и там тянулись вверх резные колонны. Мебель из осветлённого дуба, старинные китайские вазы. Витая лестница вела, насколько я помнил из почерпнутой когда-то в интернете информации, вела в Каминный зал. Через украшенные масонскими символами оконные витражи свет с улицы почти не проникал. Да и время уже было тёмное. А вот с высоченного потолка, лежащего на потемневших от времени, сигарного оттенка балках, свисала огромная люстра. Её свет, перемешиваясь с мерцающими отблесками от хрустальных бомбошек, падал на столы с туго накрахмаленными скатертями и конусами салфеток. Сервировались они тоже не абы чем, а павловской посудой, изящной формы приборами и бокалами. Словом, ощущение пребывания в настоящем «храме еды». Только знай кушай, пей, живи и радуйся.
Стругацких здесь, надо думать, знали и уважали, чуть ли не от каждого столика в нашу сторону следовали кивки и приветствия. Под угловым витражом за длинным столом явно что-то отмечали, наперебой звучали здравица и посетители чокались бокалами с шампанским.
— Товарищи, пройдёмте в «Пёстрый зал», тут всё занято, а там ещё есть пара свободных столиков, — предложил невысокий, плотно сбитый администратор, представившийся Аркадием Николаевичем.
Оправдывая название зала, тут и правда собралась пёстрая публика, выглядевшая менее солидно, но более живо, было больше молодых лиц. Кто-то вслух читал собравшимся стихи, я их слышал впервые, так себе стишки, если честно... Ха, да это же Андрей Кончаловский, предпочитающий имя Андрон. Уже успел снять что-то классическое, а впереди принесший ему первую серьёзную известность фильм «Романс о влюблённых». Потом будет «Сибириада», и дальше голливудский период, из которого и вспомнить-то нечего, разве что крепкие, но ничем не выдающиеся боевики «Поезд-беглец» и «Танго и Кэш». Его собутыльником был Андрей Тарковский. Ну да, собутыльником, а как иначе назвать людей, на столике которых стояла ещё не убранная официантом пустая бутылка из-под водки, а из второй Тарковский разливал себе и Кончаловскому. Интересно, они тоже члены Союза писателей, или сюда можно заглядывать и другим, хм, членам? Например, Союза кинематографистов. А скорее всего, для уже знаменитого Тарковского и чуть менее знаменитого Кончаловского двери ресторана ЦДЛ всегда открыты. Впрочем, как и для совсем неизвестных писателей, уже являющихся обладателями членских билетов Союза писателей РСФСР, других республик или вовсе СССР.
Вот ведь ирония судьбы! Судя по всему, Тарковский и Стругацкие ещё не знакомы, однако через несколько лет режиссёр снимет своего «Сталкера» как раз по их повести, насчёт которой я прилетел договариваться. И вообще! Это же сам Тарковский! Ну да, тут ещё и Кончаловский присутствует, но на фоне своего куда более легендарного коллеги Андрон Сергеевич смотрится, не в обиду ему будь сказано, несколько блекло.
При всём при этом я не вполне разделял восторги по поводу работ Тарковского. По мне — режиссёр сильно переоценённый, но на вкус и цвет, как говорится, товарищей нет.