Мой ангел-хранитель
Шрифт:
– Я не могу, Ваше Величество… Пожалуйста… Я хочу уйти к нему, я не смогу жить дальше, - еле выговаривала Сигюн, крепко сжимая ладонь Богини. Фригга старалась не расплакаться - для неё потеря сына является тяжелой утратой. Ведь она безгранично любила Локи, вырастила его, заботилась о нем и никогда не обделяла его материнской лаской, и теперь её мальчик, которого она научила всему, что умела и знала, канул в бездну, в пустоту, откуда невозможно выбраться.
– Нет! Не смей так говорить, Сигюн! Локи бы никогда не допустил этого, - Фригга держалась, чтобы вдруг не показать своей слабости. Потом она обязательно поплачет о сыне, но только когда будет одна в своей комнате, не имея рядом наблюдателей, но не сейчас, не здесь -
– Он обещал мне, что вернется… Он не может так просто бросить меня, он не может!
– кричит девушка, и Фригга прижимает её к своей груди, утешает, сдерживает её отчаянные крики.
Так проходит несколько дней. Сигюн постепенно приходит в себя, но по прежнему не выходит из покоев и даже не поднимается с кровати. Она почти ничего не ест, хотя слуги каждый день приносят ей завтраки, обеды и ужины. Даже не поблагодарив, девушка молчаливо смотрит в окно, которое не заделано зелеными шторами, в которое днем светит солнце, а ночью - луна. Сигюн не замечает слуг, не замечает Фриггу, которая проводит возле неё весь день, иногда в покои принцессы наведывается Тор, но Сигюн пустым взглядом смотрит на него, видит сочувствие, горесть и печаль, но не говорит ему ни слова.
Утро сменяет день, а за днем выступает ночь. Сигюн начинает подниматься на ноги, выходить на балкон, даже иногда ковыряет преподнесенный обед, но толком ничего не съедает. Она вновь выходит на балкон, наблюдает за славным Асгардом, сияющим на солнце. Сейчас середина лета, и воздух необычайно жаркий, что даже золотые колонны, служащие подпоркой балкона нагреваются до такой степени, что до них нельзя дотронуться. Ветер все реже шелестит в листве деревьев, все реже льют дожди, в дали все так же переливается море, на небе, как и прежде, блестят звезды, за крышами высоких замков тянется Бифрост, который теперь имеет свой край. Он виден так отчетливо - этот переломный путь.
В один из дней асы устроили по Локи поминальный вечер. Так требовали традиции. Это была первая выходка Сигюн, на которой она присутствовала в первых рядах, как почетная принцесса и жена погибшего. О Локи в этот день не говорили плохих слов, но то было лишь фальшивкой. Сигюн увидела много лицемерия в этот день, даже Сиф выразила ванке свои соболезнования, на что дева ответила равнодушным киванием головы. Фандрал что-то крутился возле, пытался поддержать, но Сигюн не верила его словам, не верила его печальному виду, ведь за пеленой всего этого скрывается пусть не радость, но уж точно не горесть. Спустя некоторое время поминки и вовсе превратились в настоящий пир, где смех разносился даже в пустынных коридорах, где все вкушали различные блюда, напитки, рассказывали веселые истории и байки. Сигюн с трудом находилась здесь. Мимо неё, она видела, прошел угнетенный Тор, выдавливая из себя улыбку, когда его воины поднимали бокалы, произнося глупые тосты. Громовержец подходит к матери, легонько пожимает её руку, а потом уходит к балюстраде. Между ними не произносится ни слова, но и сказать по правде нечего ни ему, ни ей. Она улыбается ему, она рада, что её старший сын вновь вернулся, что Один простил его, и теперь все стало как прежде, только вот рядом нет младшего сына и брата, и от этого не легко Тору, а Фригге ещё труднее.
Сигюн возвращается в свои покои. Перед уходом она поблагодарила царицу за помощь и поддержку, сообщила, что уходит, и скрылась из залы так же незаметно, как однажды они вместе с Локи покинули пир в честь их свадьбы. Они тогда пришли в свои покои, предались страсти, о которой Сигюн никогда не забудет, не забудет, какими холодными тогда были его руки, что грели её, не забудет его взгляда, сияющего очаровательно и мистично, в коем она утопала, не забудет его голоса, что нежно называл её по имени, не забудет его дыхания, что шуршало над ухом, опаляя кожу. И вот теперь она возвращается в те же
Ближе к ночи в дверь комнаты постучали, и девушка вздрогнула от неожиданности.
– Ты позволишь, Сигюн?
– вежливо спросил громовержец, прежде чем переступить порог покоев.
– Конечно, проходи, - равнодушно отозвалась дева. Она задумчиво смотрела в окно, наблюдая, как одна из звезд скатывается к горизонту, а затем прячется в небесной пучине.
– Ты так рано покинула поминальный вечер, - произнес Тор, проходя внутрь и закрывая за собой дверь комнаты.
– Слышать смех, когда моя душа мечется в рыданиях, - выше моих сил, - ответила Сигюн, поглаживая кольцо-змейку, одетое на её палец.
– Я вижу, ты уже немного пришла в себя, - подметил Бог грома.
– В прошлый раз, когда я приходил, ты не разговаривала.
– Надеюсь, ты не принял это за обиду?
– Сигюн повернулась к Тору лицом. Оно было чуть заалевшим, по видимому, совсем недавно с него сошли очередные слезы. Ванская дочь выглядела слегка оживленной на вечере, по сравнению с предыдущими днями: щечки были гладкими, но очень бледными, волосы были тщательно убраны в толстую косу, глаза равнодушными, пустыми, печальными. Она была облачена в наряд темных тонов даже сейчас, сидя одна в покоях. Кажется, что жизнь её полностью потемнела, утеряла краски. Что уж говорить об одежде.
– Нет, разумеется, даже в мыслях не подумал. Мама сказала мне, что несколько дней ты провела в бреду.
– Меня вообще не было в этом мире несколько дней, впрочем, как и сейчас… Я там же, где и он, где бы он ни был, Тор. Здесь в Асгарде ходит только мое тело, а душа давно улетела вместе с ним в эту черную бездну… - её стеклянный взгляд был неподвижен, а слова звучали спокойно, томно.
– Сигюн, я не знаю, могу ли я просить тебя об этом, но я хотел бы знать, что произошло с Локи?
– Тор уселся на стул, а Сигюн осталась стоять у окна.
– А разве отец и мать не говорили тебе?
– осведомилась принцесса.
– Отец рассказал мне обо всем, но я никак не могу поверить, что Локи - сын Лафея, не могу поверить, что он, который рос вместе со мной, на самом деле не мой брат. Но, знаешь, Сигюн, кем бы он ни был, я его люблю и по-прежнему считаю родным. Но вот только он усугубил ситуацию своей ложью, сейчас могло бы все быть по-другому, а он… Он разрушил все, что было создано когда-то, он потерял доверие отца. Неужели чернота тайны на столько сильно покрыла его душу, что он был способен уничтожить целые миры?
– Громовержец потер виски пальцами, задумываясь над своим поставленным вопросом.
– Что ты хочешь услышать от меня? Не жди, что я начну его осуждать. Тебя задела ложь того, кому лгали всю его жизнь?
– Сигюн серьезно посмотрела на принца.
– Я ему никогда не лгал. Я знаю, что ты будешь всегда защищать его, что бы он не сделал, но ответь, ты считаешь, что, разрушив половину Ётунхейма, он был прав?
– Тор поднял на девушку глаза.
– Помнится, совсем недавно и ты был не прочь раскидать ётунов в разные стороны, - припомнила дева.
– Ты смотришь за злыми деяниями своего брата и судишь его, забывая при этом о своих собственных. Почти каждый в Асгарде величает моего мужа монстром, не удивлюсь, даже если за столом, что украсили в день о его поминании, проскакивают колкие словечки и шепотки. У меня встречный вопрос: не от того ли он стал лжецом и чудовищем, что встречал от посторонних лишь презрение и ненависть, а его семья и вовсе скрыла от него жестокую правду? Подумай, Тор. Не стоит винить Локи во всем, что произошло. Может быть, причина этому находится гораздо глубже и вовсе не в нем, - на очах девы вновь заблестели слезы, но то были слезы закипающей злости, смешанные с отчаянием.