Мой бондфренд, или они друг друга стоят
Шрифт:
Из его лепета были и крупицы полезной информации: оказалось, у меня есть братики и сестрички. Что они стали куклами бесчувственными и живы ли вообще - он не упомянул, но спишем это на возраст и прогрессирующий маразм. Потом, что блок с меня снимут через два дня и почему-то он думал, что я сразу пробужусь. Это меня насторожило, и я решила потом уточнить у Артема, могут ли они как-то вызвать пробуждение. Еще папаня заявил, что после пробуждения я смогу сходить домой и сообщить всем, что у меня все хорошо и нечего переживать. Ага, представляю, как я терминатором вхожу в дом и произношу металлически: "Айм бе бек!",
Когда нервы папеньки поняли, что башню под именем "Елене Пехова" не взять, то он плюнул на душевней разговор и ушел, напоследок вновь пообещав, что я пойму все после пробуждения. Вот только теперь я слышала в этой фразу жестокое предупреждение и обещание не лучшей участи.
К вечеру я истоптала дорожку в своей камере. Хотелось занять себя каким-то делом, а не вариться в мыслях от представлений, ибо фантазия у меня всегда хорошо работала. Поначалу я хотела отвлечься и почитать книгу, но, оказалось, даже под страхом участи хуже смерти, мой мозг смог осилить только две страницы этого бульварного романа с элементами детектива, вышедшего из-под пера подражательницы Донцовой.
Ночью, когда в мою клетку тихо приоткрылась дверь, я готова была даже завести душевно-плаксивый диалог с папаней, лишь бы занять себя хоть чем-то. Или попросить иголку с ниткой и начать практиковаться в пришивания глаз к ушам. Других частей тела в коробках не обнаружилось. Но в мою камеру крадучись вошел Артем. Приложил палец к губам и прошептал:
– Идем? Только тихо.
Кивнув головой, я направилась за Артемом, вон из осточертевшей мне камеры.
Крадучись словно воры, залезшие в дом, где по сводкам обитают собаки, но куш слишком сладок, чтоб не рискнуть, мы спустились по лестнице на первый этаж, вышли на улицу и... раздался звук сирены, зажглись прожектора, закричали люди.
Лаянье собак только не хватает!
– Беги!
– крикнул Артем и я побежала.
– Не туда! На право! Не на то...
Его крик оборвался, я рефлекторно обернулась и увидела в свете прожектора папеньку с еще тремя мужиками и как Артем падает на щебенку, которой тут был все усыпано.
– Лена!
– услышала самый родной голос на свете, и я кинулась к нему, но добежать не успела.
Меня дернуло вверх. Я перекувырнулась в воздухе, упала на спину и словно с горки покатилась по щебенке, прикрывая руками и коленями самое дорогое - живот. Боль была адская, тело вдруг превратилось в комок боли, но все это было не важно, по сравнению с важностью маленькой жизни.
– Лееенаа!
– взревел Соколов, но сейчас поднять голову и посмотреть на него я не могла.
Мне нужно было посмотреть и убедиться...
– НЕТ!!!
Светло-голубые бриджи были в крови.
Руки схватили меня, обняли, крепко прижали к себе.
– Лена...
Я подняла голову, встретилась взглядом с Марсом, показала кровавые руки и выдохнула с болью:
– Мой ребенок!
В следующую секунду руки Марса прижали меня к себе со всей силы и...
...и начался действительно Ад...
... страх, ужас, паника залезли мне под кожу. Я билась в крепких руках. Вопила, ревела, орала. Я царапала то, до чего могла дотянуться: ноги, грудь, лицо, волосы. Свои и его. Пыталась влезть ногтями под кожу, что вырвать с корнем непонятно что в теле. Если бы не захват Марса, то я содрала бы с себя кожу и скальп, в попытке выдрать этот паршивое чувства...
... лопнули мои барабанные перепонки... или мир просто нажал на кнопку "стоп" на пульте. Хотя это было больше похоже на замедленную съемку, только без звуковых эффектов...
... и начался Рай...
... в меня потек невидимый поток. Кипяток, в котором, я горела и захлебывалась. И в тоже время оживала и напивалась. Казалась, что я пью это поток не только ртом, но и всем телом, каждой частицей, клеткой, молекулой. И они наполняется им. Они пьют его словно святой нектар...
... эйфория заполнила меня. Стало так легко и радостно. И появилось такое возвышенное чувство, словно ты - сам мир. Но это чувство схлынуло мгновенно, не дав сполна в нем искупаться...
... Вновь была ночь. Звук сирены, прожектора, крики людей. Галька, врезающаяся в кожу. Крепкие руки Соколова. И сфера силы, за которой опускалась пыль.
Марс разжал объятья и взглянул мне в лицо.
В его глазах еще плясали частички эйфории и радости. Не знаю, что было в моих глазах, но он вновь прижал меня к себе и прошептал на ухо:
– Извини.
Затем Соколов выпустил меня из объятий и поднялся. Я понимала, что сейчас он хочет сделать, но допустить подобного не могла, поэтому схватила его за ноги и сказала:
– Не убивай их!
Ответ я не услышал. Пришел откат, и я потеряла сознание.