Мой босс - палач
Шрифт:
Когда меня немного попустило, мы расселись на диване, а за окном совсем стемнело. Насторожившие меня блики принадлежали плазме. Я все косилась на новостную ленту, надеясь — а вдруг его покажут в новостях.
— Я постоянно смотрю новости с тех пор, как произошел этот взрыв, — поставила передо мной поднос с чаем мама. Пирог немного очерствел за те дни, что ехал сюда, пока мы мотались по поездам, но ничуть не стал хуже. А разогретый в печи вообще казался запредельным. Его аромат напомнил мне о поезде. «Я сейчас обниму тебя здесь,
— Я замуж выхожу, — заявила упрямо.
Мама улыбнулась:
— Никогда бы не подумала, что узнаю об этом из тв-передач, — протянула мне чашку. — Честно говоря, я очень испугалась за тебя, когда впервые узнала. Ты и инквизитор… Я была уверена, что ты попала в переплет.
— Так и есть, — пожала плечами. — Влюбилась в него, как подросток.
— В него, наверное, сложно не влюбиться, — уселась она в кресло и внимательно на меня посмотрела. — Я же вижу, переживаешь… Плачешь от тоски, да?
— Он отправил меня к тебе, даже не сказав. Я проснулась в поезде, а его нет.
— Знал, что побежишь следом, — довольно улыбнулась она. — А ты и побежишь. Вон, аж ногами притопываешь.
— Мне нельзя, — мотнула решительно головой. — Я только обузой для него там стану, а ему нужно… разобраться во всем этом.
— Жуть творится, — погрустнела мать. — Многие думают сорваться с мест, если до нас докатится волна арестов.
— Мам, — отмахнулась я, — они ищут только особенных салем, рожденных в уникальной паре. Отец должен быть инквизитором, а мать должна быть рождена без отца… Вернон уверен, что отбирают именно этих редких девушек.
Мама застыла, слушая меня с тревогой, потом отставила чашку и перевела взгляд на стол:
— Тогда тебе совершенно точно лучше послушать своего мужчину и никуда не ездить.
— Почему? — моргнула я.
— Бэрри, — вернула она на меня незнакомый взгляд. — Ты тоже относишься к этому редкому виду салем.
— Что? — сипло вопросила я, потому что внутри снова что-то заскребло, но глоток горячего чая быстро ослабил дискомфорт. — Ты не говорила…
— Потому что… — она замолчала, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная из воды. Потом сжала губы, что те аж побелели. — Это больно вспоминать!
— Мам… — поразило меня догадкой. — Ты…
— Поверь, большинство этих избранных родились точно так же, — хрипло проговорила она. — Инквизиторы бесчинствовали тогда вообще по-черному у нас в округе. Все молодые, обозленные, полные намерений наказать и унизить всех, на кого упадет взгляд…
— Мам, — проблеяла жалко я, поднялась и опустилась у нее в коленях.
Но трогать не спешила, будто не имея право. Она сама положила мне руку на голову и ласково провела:
— Прости. Если я недодала тебе любви…
Я зажмурилась и уткнулась лбом в ее колени. Осознание вливалось медленно, будто яд. Все это время она смотрела на меня как на постоянное напоминание о насилии,
— Бэрри…
— Мам, все нормально. Ты не виновата.
— Но и ты — тоже.
Когда теряешь опору, невероятно нуждаешься в новой. Вернон бы нашел, что сказать, чем успокоить… И, словно чувствуя, мой мобильный из коробки ожил трелью.
— Бабочка…
— Сволочь, — проскулила я. — Я не могу без тебя.
Он усмехнулся тепло. Слышала — куда-то идет.
— Я тоже плохо без тебя справляюсь. Только приехал в город.
— Какой план?
— Надеюсь, хороший. Как моя будущая теща?
— Благодарит за пирог, — обернулась я к маме, и она улыбнулась.
— Как ты, держишься?
— Нет.
— Надо, любимая…
— Я знаю. Не бросай трубку, побудь со мной.
— У меня мало времени. Хотелось глотнуть немного тебя, прежде чем пойду биться с системой.
— Может, не надо, Вернон? Я… я не хочу остаться без тебя… Не смогу.
По щекам покатились слезы. Слышала, что он остановился и задышал тяжело в трубку:
— Прости, что ты не можешь без меня. Я буду очень стараться этого не допустить.
— Спасибо, — прохрипела и снова закашлялась.
— Бэрри, — насторожился Вернон. — Ты кашляешь?
— Нет. Просто в горле запершило.
Я кашляла. Почему-то только сейчас меня осенило, а в груди снова зачесалось, и я потянулась к чашке чая, спеша смягчить приступ. Еще даже не осознавала, что это, скорее всего, может быть за кашель, но рука с чашкой уже затряслась. Голос тоже.
— Завтра утром твой поезд, — лязгнул железом его голос. — Садишься и едешь ко мне.
— Вернон, я буду мешать…
— Ты меня услышала? — процедил он с такой жесткостью в голосе, что у меня сама собой выпрямилась спина.
— Да… — прошептала.
— Не бойся, мы со всем справимся. Отдыхай. До завтра.
Когда я опустила телефон, у меня дрожали руки…
63
Я вцепился в перила так, что пальцы запекло, а металл тут же раскалился. Не было больше света, только тьма. Оттолкнувшись от ограды, я быстро зашагал в сторону нужного дома.
Клисон оставался единственным доступным мне свидетелем, из которого я собирался выпотрошить данные. Вместе с кишками, если придется. Трусом старик не был, и это может стать проблемой. Его автомобиль въехал на территорию час назад — самое время наведаться с визитом. Только что-то останавливало. Мой звонок засекли по-любому. Я еле обошел расставленные на меня ловушки, пока добирался обратно до города. И теперь планировал предстать перед Людогом, обвешанным доказательствами и фактами его причастности, как шавка блохами.