Мой бумажный замок. Литературные эссе
Шрифт:
Успех на самом первом представлении "Трех сестер", еще при жизни Антона Павловича, был огромный, их приняли сразу и безоговорочно! Однако, я все-таки вспомнила прекрасный спектакль по пьесе Чехова, виденный мною. В Ленинграде в Большом драматическом театре имени Горького полсотни лет тому назад "Три сестры" поставил Георгий Товстоногов, ярый противник всякого осовременивания классики. Глубокое проникновение в замысел писателя позволило Товстоногову нащупать главный нерв: при прекраснодушной мечтательности, привлекательности главных героев остро звучит тема их душевного паралича. Трагизм пьесы, по его пониманию, именно в этом, бездействие, равнодушие всех ко всем ведет к крушению идеалов, умиранию моральному, духовному.
Конечно, и силы в том спектакле были задействованы невероятные, играли еще Юрский, Копелян, Басилашвили, Лавров, Шарко, Попова и Макарова. (На старенькую программку взглянуть – одно наслаждение!) Но главное – бережное, умное прочтение пьесы режиссером, постижение замысла Чехова, а не нагромождение своих фантазий, искажающих смысл "Трех сестер" до неузнаваемости, сотворили блестящий спектакль. Так ведь это Товстоногов, легенда театрального мира!
Между прочим, в своей книге "Зеркало сцены" Георгий Александрович оставил записи репетиций спектакля "Три сестры", где растолковано понимание буквально каждого акта, действий каждого героя, его молчание, монологи и диалоги. Как же интересно вникать в пьесу и замысел автора с таким умным, тонко чувствующим читателем, который еще и понимает, КАК это сделать на сцене! Откладываю и эту книгу для ближайшего прочтения. Когда уже есть свое непосредственное представление о произведении, добирать, додумывать всегда интересно.
Пока же том Чехова с драматическими произведениями закрываю – до следующего раза. Уверена, что в этой пьесе, как и в каждом своем многослойном произведении, он припас еще не один морально-нравственный аспект. Вот ведь не сразу увидела, что у Фирса, брошенного в пустом доме, в "Вишневом саду", есть антипод в "Трех сестрах" – такая счастливая Анфиса! Читать и перечитывать… До встречи, Антон Павлович!
8. «Чеховщину» заклеймили, Чехова – не заметили
Чеховские чтения были очень интересными, для меня в первую очередь таким высоким процентом нелюбви к классику. Выраженная в разных эссе довольно эпатажным образом, она подкреплялась вызывающими фразами типа «я понимаю, что здесь с этим мнением я не ко двору», «сейчас мне вставят за такое вилы в бок», – ну и прочими, а более всего – солидарными комментариями читателей. Чехова обличали за иронию, сарказм, активно защищали прототипов его героев («За что он ее так, ведь она прекрасный человек!»), за то, что у него нет ни одного положительного персонажа, с которого хотелось бы делать жизнь – всех изгадил!
В комментариях даже четко было обозначено: хорошее отношение к этому злющему дядьке – дань некоему официальному мнению о классике, «правильное» высказывание, не содержащее оригинальности и потому не интересное. Ниспровергнуть авторитет – вот сверхзадача эссеиста, достойная внимания публики. Наконец, было произнесено жесткое определение «Чеховщина», которым писателя заклеймили за все обозначенные и неназванные грехи, нелюбовь была аргументирована (где-то даже цитированием литературных критиков!) и только что не подтверждена всеобщим голосованием.
Когда весь этот вал оформился, стал очевидно превалирующим в чтениях, я – изумилась. Перечитала не на один круг, чтобы увериться, что не ошиблась. Задумалась.
А потом успокоилась, поняв, где нахожусь. Вот сейчас я тоже должна сказать, как до этого приговаривали эссеисты: «я понимаю, что со своим мнением я тут не ко двору и получу вилы в бок – и не одни!» Но я старый битый боец и мне, как всегда по жизни, терять нечего.
Я на литературном сайте, где во всех конкурсах читатель (он же и писатель, и судья, и критик в одном лице) приговаривает: мне не хватило чувства, где тут у вас позитив, как-то все очень мрачно, хочется радости, искренности, доброты! Где еще до обсуждений оговаривается обязательная лояльность, доброе отношение всех ко всем и всеобщая благость и любовь! Что может быть и правильно в виртуальных тусовках и на светских вечеринках, но в корне не годится при оценке высокохудожественных текстов авторов мирового масштаба. Что применимо при оценке завиральных опусов друг друга – но категорически неприемлемо при анализе произведений Достоевского, Пушкина, Чехова, Толстого.
В чтениях, правда, брошено было пренебрежительно, что всё это «чтиво и каша» из романов классиков сильно переоценено, но мне-то показалось, что уничижительная «переоценка» местных критиков достоинств классиков не умаляет. Хотя они не сентиментальны, не гладят по головке и не сюсюкают, жестки в своем анализе человеческой популяции в целом и каждой особи в отдельности. Приплетать сюда личностные качества, поступки, брошенные фразы и письма писателей – затея вообще глупая. Пушкин – картежник и пьяница, бабник и мот, но это – состоявшийся гений, совершивший гигантский шаг в развитии отечественной и мировой литературы. Эти две разные ипостаси не надо смешивать, вы друг с друга можете спросить: «Ты меня укоряешь, что я злая, а кто Ваську со двора попер и в Бобика камень бросил?»
С Чеховым так нельзя, мухи от котлет – отдельно. Когда он зорко всматривается в толпу, в каждого из этой толпы по отдельности, он проницает, из чего человек состоит. И проницательность его (не по доброте или злобности характера!) позволяет писателю сделать вывод, что нет белых и черных, в каждом намешано столько разнородного материала, что только диву даешься. И проявляется то оно, это хорошее и плохое по обывательским меркам, как-то нечаянно, исподволь, вроде и не к месту, но есть этот пестрый букет в каждой особи. А значит, каждый человек волен распорядиться этим багажом по собственному усмотрению – вычистить, вымести сор или зарасти по уши, вырастить свою любовь к ближнему или растерять, разменять её на пустые вздохи.
И никто тебе не поможет, не подскажет, как себя растить, как из себя по капле выдавливать раба. Бог тебя создал по образу и подобию своему, какого образца ты еще хочешь? Вот перед тобой зеркало, в котором без искажений, без нивелировки явлен образ героя – и твой тоже. На кого ты пеняешь, на безжалостного Чехова?
В угоду сентиментальному читателю-зрителю сегодня без устали работает киноиндустрия, сериалы, полные поучительной белиберды, экранизации, которые «поправляют» и классиков в том числе. Сейчас уже не помню, кто снимал «Войну и мир» в Голливуде, но там прелестная заключительная сцена, где все – в белом, все счастливы и даже Соне находят пару и пристраивают замуж! Да что далеко ходить: примерно так же дорисовали роман Яхиной «Зулейха открывает глаза», они с Иваном – вместе навсегда, сын выучился, женился, у него чудные дети и Зулейхе больше не о чем мечтать.
Ах, как бы нам подкорректировать и Чехова! Чтобы в «Скучной истории» главный герой воссоединился с воспитанницей и оба были бы счастливы. Чтобы в «Скрипке Ротшильда» доктор излечил Матрену и счастливый Яков играл у ее постели что-нибудь самосочиненное. Чтобы все три сестры и в Москву съездили, и женихов себе нашли, а брат Андрей мягко урезонил жену Наталью.
Я понимаю, что вызываю всеобщее возмущение, эссеисты-де вовсе не о том!…
А я – о том. Природу исследователя не переделать, он не батюшка в вашем приходе, чтобы слезы промокать и боль заговаривать. Он не нашей породы дерево, он нечто совсем другое и судить его по собственным меркам, «ах, зачем он над будочником подшутил!» просто глупо. Здесь – подшутил, там – школу построил или столовую для голодающих организовал…что его на каждом жесте, каждом движении ловить! По большому счету он занят совсем другим.