Мой бывший муж
Шрифт:
Она права. Люди всегда будут чего-то ждать, требовать, хотеть так, а не этак. Помириться или расстаться навсегда. Забыть и отпустить, либо помнить и носить в себе до смерти. И ведь никто не даст гарантии, что чаша больше не разобьется. Или, наоборот, без Него я буду сто процентов счастлива. В это нужно поверить. Поверить в то, что ближе и желанней. Нужно довериться человеку и ответить на вопрос, как лучше: с ним или без него?
Я присела на лавочку в парке на Чистых прудах, напротив окон студии психологической помощи, где принимала Надежда. Уже июнь, а лето запаздывало, именно поэтому я куталась в мягкий кардиган, зато листья
Я достала из сумочки сложенный пополам листок, переданный психологом. Его составил Вадим. Что же там…
Я понял, что идиот.
Прочитала и смехом чуть не подавилась. Очень спорное положительное изменение!
Я понял, что разбрасывать вещи по дому совсем не комфортно, особенно носки.
Полонский в своем репертуаре! Ничего без иронии не делает! Но он точно научился иронизировать над самим собой. Это факт.
Я приучил себя к бытовому порядку.
Похвально.
Я научился ценить людей.
Это уже было без шуток.
Просто людей. За то что они есть. Иногда рядом. Иногда далеко. Свои или чужие. Без выгод.
Это точно Полонский?
Я понял, что каждый поступок имеет последствия. Неважно узнают о нем, или это останется внутри. Я сам уже никогда не буду прежним. Это важно.
С этим я была категорически согласна.
Я стал смелее. Дожил до тридцати семи лет, не представляя, какой же я трус. Сейчас работаю над этим.
Вадим – трус… Это что-то новое, правда, доля истины была. Он не любил выходить из зоны комфорта, поэтому по возможности затыкал рты, проблемы, бреши в своей лодке привычным финансовым способом. Чтобы было удобно и никакого стресса. Даже в суде пытался помириться со мной привычным способом – дать мне больше, чтобы по-старому все стало. И секс, конечно. С его помощью мы из конфликта выходили стопроцентно. Полонский никогда не любил «рассусоливать». А может, боялся? Выходит, что так. Если бы было по-другому то, возможно, только, возможно, мы бы не прошли через предательство.
Я научился признавать свою неправоту.
Да, это всегда было проблемой. Всегда. Извиняться Вадим умел, эффектно, дорого, красиво, но в душе ошибок не признавал. Полонский никогда не допускал промахов и все контролировал: если что-то пошло не так, значит, он так задумал изначально. Вот так, да.
Я сжала листок и посмотрела на жирных голубей, курлыкающих рядом. Вадим жутко их не любил. Если бы написал, что научился ценить пернатых, то вообще бы другим человеком стал!
Если бы решало только мое сердце, то я бы упала к нему в объятия еще после поединка с Барсовым. Про либидо можно даже не говорить. Мое тело Полонского признавало хозяином и господином. Но была память и страхи. А еще огромная нужда в человеке. Что важнее? Что спасет меня? А что погубит?
Я любила Вадима. Того старого. И этого нового. Мы оба в чем-то изменились, а что-то осталось прежним, но хорошо нам только вместе. Возможно, если попробовать медленно пройти по дороге к друг другу… Через неделю мой день рождения и поездка в Пушкин. Вместе.
Внутри вспыхнуло ярко, предвкушаю встречу. Я хотела поехать с Вадимом. Желала, отметить всей семьей. Как раньше. У нас было слишком много хорошего, чтобы все забывать. Что-то мы возьмем в новую жизнь. Надеюсь.
Глава 50
Вадим
В Питер мы прилетели поздним утром. Водитель встретил нас у трапа, летнее небо практически не хмурилось, мои девочки тоже улыбались, а я чувствовал себя счастливым. Но счастье у меня хрупкое и прозрачное, как тонкий хрусталь. Как сон. Как мечта. Я буду оберегать его. Так, как не делал раньше. Тогда не уберег, больше такой ошибки не совершу. Пусть оно у меня совсем маленькое: Катя всего лишь пригласила поехать с ними в Пушкин. Отпраздновать день рождения вместе. С робкой улыбкой приняла от меня огромный букет любимой сирени. Мы с ней пока только за руки держались, но для меня и это много: раньше Катя вырывала ладонь.
– Сразу поедем, или погуляем по городу?
– Я уже кушать хочу, – объявила Ника. – И можно сходить в парк аттракционов какой-нибудь.
– Сегодня, вообще-то, у мамы день рождения, – заметил, поглядывая на Катю. Задумчивую и романтичную. У нее так часто, быстро и совершенно непредсказуемо менялось настроение, что я терялся: от деятельной бизнес-леди, которая лично решала проблемы с поломкой вентиляции на одном из производств на высоте десять тысяч метров, до загадочной тургеневской девушки, не отрывавшей бархатных глаз от иллюминатора.
– Мама тоже хочет. Правда, мам? – ластилась Ника, когда сели в машину.
– Давайте, погуляем, – согласилась Катя. – Я сто лет на Невском не была.
Желание именинницы и дочери – для меня двойной закон. Правда, после трех часов на качелях-каруселях, последующего похода в цирк, прогулки на речном трамвае, Катя была уже не так бодра. Вообще, у кого день рождения?! Мы желания Вероники Вадимовна выполняли! Катя потакала ей дико.
– Помнишь, смотрели развод мостов на Адмиралтейской? – неожиданно вспомнила она в мерной тишине салона. Мы ехали в Пушкин. Ника задремала по дороге, несмотря на заявления, что спать вообще не будет – белые ночи!
– Помню, – ответил я. – Мы еще все бары на Думской обошли.
Мы были молоды, безумно влюблены, но уже женаты и родители. Веронике был год: ее оставили на бабушку, и поехали заново учиться пить и тусоваться. Я увез Катю в Питер, где мы провели незабываемые выходные: секс, громкий секс, очень громкий секс.
Машина плавно остановилась у высоких ажурных ворот. Катя достала из сумочки пульт и открыла их.
– Подъем, – скомандовала, и Ника нехотя вылезла.
Дом мягко светился, встречая свою хозяйку. Катя сняла его с сигнализации и сразу задала новый код – до следующего визита.