Мой дом на колёсах (сборник)

Дурова Наталья Юрьевна

– Теперь мимо буфета можешь проходить спокойно. У нас гроза была сильная, мышь испугалась грозы, выскочила из буфета – и угодила собакам в лапы!

– Что теперь делать? Живи, ёжик, безработным, – сказала я.

Так и стал жить ёж у нас дома. Днём прятался подальше от собак, ночью наперегонки с часами отбивал топаньем время. И, проснувшись, я иногда путала: часы ли твердят своё «тик-так», или ёжик бегает по комнате, где вместо мягкой травы паркетный пол, поэтому и раздаётся гулко его «топ-топ-топ».

Прошло два дня. На третий день утром я хотела покормить ёжика, но от неожиданности

застыла на месте. По комнате к блюдечку с молоком топал маленький ёж, а за ним, с напёрсток величиной, – едва опушившийся мышонок. Он, видимо, сидел два дня в буфете, ждал маму, но её всё не было. Тогда мышонок вылез и растерялся. Он увидел ежонка. Но глупый мышонок принял его за маму. Новая мама была почти такая же, только у неё не было хвоста и она так кололась, что мышонку нельзя было согреться возле её бока. Однако мышонок был упрям и не отставал ни на шаг от ежонка.

Все мои четвероногие друзья были озабочены новыми соседями. Особенно собаки возмутились неожиданными жильцами и, задрав хвост, бросились на малышей. Через минуту собаки, воя, забрались под тахту, а на полу остался игольчатый шарик.

Но где же мышонок? Я обыскала все углы квартиры и не нашла. К вечеру друзья опять бороздили комнату. И я заметила, что, как только кому-нибудь из них грозила опасность, на полу оставался один колючий шарик – ёж Тимка. Мышонок же исчезал. Поэтому и пришлось исчезавшего непонятно куда мышонка назвать Невидимкой.

Вскоре друзья подросли. И мне стало ясно, где прячется Невидимка. Стоило собакам приблизиться к ним, как Тимка сворачивался в клубок, а из него торчал Невидимкин хвост.

Как-то пришла ко мне моя подруга и, узнав, что у меня есть ёж, сказала:

– У нас так много мышей дома! Ты не дашь мне ежа хотя бы на один день?

– Пожалуйста, – ответила я.

Завязала Тимку в носовой платок и отдала подруге.

Маленький Невидимка метался по комнате, ища друга, с отчаяния начинал наступать на собак, а те, огромные, поджав хвост, убегали.

Когда же, устав от поисков Тимки, Невидимка затих около блюдечка с молоком, раздался звонок.

Я открыла дверь и увидела подругу.

– Что ты мне дала? – Моя подруга была рассержена.

– Как что? Ежа.

– Хорошенький ёж, когда он с нашими мышами чуть ли не в горелки играет! Забирай его обратно.

Но, увидев, как встретились Тимка с Невидимкой, она поняла, что ежу все мыши казались Невидимками. Просто из-за друга-мышонка ёж потерял свою «квалификацию». Но в этом была виновата, конечно, одна гроза: она навсегда отняла у малышей их мам, и никто не мог научить ежа Тимку поймать Невидимку, а мышонка Невидимку – бояться Тимки.

Да, чего не случается в грозу!

Кстати, пока я рассказывала вам про Тимку и Невидимку, гроза прошла. Ну конечно, совсем прошла, потому что Тимка, а за ним и Невидимка снова топают по комнате.

Музыкальный голубь

Он родился под крышей цирка. Все голуби были дымчато-сизые, как небо в дождливую погоду, и только его мама была похожа среди них на ясное белое облачко. Сам он был ещё неуклюж и мал, с длинными ворсинками жёлтого пушка, но с крупным, покрытым нежной розовой кожицей клювом. У него ещё не было имени. Были мама и дом-гнездо, где он впервые услышал музыку.

Огромный серебристый колокол репродуктора, словно цветок дикого вьющегося растения, торчал под самой крышей, а между ним и карнизом примостилось уютное гнёздышко. Голубь не умел летать, он только слушал. Звуки тоненько доносились с деревьев, когда шелестела листва, еле улавливались в порывах ветра, в летней тёплой капели дождя и неистовым хором, громким и повторяющимся, как эхо, возникали в серебристом колоколе репродуктора.

Малыш слушал. Иногда под плавную мелодию пытался расправлять ещё не окрепшие крылья. А однажды раздалась такая песня: «Летите, голуби, летите!..»

И много-много голубей вдруг взвилось в небо. Они вылетали из окон, из подъездов, из ворот, их выпускали прямо на улице подростки, и только этот малыш обеспокоенно слушал мелодию, не зная, что ему делать.

«Летите, голуби, летите!..» – снова раздалось в репродукторе, и он вдруг вместе с другими юнцами, неумело замахав крыльями, взлетел… Взлетел – и упал на ступеньки цирка.

Здесь я и нашла его.

Он почувствовал себя в моей ладони, как в гнезде, а вскоре на пипетку, которой я закапывала ему корм, голубёнок стал смотреть, как на клюв мамы.

Шли дни. На прозрачных крылышках уже росли маховые перья, но он по-прежнему ловил капли из пипетки, не обращая внимания на рассыпанный рядом с ним корм. Я постукивала пальцем, подражая клюву. А он ждал пипетку.

«Кого же взять в учителя? – думала я. – Грача? Он боевой и слишком чёрный. Ворона любопытна…» С особым вниманием я приглядывалась к птенцам. И вот учитель найден – воробей. Но не один, а целая стайка. Брошу корочку хлеба или горсть зёрен – слетаются невелички. Схватит воробьиха зёрнышко – и тотчас его желторотому сынку, толстому и пискливому воробьишке, что скачет неустанно за ней.

Вот я и посадила голубя подле зерна. Первое время воробьи боялись его. Прыгают вокруг да около, а клевать боятся. Дня через два привыкли к соседу – и ну клевать! С ними голубёнок начал тоже поклёвывать. Так он стал взрослеть. Когда же совсем оперился, я заметила в его поведении странность: как услышит музыку, так начинает охорашиваться и кивать головкой. «Музыкальный голубь», – называли его теперь все.

Подрастёт Гулька и обязательно станет работать с морским львом. Я уже заранее вижу, как на большой мяч, расписанный художником под глобус, полетит уверенно белый голубь Гулька. Его вместе с земным шаром-мячом возьмёт на нос морской лев и понесёт бережно по арене цирка. Когда же весь зрительный зал зааплодирует и морской лев тоже вместе со всеми захлопает ластами, я обращусь к нему с вопросом: «Скажи, пожалуйста, кому же это ты аплодируешь? Себе?»