Мой дом на колёсах (сборник)

Дурова Наталья Юрьевна

«А, договорились! Если ты не поймаешь, то я буду ловить сам, а чтобы я не замёрз, ты меня согреешь. Что ж, пойдём на речку!» И, надев Дымку на плечи, клоун смешно зашагает к занавесу.

С Дымкой хорошо, гораздо проще, чем с неуклюжим щенком. Ничего не остаётся, как инсценировать для комиссии подарок.

Настал этот серьёзный момент. Комиссия принимает работу моих питомцев, и вдруг в самый разгар представления с громким лаем перелетает через барьер Нерочка, за ней падает мальчик, а второй толстяк, перелезая через барьер, начинает речь:

– Тётя Наташа, там нас долго охранники в цирк не пускали…

– Замолчи! Не знаешь, что говорить, так молчи. Я учил, как надо. Вот мы вам от науки хотим сделать

подарок. Сначала его должны были в космос пустить. Но у него одно ухо лежащее – он не подошёл. Тогда мы решили его вам. Я всё сказал! Ух и дала же она нам, рвётся к вам, прямо не удержать. Во какие мозоли натёр! – показал он мне свои покрасневшие ладони.

Комиссия всё поняла, наблюдая торжественных ребят и довольную, что снова рядом со своей хозяйкой, собаку.

«Подарок» разрешили взять, и только режиссёр, недовольно покачивая головой, запальчиво проговорил:

– Для дома, не для цирка. Иначе я не согласен. Все животные как на подбор, и вдруг чертополох какой-то – щенок без рода и племени.

– Нет, нет, он породистый, он – собака, – заступились ребята за Нерочку.

– Какая порода? – переспросил режиссёр.

Тут вмешалась я, припомнив Комаровский рынок, откуда пришла Нерочка, ответила:

– Комаровская гончая!

– Здесь половина комаровских рыночных! – пояснил смеясь директор цирка. – Ладно, но это последнее, что разрешено Дуровой в моём цирке. Лучше объясните ей, что думать надо головой, а не сердцем. Если она это поймёт, то получится аттракцион, а не зооуголок или пункт по приёму бездомных кошек и собак.

Директор был озабочен, но снисходителен и добр, простив мне в глубине души огромный прирост населения моей не положенной по штату семьи. Он только потребовал письменного доказательства, что больше никто не проникнет в стены его цирка.

Чувствуя сама, что злоупотреблять директорской добротой нельзя – ведь и так он разрешил, чтобы мой живой воротник, лисица Дымка, и непородистая гончая с Комаровского рынка обрели узаконенное существование в стенах цирка, – я написала: «Усыновление животных и птиц прекращаю! Честное слово!»

Витязь с острова Врангеля

В Северном Ледовитом океане есть остров Врангеля. Там живут большие белые медведи. Такие белые, что если бы не три чёрные точки на их мордах, то можно было бы их и не заметить во льдах. Три чёрные точки – это два глаза и нос. Странная перекраска медведей мне понятна. Здесь им надо быть обязательно блондинами, чтобы слиться с белизной льдин и подкараулить добычу. И всё же эти огромные белые медведи здесь не хозяева. Властелин острова – морж. Трёхтонный исполин, с крылками цвета здешней медвежьей шерсти, с клыками такими большими, что на полметра вниз торчат, как утолщённые сабли. И бедные медведи боятся этих двух отважных клыков, за которыми хорошо просматривается могучая грудь хозяина острова. Там, на острове, с самолёта я сразу даже и не поняла, что передо мной моржи. Мне просто показалось, что среди льдов я увидела серый каменистый берег. Самолёт опускался ниже и ниже, и вдруг камни ожили, взревели, океан вспенился, принимая их в свои волны, и, слившись с водой, они были едва различимы по бугоркам голов, торчащих из воды. Только какие-то маленькие существа, покачиваясь, словно шагали по воде рядом с большими головами моржей.

– Кто это? Что за животные? – спросила я охотников.

– А, эти? Неужели не сообразили? Да моржата! Вот за ними мы и едем. Одного вам поймаем, других – в зоопарк. Они сидят на спинах у своих мамаш.

Я назову моржа Витязем. Это его имя. Сильный, храбрый, мужественный в своей суровости, под стать океану и острову, где он появился на свет.

Я уже дала в цирк радиограмму: «Встречайте. Лечу с Витязем – моржом. Готовьте исполину бассейны».

Теперь я с нетерпением ждала с ним встречи,

но, когда я его увидела впервые, мне захотелось расплакаться. Имя Витязь выглядело нелепым. Ему было всего три недели. Маленький, сморщенный, похожий скорее на черепаху без панциря, он был так беспомощен, что, уцепившись пухлыми, нежными губами за мой палец, принялся его жадно сосать, нервничая и недоумевая, что нет молока. На верхней губе топорщились щетинки – слабый намёк на будущие усы моржа.

– И это Витязь?! – смеялись надо мной все в цирке. – Да и морж ли это вообще? Может быть, это морская черепаха?

– Самый настоящий морж! – смущённо заверяла я всех, кто, пожимая плечами, забыв про любопытство, уходил разочарованным из моего вольера.

– Если это морж, то почему он рыжий? Уж не надули ли вас? Может, подсунули какого-то чужеземца, чтобы среди зверей был свой рыжий клоун?

– Нет же, тысячу раз нет! Это морж! Настоящий морж! – твердила я с отчаянием, но мне никто не верил.

– Позвольте, у моржей ведь клыки и усы. А где же они у вашего, с позволения сказать, витязя в кавычках?

– У него же ещё зубов нет, он маленький очень, а вы хотите сразу клыки.

– Ну а усы он что, сбрил в дороге?

Мне казалось, что смеялись надо мной – из-за имени, которым я нарекла малыша. Конечно, надо мной, потому что любой малыш, чей бы он ни был: куриный – цыплёнок или собачий – щенок, не может не вызвать умиления и нежности. Ну а моржонок был вдобавок ещё так беспомощен на суше и на воде без мамы-моржихи, что кроме умиления и нежности вселил в меня постоянную тревогу и озабоченность. Как же мне кормить малыша? Большие моржи и в обед и в ужин питаются моллюсками и планктоном. Но где же, в каком городе я смогу разыскать эту пищу? Если я приду в гастроном и скажу продавцу в рыбном отделе: «Прошу вас, отпустите мне пуд моллюсков и десять килограммов планктона», то надо мной не только посмеются, но и заподозрят что-нибудь неладное. Не стану же я всем объяснять, что имею моржа, а его нужно кормить правильно.

Пока мой морж ещё очень мал, и я, его приёмная мама, должна постараться, чтобы из черепашки он превратился в Витязя, чтобы не был таким морщинистым, как резиновая надувная игрушка из «Детского мира», из которой вдруг выпустили воздух.

Конечно, маленького Витязя-Витю я буду кормить молоком и рыбьим жиром.

Ведь моржу не сразу нужны клыки. Сначала его кормит мама, а потом он сам добывает себе корм. Опускается на дно морское, делает клыками борозды, будто пашет, выискивая раковины с моллюсками, и поднимает их на льдины. Сначала клыки как борона, потом как молоток. Стук по раковине – разбиты створки, два небольших радостных вздоха – и моллюск высосан со дна ракушки. Так питается взрослый морж, не забывая, что клыки могут быть ещё и оружием для защиты. Защищает он не только себя, но и друзей своих, ближних по лежбищу. Взрослый морж всегда приходит на помощь своему ближнему, поэтому маленькие моржата так тянутся к большим, полностью доверяя им себя, даже если перед ними не их папа и мама, а совсем другой морж, хоть и не дальний, просто «дядя» или «тётя».

Вот такой старшей наставницей, моржихой-тётей, я и стала для Витязя-Вити. Он настолько привязался ко мне за дорогу, что, когда я отходила, поднимал тревогу, громко ухая и колотя головой по стенке деревянного ящика. Прозрачную бутылку от кефира, наполненную водой, Витя принимал за льдинку и с жадностью выпивал воду. Это было похоже на то, что он делал на воле, только стекло оставалось стеклом и не крошилось, как лёд, от его нежных губ, а из него вытекала вода, по-Витиному – жидкий лёд, к которому он сразу пристрастился. Из деревянного ящичка он смело пошёл по трапу в свою клетку. Там осмотрелся, заметил воду в бассейне, склонил к ней голову, а потом поднял на меня свои круглые глаза, будто вопрошал: «А теперь что делать?»