Мой дом - пустыня (сборник)
Шрифт:
Когда солнце перевалило за полдень, в пещере стало жарко. Хотелось пить. Вода во фляге кончилась. Но он продолжал копать.
Когда же он выкопал яму уже почти по колено, его вдруг поразила мысль: «А что, если сюда приходил кто-нибудь до меня и здесь ничего нет?»
Халык выбрался из пещеры. Ибрагим все еще копался возле Красной скалы. Халык взглянул в овраг. Тигра не видно. А на трупе медведя птицы устроили пиршество. Мальчик пошел вниз дорогой, по которой пришел сюда. Он подошел к дереву урюка и ел кислый урюк, пока не почувствовал, что утолил и голод и жажду.
«Что же делать? Копать или искать Ала? Ленгер-ага поехал в город за доктором, сегодня после полудня он должен вернуться.
Ала нигде не было. Халык шел, заглядывая в заросли и поминутно окликая его. Тигр не отзывался. Наконец на одном из поворотов мальчик услышал слабое рычание. Тигр лежал под чинарой и зализывал рану. Перед заходом солнца тигр насторожился, минут через десять Халык услышал голоса.
Из-за деревьев появились Ленгер-ага и ветеринарный врач.
На плече ветеринара была сумка с инструментами и лекарствами. Он достал из сумки кривой лук, положил его на камень. Затем из длинного, узкого футляра достал сложенную стрелу.
— Мы подстрелим твоего тигра из этого лука, — сказал ветеринар, глядя с улыбкой на Халыка. Улыбка у врача была очень красивой и доброй.
И все же, глядя на лук и стрелу с острым наконечником, мальчик почувствовал тревогу. Прицелившись, ветеринар натянул и отпустил тетиву. Стрела вонзилась в бок тигра. Он зарычал обиженно, но подняться уже не мог, через мгновение закрыл глаза и опустил голову на землю. Тело его расслабло и вытянулось, будто его покинула жизнь. Ветеринар со своей сумкой подошел к тигру. Он зажег маленькую газовую плиту, подержал над нею лезвие скальпеля, какой-то жидкостью вымыл руки. После этих приготовлений он приступил к операции.
— Как бы этот негодник не пришел в себя, — забеспокоился Ленгер.
— Будьте покойны, яшули. Тигр придет в себя через час. А к тому времени все будет закончено.
Ветеринар вырвал из лапы иглы дикобраза. Их было пять. Иглы длиннее пальца человека. Из раны вышло много крови и гноя. Врач промыл рану и засыпал порошком, чтобы не было снова нагноения. Потом перевязал крепко лапу. Когда тигр открыл глаза, возле него не было ни одного человека. Боль затихла. Перед глазами стало светлее.
9
Вечером Халык рассказал об удивительной пещере на скале.
— На стене там что-то написано арабскими буквами. Я начал копать ножом, но клада пока не нашел.
Ибрагим забеспокоился.
— А может, его выкопали люди, которые до нас побывали там?
— Если они приходили, то, конечно, откопали,— успокоил его Ораз.
На следующий день, с рассветом, Халык привел в скальную пещеру трех человек. Студент прочитал надпись, сделанную по-арабски:
«Доля твоя за труды твои: в этой пещере есть клад. Если раскопаешь посреди пещеры, найдешь железный сундук. Клад этот — не золото и серебро, не драгоценные камни, но ты посмотри его. Не посчитаешь его важным, скажи о нем другим людям».
— Ну вот, начинаются загадки... — проворчал Ибрагим.
Кладоискатели продолжали рыть и с полутораметровой глубины извлекли железный ящик. В сундуке оказалась груда книг. Со стихами знаменитых туркменских поэтов древности там оказались стихи поэтов неизвестных, о которых даже никто не слышал. Письмена на телячьей коже, завернутые в бархат, пояснили, почему здесь оказался этот ящик. «Мы, мулла Сетдар, спрятали в этой пещере жемчужные слова наших благородных поэтов, живших до нас, собранные в книгах. Причиною тому то, что время стало плохим. Сын племени овшар Надир, став падишахом, залил мир кровью. Люди, решившие избавиться от гнета Надир-шаха, отрезали ему голову. Но после этого наступили еще худшие
Студент несказанно обрадовался находке. Конечно, это было не то, о чем он мечтал для себя. Но для литераторов и историков — это клад бесценный.
— Ну и клад, — в недоумении пробормотал Ибрагим.
— Мы и представить себе не можем, насколько он ценен, — ответил студент.
На выступе скалы студент поставил возле железного сундука всех кладоискателей и сфотографировал их.
В ту же секунду лицо Ибрагима переобразилось. Он свел брови, устремил взгляд вдаль. Перед ним не было ничего, кроме голубого неба, но выражение лица было очень значительным, взор полон мысли и заботы. На лице Ленгер-аги тоже забота. За тигра, правда, он теперь спокоен. Но вот беда — сбился со счета куропаток. Придется пересчитывать, начиная от Красной скалы до того места, где ручей Якут выходит в пустыню.
перевод Е.Семеновой
ТАМ, ГДЕ ЗАСЫПАЕТ СОЛНЦЕ
(повесть)
1
Мать-шакалиха первой принялась есть курицу, украденную в селе. Она лежала, похрустывала костями и неприязненно косилась на своих детенышей — оба уже вымахали с нее ростом.
Ярко-рыжий шакаленок пытался подобраться ближе. Щелкнув зубами, мать зарычала на него. Шакаленок попятился и больше не осмеливался двинуться с места. Но он ничего не мог понять: ведь обычно мать, такая сейчас неласковая, принося добычу, клала ее перед своими детенышами, а сама довольствовалась остатками. Почему же теперь она уплетает курицу одна и рычит так угрожающе?
Второй шакаленок, должно быть, раньше понял, что приближаться нельзя и лежал в сторонке, положив голову на лапы. Мучительное чувство голода толкало его подняться и уйти: что ж, отныне он будет обходиться собственными силами. Разве мать не обучила его охотиться на сурков и сусликов, обманывать в селе сильных собак? Не поднимая головы, он искоса оглядел своего брата, рыжего шакаленка, очень похожего на мать. Даже в тени кустов, при лунном свете, их ярко-рыжая шерсть была приметной.
А этот, второй шакаленок, был темным. Он давно уже приметил, что если лежать вот так, прижавшись к земле, то другие шакалы вначале видят его мать и брата и лишь после — его самого. Ночью многое становится черным — это так же приметил шакаленок и угадывал чутьем, что жить ему будет полегче, чем его сородичам. Как макушки деревьев, как пни или песчаные барханы, он способен слиться с ночной мглой, и тогда его не различит ни человек, ни зверь. С каким недоумением шакалы, видящие его впервые, приглядываются к цвету его шкуры. Глупцы, они могли бы ему позавидовать!
Черныш — будем называть его так — поднялся с места, полный охотничьего азарта. Он кинул презрительный взгляд на брата — тот жадно глазел на мать, с аппетитом пожиравшую курицу, — и скрылся в кустах.
У околицы села Черныш остановился. В ноздри ему ударил густой смешанный запах хлева: запах коров, ослов, овец, коз. Сквозь него пробивалась едкая струйка дыма. Чернышу доводилось видеть, как люди сносят в одно место ветки и хворост и устраивают что-то вроде солнца. Оно бьется на земле, мечется из стороны в сторону, гудит глухо и гневно в бессильных попытках взвиться в небо...