Мой дом - пустыня (сборник)
Шрифт:
Перед ним простиралось хлопковое поле — на дальнем краю Черныш заметил людей. Он очень рассердился на двуногих, которые так рано покидают свои убежища, и остановился в нерешительности.
Мог ли знать глупый шакаленок, что люди спешат собрать весь хлопок до наступления зимы, хотят вовремя сдать его государству, а потому рассвет встречают в пути и с первыми лучами солнца начинают работу на поле? Конечно, ничего этого Черныш не знал, а понял только, что права была мать-шакалиха, пробираясь и на охоту и с охоты дорогой, где не встречаются ни люди, ни звери.
Поджав хвост, Черныш кинулся назад, вернулся
Дорогу ему то и дело перебегали суслики. Черныш поймал одного и съел, несмотря на сытость. Если бы он захотел, он мог бы изловить и того, и вон того... Глупые зверьки, не поддавшиеся ему ночью, сейчас так и мельтешили перед глазами.
Шакаленок забыл про осторожность, перестал принюхиваться и прислушиваться. Слишком поздно он заметил, что неподалеку от его тропы уже пасется отара овец. Вернее, он понял это, лишь когда овцы тревожно заблеяли. Свирепые псы тоже учуяли шакала и с лаем ринулись к кустам.
Долго пришлось бежать шакаленку, пока псы не отстали от него. Но вот затих вдали свирепый лай, и шакаленок в изнеможении растянулся на земле. Сердце его бешено колотилось, бока были изодраны острыми колючками...
Солнце еще не взошло, но багровые лучи его, пронзив облака, окрасили их в кровавый цвет. Шакаленок никогда не видел, красивых облаков. Сколько он себя помнил, над головой его, в норе, где он родился и вырос, шуршал полусгнивший сухой камыш. Камыш и кустарник днем скрывали от шакалов и небо, и солнце. А вечером, когда шакалы выбирались из зарослей на охоту, небо уже было темным, в глубине его холодно мерцали звезды, луна поблескивала, как вода в маленьком степном колодце.
В полудреме Черныш следил за красными облаками — они постепенно светлели, расползались и вдруг будто утонули в разлившейся ослепительной синеве. Глаза шакаленка округлились от удивления. Синее безграничное небо, медленно уползающие за горизонт светлые клочья тумана, круглый ослепительный шар солнца — все это было так ново, так удивительно. Не видел шакаленок прежде и этих красных и желтых листьев, опаленных дыханием осени, не видел торопливо летящих птичьих стай. Мир представлялся ему то черно-серым, то густо-черным. Лишь сегодня он узнал, что и у деревьев, и у неба, и даже у каждой птицы свой цвет. Он смотрел округлившимися глазами, удивляясь, как разнообразен и многоцветен мир, А мать — может, оттого, что он был еще мал, — ни разу ему не показала этого...
Лежать на жесткой земле было неудобно и больно: болели изодранные бока. Шакаленок шевельнулся, чтобы перевернуться на другой бок, но в этот миг над головой его зашумели крылья, отчаянно зашуршали ветки. Это сорвалась с дерева сорока. Она долго кружилась над кустом, под которым лежал шакаленок, спускалась все ниже и ниже, пока не убедилась окончательно, что перед нею — не холмик и не иссохший пенек. Сорока взвилась на самую верхушку дерева и пронзительно закричала. Она беспрестанно оглядывалась вокруг и голосила, голосила... На голос ее прилетели еще две сороки — теперь они верещали втроем. Черныш чувствовал, что это он вызвал тревогу; сороки верещат своими скрипучими голосами, как бы давая знать всем другим: эй, слышите, тут под кустом разлегся шакал!
Шакаленок осторожно затрусил в сторону зарослей джиды. Спасаясь от собак, он потерял знакомую тропу
Но сороки не отставали. Их собралась целая стая, и они пронзительно верещали, пролетая с дерева на дерево.
Черныш присел перевести дыхание под высохшим тутовым деревом. Ох, как раскричались сороки! Пуще прежнего. Свесив язык, Черныш круглыми немигающими глазами смотрел на птиц-сплетниц: почему им не терпится оповестить весь лес, что увидели шакала? Он едва слышно заскулил, так потянуло его в темную материнскую нору. Многоцветие дня его уже не радовало. Бросив на птиц последний недобрый взгляд, шакаленок поднялся с места, но вдруг заметил, что нижняя ветка тутового дерева зашевелилась. Конечно, он знал, как шевелятся ветки, но еще ни разу не видел, что они ползали. Он вздрогнул и припал к земле. А ветка, прямо на глазах, отделилась от дерева, на мгновение растянулась на траве, потом начала медленно подниматься.
Это была змея, гюрза. Ее растревожило стрекотание сорок и шорох ветвей. Змея вплотную подползла к шакаленку. Шакаленок во все глаза смотрел на нее.
Перепуганные сороки взлетели с дерева, а шакаленок улегся на земле, положил голову на лапы и облизнулся. Всем своим видом он будто говорил: «Да ползи же ты быстрее. Хоть я сыт, в моем брюхе найдется и для тебя местечко». И змея, казалось, поняла. С шипением отступила.
Сороки кружились над сухим тутовым деревом и беспрерывно галдели.
Они уже не обращали внимания на шакаленка — их гораздо больше пугала змея.
Черныш вразвалку побрел к темневшим неподалеку высохшим кустам. Всем своим видом он как бы хотел показать, что никого не боится, ни от кого не убегает, а просто вышел на поиски добычи...
Издали кусты казались глухой стеной, однако шакаленок быстро понял, что и тут не укроешься от зорких птичьих глаз. Сквозь редкую увядшую листву шакаленок видел небо, светлосерые плывущие облака. Значит, и они видят его?
Шакаленок спрятал голову в лапы — от неба, от облаков — и пролежал так до самого вечера, вздрагивая от каждого шороха. А шуршала и шелестела колхозная кукуруза: Черныш попал на кукурузное поле.
Приоткрыв глаза, он вдруг с удивлением заметил, что солнце опустилось совсем низко, и чем ниже оно скатывалось, тем красивее становилось. Кровавые отблески легли на кусты, на траву и стволы деревьев, окружавших кукурузное поле.
Шакаленок облизнулся — должно быть, солнце показалось ему птицей или каким-нибудь забравшимся на небо животным. Наверное, это неведомое существо тоже продиралось сквозь колючки и потому залило своею кровью кусты и деревья.
Долго глядел шакаленок на пылающее закатное небо, а когда небо погасло и темнота залила все вокруг, он решил, что круглое яркое существо на небе умерло. Или, может быть, уснуло? Когда-нибудь Черныш отправится на его поиски, а теперь он намеревался принять участие в вечерней охоте шакалов. Он выбрался из зарослей и ожидал, навострив уши: приближалось время, когда шакалы со всех сторон подкрадывались к уснувшему селу.
Темнота становилась все гуще. Уже с трудом можно было различить на фоне почерневшего неба верхушки деревьев, а трава и шкура Черныша казались одного цвета.