Мой дядя - чиновник
Шрифт:
Словом, начальник усмотрел в ней насмешку. Сегодня он уже рассердился, полагая, что ты делаешь её нарочно, и мне стоило большого труда разубедить его. Я сказал, что ты ещё совсем новичок и ни о каком злом умысле здесь нет л речи.
Дядя то бледнел, то краснел.
Проклятый дон Хенаро, который сам писал отнюдь не яснее и не лучше дяди, откровенно наслаждался растерянностью подчинённого и возможностью отчитать его.
— Взгляни-ка сюда, — предложил он, подчеркнув указательным пальцем два-три места на странице. — Ты написал: «Вашезевательство».
И дон Хенаро принялся объяснять дяде правописание этого слова. Затем он вышел из архива. Вслед за ним направился было к дверям и дядя, но я ещё раз настойчиво повторил свой вопрос:
— Что же делать с папкой?
— Тебя только не хватало! — воскликнул дядя, гневно топнув ногой.
— Но, дядя, откуда же мне что-нибудь знать, если вы, Знающий человек, не учите меня?
— Подумаешь, персона! Работай так же, как работал я, учись, листай книгу, которая лежит у меня в сундуке. Я и не собираюсь обучать тебя всему — ты и сам должен соображать. Напиши для начала черновик, покажи мне, потом поговорим. Привыкай сперва думать, а потом уже делать.
Дядя мог бы избавить меня от лишних трудов, затраченных на самостоятельное знакомство с делами, изучение и обдумывание книги, хранившейся у него в бауле. Стоило мне получить самые краткие объяснения, и я вошёл бы в курс дела без пустой траты времени; но, послушно исполняя его волю, я изложил начерно все необходимые, с моей точки зрения, сведения о порученном мне деле и захватил свои записи домой. Работа не возбуждала во мне интереса, и я убил немало часов на то, чтобы просмотреть кипы бумаг, пробиться сквозь дебри неразборчивой писанины, прорваться сквозь заросли орфографических ошибок на испещрённых кляксами листах и затем изложить на бумаге мысли, мелькавшие у меня в голове.
Вечером, вернувшись в гостиницу, я несколько раз пытался прочесть дяде свой черновик, но он делал вид, будто не понимает моих намерений, а под конец раздражённо объявил, что я ему чересчур надоедаю и что служебными делами он занимается только на службе.
XI
ОН, НЕСОМНЕННО, ЧЕЛОВЕК ЗНАЮЩИЙ
На следующий день, как только мы вошли в архив, дядя осведомился:
— Ну, что, готова папка, которую я дал тебе вчера?
— Нет, сеньор, но вот справка, если вы, конечно, хотите прочесть её.
— Хорошо, — сказал дядя, — обожди минутку, а пока просмотри бумагу ещё раз, чтобы не было ошибок.
Я ещё раз просмотрел свою справку, остался совершенно ею доволен, закрыл папку и уселся, сложа руки, в ожидании минуты, когда дядя соблаговолит ознакомиться с моим сочинением.
— Ну, что ты уставился? — спросил он секунду спустя.
— Ничего, я жду, дядя.
— Чего?
— Чтобы
— Ну, ладно, начинай! — воскликнул дядя, раздражённо втыкая перо в стакан с дробинками.
Когда я кончил чтение, он заключил:
— Ты выражаешься так неясно, что чёрт меня подери, если я хоть что-нибудь понял.
Подобный вывод совершенно сбил меня с толку.
— Ну-ка, давай сюда свою писанину. Всё это никуда не годится.
Дядя перелистал злосчастную папку с таким выражением лица и такими жестами, словно каждая страница была красноречивым подтверждением сурового приговора, вынесенного моим трудам.
— Так и есть! Одни сплошные ошибки. Переделай всё как следует.
Услышав такое, я не сдержался и со всей твёрдостью возразил дяде. Он долго разглагольствовал и высказал немало полезных, но не имевших отношения к делу истин. Припёртый к стене доводами, которые я приводил в свою защиту, дядя решил наконец воспользоваться своим положением начальники и заставить меня замолчать.
— Ты здесь второй день, а уже споришь со мной, хоть я опытней и старше тебя. У тебя хватает нахальства учить меня лишь на том основании, что ты когда-то подержал в руках пару книжек?
— Но, дядя…
— Никаких «но»! Делай, что говорят, и помалкивай.
С этими словами он взял перо и принялся писать, не беспокоясь о впечатлении, которое произвели на меня его резкость и несправедливость.
«Опять берись за эту чёртову папку!» — подумал я.
Но тут в архив вошёл малый, чьи засаленные манжеты и воротничок, поношенное платье, нестриженые волосы и ногти, бледное и худое лицо позволяли за милю угадать в нём практиканта или одного из сверхштатных подканцеляристов при помощнике столоначальника.
Дядя осведомился у вошедшего, что ему угодно.
— Папку… — ответил тот.
— Эй, племянник! Она готова?
— Разве вы не приказали мне ещё раз просмотреть её?
— Проклятье! Неужели ты всё ещё не справился с таким ерундовым делом?
Подобное поведение моего дяди так неприятно поразило меня, что я не нашёл слов для ответа и промолчал.
— Вот видите! Он даже не оправдывается! — сказал дядя подканцеляристу. — Ещё вчера я приказал парню закончить работу, но он так ленив или так глуп, что до сих пор не сделал её.
— А нельзя ли доделать сейчас?… — робко заикнулся пришелец.
— Нет, дружище, у меня сегодня по горло работы, — возразил дядя. — Позови, пожалуйста, твоего начальника и пусть он сам продиктует этому тупице всё, что нужно.
Подканцелярист послушно вышел и вскоре вернулся имеете с лысоватым, толстым и совсем седым сеньором; это и был его начальник.
— Давайте-ка, юноша, посмотрим имеете, — весело сказал мне чиновник. — Ну что, совсем запутались?