Мой дядя - чиновник
Шрифт:
Граф во фраке, в белых лайковых перчатках, в сорочке с богато вышитой манишкой, где сверкали три великолепных бриллианта, вылез из экипажа и в сопровождении дона Матео направился к лестнице. Эскортируемый секретарём, на лице которого застыло выражение почтительности и сокрушения, он шествовал столь величественно, что его легко было принять по меньшей мере за посла какой-нибудь иностранной державы. Даже дон Тибурсио. уже знакомый с графом, проникся благоговейным трепетом, когда, услышав звук колокольчика и выйдя на лестницу встречать гостя, увидел сеньора графа Ковео, одетого по всем правилам этикета и с огромным орденским крестом на груди.
Клотильда в длинном, падавшем лёгкими складками, белом платье,
Граф заранее известил о своём визите, поэтому донья Луиса, сгоравшая желанием увидеть его, распорядилась, чтобы её перевезли в удобном кресле на колёсах из спальни в другую комнату, где она могла бы принять столь известного аристократа. Материнское чутьё подсказало ей такие мысли, что, едва отдав себе в них отчёт, она заулыбалась, словно перед её взором предстало заманчивое будущее.
В своё время донья Луиса была большой любительницей светских развлечений; поэтому сейчас, лишась возможности бывать в обществе, она считала, что ей недостаёт одного из важнейших элементов существования, и жадно ловила все доходившие до неё новости жизни света, с которым у неё было связано столько воспоминаний о приятных и счастливых мгновениях, теперь уже канувших для неё в вечность.
Донья Луиса знала графа Ковео не только по рассказам дочери и дона Тибурсио: от многих знакомых она слышала о важной роли, которую он играет в высших сферах. Воображение уже рисовало ей элегантного и учтивого молодого человека, постоянно преследуемого многообещающими взглядами женщин и ревнивыми взорами мужчин. Однако эти мечты несколько поблекли, когда в дверях её комнаты появился грузный, круглощёкий, лысоватый человек с внушительным брюшком; следом за незнакомцем вошёл другой мужчина, который, в отличие от первого, был высок, тощ и прям как палка.
Донья Луиса перевела глаза на дочь и горделиво улыбнулась. Девушка сидела подле неё такая же прекрасная и холодная, как всегда.
Граф низко поклонился дамам и по приглашению молодой хозяйки уселся в широкое кресло. Дон Тибурсио представил донье Луисе своего благородного и верного друга дона Матео, личного секретаря светлейшего сеньора графа Ковео. И оба приятеля, не теряя ни секунды, уселись поближе друг к другу.
Донья Луиса, разумеется, никогда не видела графа, но по странной особенности, часто свойственной нашей памяти, мать Клотильды немедленно убедила себя в том, что уже не раз встречала нашего героя, хоти сеньор граф отличался весьма характерной внешностью, бросавшейся в глаза и навсегда запоминавшейся с первой же минуты знакомства. Его крупные и грубые формы упрямо противоречили изящным манерам, которыми он так усердно щеголял, а крепкие мускулы, стиснутые элегантным фраком, казалось, терпели в таком наряде постоянную и жестокую пытку. А вообще граф Ковео являл собой довольно гротескное зрелище для любого проницательного и постоянного завсегдатая салонов, где собиралось самое изысканное общество Гаваны,
Но эти размышления доньи Луисы длились не дольше мгновения. Глядя со своего кресла на этого толстого, круглощёкого, лысоватого, пышущего здоровьем мужчину, который сидел перед пей с утомлённым, пресыщенным видом, больная по счастливой для гостя неожиданности растрогалась и прониклась к нему симпатией. Первое неблагоприятное впечатление вскоре рассеялось, и грубоватая фигура сеньора графа перестала шокировать светскую даму.
Тем не менее ни донья Луиса, пи её дочь не решались начать разговор. Дон Матео, не заботясь о своём ученике, вёл оживлённую дискуссию с доном Тибурсио о видах па урожай сахарного тростника.
Положение графа становилось затруднительным. Яркая лампа заливала его таким потоком
— Ух, какая жара! — изрёк бедняга, лишь бы не молчать, и вытер платком блестящую от пота и жира лысину.
— О да, — отозвалась мать Клотильды, — по вы не посетуете, если мы не откроем окна: я боюсь, как бы это мне не повредило.
Граф рассыпался в извинениях.
— О, я сказал не для этого… Мне уже совсем не жарко, напротив, я чувствую здесь живительную прохладу!..
Но, несмотря на все свои объяснения, граф отлично понимал, что крайне неудачно начал беседу; поэтому замешательство его возросло ещё больше.
Видя, что дон Матео болтает в своё удовольствие и вовсе не думает о том, нужна ли помощь его ученику, граф разгневался сверх всякой меры, не сдержался и стукнул кулаком по подлокотнику кресла. Этого оказалось достаточно: дон Матео понял свою оплошность и тут же принялся исправлять её, брякнув первое, что ему пришло в голову.
— Ваше лицо мне очень знакомо, сеньора, — начал он, обращаясь к донье Луисе.
— Именно об этом подумал сейчас и я, — торопливо вмешался граф, чтобы не упустить случая сказать хоть что-нибудь.
— Это не удивительно, — подхватила донья Луиса. — В свете по пальцам можно пересчитать тех, с кем у меня не было самых тесных дружеских отношений. Но именно из-за обилия знакомых теперь, когда уже прошло столько времени, я забыла даже имена некоторых из них.
— Да, так действительно случается очень часто, сеньора. Нечто подобное и я замечал: со мной здоровается множество людей, а я порой не знаю, чью руку жму, перед кем снимаю шляпу и на чей поклон отвечаю. Быть может, сеньора, мы с вами уже не раз встречались, беседовали и даже танцевали и тем не менее не помним этого.
— Разумеется, это вполне возможно. Подобные вещи происходят со мной, не впервые. Я почти уверена, что видела вас раньше, но не помню, где и когда. Вы ведь бываете всюду?
— Именно так, сеньора! Представьте себе, я иногда сам удивляюсь, как это я успеваю. И ведь у меня, кроме визитов, много дел!
Долгое время разговор вертелся около этой темы. Шла речь и о других материях, но приводить здесь всю беседу не стоит труда: она была начисто лишена смысла.
Донья Луиса окончательно убедила себя в том, что не впервые разговаривает с графом и что их знакомство состоялось гораздо раньше. Её симпатии к графу всё возрастали: он казался ей человеком грубоватой внешности, но простой души и доброго сердца. Сразу видно, что он ещё не привык к хорошему обществу, но это не помешает ей оценить его достоинства. Таково было мнение, которое донья Луиса составила себе о претенденте на руку её дочери.
В тот вечер, прощаясь, граф и донья Луиса, словно старые друзья, обменялись сердечным рукопожатием.
Дон Тибурсио походил на одержимого: он вставал на цыпочки, возбуждённо махал руками, похлопывал по спине дона Матео, который поминутно отпускал довольно сомнительные остроты; тем не менее, слушая его, почтенный домоправитель прямо-таки помирал со смеху.
Даже Клотильда, сперва безразличная ко всему, стала под конец общительней и приветливей.
Когда граф и его секретарь покинули дом, хозяевам которого их присутствие доставило немало приятных минут, больная вновь задумалась над своим плачевным состоянием и с болью в душе пришла к выводу, что после ухода них двух здоровых, жизнерадостных мужчин в гостиной образовалась какая-то пустота.