Мой дядя - чиновник
Шрифт:
Большой, плотно умятый ком грязи, брошенный чьей-то ловкой рукой, сбил с головы чудака цилиндр, надетый на пего бездельниками, и при свете фонаря, который всё ещё держал бедняга, мы с Доминго узнали человека, стоявшего на стене.
Это был мой дядя!
Только теперь мы поняли, почему с оравой, замыкая её, шли студенты и другие обитатели «Льва Нации» и почему они шептались и пересмеивались, когда мой дядя спорил с Доминго.
Оправившись от изумления, Доминго бросился к пройдохам, вырвал у них лестницу и помог дяде Висенте, которого осыпали комьями грязи, спуститься с высокой стены. Мы быстро зашагали прочь, но раздосадованная толпа долго ещё шла за нами, негодуя на Доминго, который лишил её развлечения. Только пройдя довольно изрядное
Единственная куртка моего родственника спаслась от грязи лишь благодаря немыслимому камзолу, напяленному на него. Что касается шляпы, то нам так и пришлось вести дядю без неё до гостиницы «Лев Нации», где ему предстояло переменить остальные части своего туалета, пришедшего в самое плачевное состояние.
III
ПО ГОРОДУ И В ТЕАТРЕ
Когда дядя привёл себя в порядок и переоделся, Доминго пригласил нас погулять по городу.
Мы тщательно осматривали всё — и витрины магазинов, ломившиеся от ювелирных, ткацких и стекольных изделий, и сами магазины с бесконечными вереницами ламп, яркий свет которых заливал помещение и сверкал на белом шлифованном мраморе полов, золочёных краях полок и прилавков. Доминго с видом заправского гида, показывал нам разные достопримечательности. Онемев от восторга, мы таращили глаза и старались не пропустить ни одной мелочи.
— Это ювелирная лавка, — сказал Доминго, указывая на один из магазинов.
Мы повернулись, и наше восхищение возросло ещё больше: мы увидели длинные ряды блестящих серебряных ложек, и в каждой из них плясали огоньки горящего газа; золотые и серебряные сосуды и вазы изящной формы и искусной работы; зеркала, в которых отражались все эти предметы, умноженные до бесконечности; крышки часов, сверкавшие в бархатных футлярах; сапфиры, изумруды, рубины, бриллианты, опалы и аметисты в перстнях, колье и браслетах, вспыхивавшие тем голубым, зелёным, красным, перламутровым пламенем, которым отливают в лучах солнца капли дождя или росы, повисшие на стебельках травы.
— Скажи, Доминго, — чуть слышно спросил дядя, — и этого не крадут?
— Чудак! Зачем же красть? — громко ответил Доминго. Услышав это, хозяин лавки глянул па пас и громко расхохотался.
Дядя побледнел и яростно сжал кулаки. Довольно с него насмешек! Ему показалось, что хохот торговца — пронзительный звук весьма странного тембра — повторён каждой драгоценностью и от него дрожат стеклянные и серебряные вазы и бокалы. Дяде почудилось, как со дна этих изящных, сверкающих, сделанных из тонкого металла сосудов раздаётся стук зубов хозяина ювелирной лавки.
«Над чем смеялся торговец?» — ломал я себе голову. Озабоченный Этим вопросом, я заметил, что все проходящие мимо нас тоже улыбаются. Мы смутились ещё больше и следовали за Доминго в полном расстройстве, уже не вникая в смысл его речей.
— Э, Да что с вами? Чего нос повесили? Не нравится здесь? Вспомнили свою деревню?… Чёрт с ней, ребята! Вы ещё вернётесь туда, сгибаясь под грузом денег, как ослы под вьюком. А пока что выше голову!
Он потащил нас в кафе и заказал ямайского рому — напитка, по его словам, получше, чем херес и шампанское. После столь хвалебной рекомендации нам поневоле пришлось отведать этого проклятого рому, который безжалостно ободрал нам глотку.
Из кафе мы выбрались весьма оживлённые. Довольно долго мы шли вдоль рвов, и мой дядя заметно успокоился, когда увидел, что какие-то люди под звон жестянок и громкий свист толпы оборванцев тоже занимались поисками царей-волхвов.
Вдали, где кончался неосвещённый участок пути, по которому мы двигались, над тёмными стенами деревянных домов словно поднималось из-под земли слабое сияние, постепенно таявшее в густой синеве неба: это над скверами плавало лёгкое облачко пара, походившее на светящуюся, рассеянную в воздухе золотую пыль. Обойдя длинный ряд домиков, словно нарочно поставленных
Ошеломлённые, мы шли среди гуляющих. Вскоре мы увидели ресторан «Лувр», переполненный посетителями. Сидя за белыми мраморными столиками, они громко разговаривали, жестикулировали и смеялись. Между столиками ловко скользили официанты, разнося бутылки и рюмки с напитками всех цветов радуги.
Доминго остановил нас перед огромным размалёванным полотном, на котором кто-то попытался изобразить площадь, густо заполненную любопытными. В центре её высился помост. По его ступенькам, выделывая замысловатые па, чтобы не свалиться, поднимались монах с огромным распятием и чётками в руках и закованный в цепи зверского вида человек с невероятными бакенбардами. Следом за ними двигалось какое-то существо, смахивавшее на медведя. В руке оно держало чудовищный, сверкавший сталью топор. По ужасающим гримасам и всем прочим признакам это мог быть только палач. Под холстом большими красными буквами было выведено: «Сегодня — Диего Корриентес» [6] .
6
Имеется в виду одна из пьес о знаменитом разбойнике Диего Корриентесе, который жил в Испании в XVIII в.
Доминго порылся в карманах, отсчитал несколько серебряных монет и положил их па край окошечка, напоминавшего волчок освещённой изнутри тюремной камеры. Человек, запертый в этой камере, придвинул к себе монеты и выдал вместо них три розовых бумажки, которые у нас отобрали при входе в театр.
Мы поднялись по узким и шатким лестничкам. От восхождения у нас появился неприятный холодок в желудке и волосы встали дыбом. Когда мы высунулись за край утлого барьера, отделявшего нас от огромной чаши театра, то далеко внизу в других ярусах, тоже ограждённых барьерами, мы увидели людей, которые показались нам карликами. Они сидели в креслах, расставленных длинными рядами.
— А пол не провалится? — спросил у Доминго мой дядя.
— Нет, чёрт побери, — он крепче крепкого! — ответил Доминго и, сильно топнув но настилу, принялся непринуждённо расхаживать взад и вперёд, словно желая показать нам, что он привык прогуливаться на такой высоте.
Сидевшие рядом с нами зрители, услышав вопрос дяди, разразились громовым хохотом. Дядя побелел от ярости. Проклятый смех, он преследовал его повсюду!
Мы пришли в театр слишком рано, но места заполнялись быстро. Публика проявляла нетерпение: зрители свистели и хлопали в ладоши, требуя поскорее поднять занавес.
— Нет распорядителя — он ещё не пришёл, — объяснил нам Доминго.
Дяде и мне ужасно поправилось, с каким искусством свистели и хлопали зрители — ну прямо как на бое быков. Чтобы не отстать от них, мы подняли такой шум, что билетёру пришлось отчитать нас и попросить успокоиться. Эт о дало соседям новый повод для шуток и смеха, а дядя снова стал выходить из себя.
Доминго, предовольный тем, что доставил нам развлечение, спросил нас, отчего это мы вдруг примолкли. Когда мы ему объяснили, что причиной был выговор билетёра, он воскликнул: