Мой дядюшка Освальд
Шрифт:
Если у вас сложилось впечатление, что мы с Ясмин посещали наших клиентов почти ежедневно, то вы ошибаетесь. Мы действовали медленно и осторожно. Обычно между посещениями проходила примерно неделя. За это время мне удавалось собрать все необходимые сведения о жертве. Мы никогда не надеялись на авось. Я заранее узнавал все о привычках клиента, его рабочих часах, семье, прислуге, если она есть, и тщательно рассчитывал время. Но даже несмотря на это, Ясмин иногда приходилось ждать в машине, пока жена или служанка не отправятся за покупками.
Следующим
Он спал до четырех часов дня, а ночью бодрствовал. Он жил в доме 8-бис по улице Лоран-Пише с верным сторожевым псом — служанкой по имени Селеста. Дом принадлежал знаменитой актрисе Режан, и ее сын жил в картире, расположенной прямо под апартаментами Пруста.
Я выяснил, что месье Пруст отнюдь не обременен моральными принципами и способен с помощью денег и уговоров добиваться хвалебных отзывов в прессе о своих книгах. И в довершение всего он был безнадежно гомосексуален. Ни одна женщина, за исключением преданной Селесты, не допускалась в его спальню. Мне хотелось познакомиться с ним лично, поэтому я добился приглашения на ужин к его близкой приятельнице принцессе Сотцо. Оказалось, внешне месье Пруст ничего из себя не представляет. Черные усики, глаза навыкате и неуклюжая фигура придавали ему удивительное сходство с киноактером по имени Чарли Чаплин. У принцессы Сотцо он без конца жаловался на сквозняк в столовой, вел себя высокомерно и требовал полной тишины, когда говорил. В тот вечер меня поразили два его высказывания, и я их запомнил. О мужчине, который предпочитает женщин, он сказал: «Готов поручиться, он совершенно ненормальный». И еще он заявил: «Любовь к мужчинам свидетельствует о половой зрелости». Короче говоря, он был непростым парнем.
— Минутку, — подняла руку Ясмин, когда я ей все это рассказал. — Будь я проклята, если свяжусь с содомитом.
— А почему нет?
— Не будь идиотом, Освальд. Если он стопроцентный педик…
— Он называет себя «инвертированным».
— Мне наплевать, как он себя называет.
— «Инвертированный» — это очень прустианское слово, — заметил я. — Посмотри в словаре глагол «инвертировать» и ты найдешь определение: «переворачивать вверх ногами».
— Ну уж меня-то он не будет переворачивать, благодарю покорно, — заявила Ясмин.
— Не волнуйся ты так.
— В любом случае, мы напрасно потратим время, — настаивала Ясмин. — Он на меня даже не посмотрит.
— А я думаю, что посмотрит.
— Что ты от меня хочешь? Чтобы я оделась мальчиком-певчим?
— Мы дадим ему двойную дозу пузырчатого жука.
— Его ориентация от этого не изменится.
— Верно, — согласился я, — но он придет в такое сильное возбуждение, что ему будет наплевать, какого ты пола.
— Он меня инвертирует.
— Нет.
— Он точно меня инвертирует, он поставит меня с ног на голову.
— Возьми с собой булавку.
— Ничего не выйдет, — уверяла она. — Если он настоящий педераст, то испытывает физическое отвращение к женщинам.
— Нам необходимо его заполучить, — убеждал ее я. — Наша коллекция будет неполной без пятидесяти соломинок от Пруста.
— Неужели он настолько велик?
— Я в этом уверен. В будущем дети Пруста будут пользоваться огромным спросом.
Ясмин задумчиво смотрела из окна гостиницы на затянутое тучами серое небо Парижа.
— Ну если так, то остается только один способ, — сказала она.
— Какой?
— Ты сам это сделаешь.
Я даже подпрыгнул от изумления.
— Полегче, знаешь ли, — возмутился я.
— Он хочет мужчину, — продолжала она. — Ну что ж, ты — мужчина, ты идеально подходишь: молод, красив, похотлив.
— Да, но я не гожусь на роль мальчика для утех педераста.
— Трусишь?
— Разумеется, нет, Но сбором материала занимаешься ты, а не я.
— Кто это сказал?
— Я не могу иметь дело с мужчиной, Ясмин, и ты это знаешь.
— Он не мужчина, он педераст.
— Черт возьми! — воскликнул я. — Будь я проклят, если позволю этому типу приблизиться ко мне хоть на шаг! Должен тебе сообщить, что даже после клизмы меня трясет целую неделю!
Ясмин разразилась громким смехом.
— Теперь ты еще скажешь, что у тебя маленький сфинктер.
— Да, и я не позволю господину Прусту его увеличить, благодарю покорно.
— Ты трус, Освальд, — подвела черту она.
Мы оказались в тупике. У меня испортилось настроение. Ясмин встала и налила себе выпить. Я последовал ее примеру. Мы сидели и молча пили. Вечер только начинался.
— Где будем ужинать сегодня? — спросил я.
— Мне все равно, — махнула рукой она. — Прежде всего, мы должны решить вопрос с Прустом. Я не позволю этому маленькому содомиту ускользнуть от нас.
— Есть идеи?
— Я думаю, — ответила она.
Я допил свой бокал и налил еще.
— Хочешь? — предложил я Ясмин.
Она отказалась и попросила не мешать ей думать.
— Интересно… Думаю, это сработает, — наконец заговорила она.
— Что?
— У меня появилась одна идея.
— Рассказывай.
Вместо ответа Ясмин подошла к окну и перегнулась через подоконник. Она целых пять минут стояла в такой позе, не шевелясь и глубоко задумавшись. Я молча наблюдал за ней. Потом она вдруг завела правую руку назад и принялась хватать ей воздух, как будто ловила мух. При этом она не оглядывалась назад. Она просто свисала из окна и ловила невидимых мух у себя за спиной.
— Что, черт возьми, происходит? — не выдержал я.
Она развернулась ко мне с широкой улыбкой на лице.