Мой граф
Шрифт:
– Не будет никаких предложений ни этим вечером, ни в ближайшем будущем. – Тон дяди Берти был таким грозным, что собаки вылезли из-под стола и перебрались на свое второе любимое место отдыха – прямо на здоровенные ноги лакея у стены, чьи башмаки, должно быть, впитали соблазнительные запахи кухни. – Отошли его прочь, Брик, и скажи, чтобы в следующий раз приходил, когда его позовут.
– Но он утверждает, что мистер Трикл пригласил его на сегодняшнее торжество и согласился выдать за него леди Пиппу, – проскрипел дворецкий.
– Выдать
– Бог ты мой! – воскликнула леди Грэм. – Означает ли это, что Пиппа не поедет с Грегори в Лондон?
– Какого дьявола! – Берти развернулся к Триклу, который сидел, изображая невинность. – Ты переступил границы, Уилфред.
– Но я ведь уже говорил вам сегодня, – напомнил Трикл Берти. – Я – ее отчим. И я желаю, чтобы она немедленно вышла замуж. Назад дороги нет. Если вам это не нравится, направьте свое неудовольствие на лорда Уэстдейла. В этом обмане не было бы никакой необходимости, если б он сегодня окончательно не пошел на попятный. – Трикл с противной улыбкой оглядел стол. – Мы все знали, что так и будет, и я поставил на это.
Шейный платок вдруг показался Грегори чересчур тугим, он с удовольствием вышвырнул бы сейчас мерзкого отчима Пиппы в окно, если б это не был день рождения Берти. Пришлось напомнить себе, что он должен вести себя как подобает будущему маркизу Брейди. Он не заговорит без крайней необходимости.
Разумеется, в этом случае… такая крайняя необходимость, несомненно, имела место.
– Леди Пиппа едет в Лондон, – твердо заявил Грегори всему столу. – Если Хоторн хочет жениться на ней, то должен будет, как положено, ухаживать в течение сезона вместе с множеством других претендентов. Если Хоторн или вы, мистер Трикл, имеете что-то против, мы можем обсудить это с помощью дуэльных пистолетов.
Последовало угрожающее молчание. Трикл вжался в свой стул, но глаза его горели злостью.
– Правильно, – бодро заявил Брик. – Я передам мистеру Хоторну, что вы сказали, лорд Уэстдейл.
– Нет, Брик. – Пиппа вскинула руку. – Скажи посетителю, что я скоро уезжаю в Париж и меня не будет полгода. Да, и, пожалуйста, передай ему, что я вообще не собираюсь замуж.
Лицо Брика сморщилось.
– Вы… вы уверены?
– Скажи ему, пусть уходит. – Дядя Берти стукнул кулаком по столу. Лицо его чуть ли не побагровело. – Но поблагодари за то, что пришел, – добавил он уже помягче, – и дай бутылку моей лучшей медовухи. У меня же день рождения, как-никак.
– Будет исполнено, – ответствовал Брик и заспешил прочь.
– Кстати,
Она отломила одну и откусила кусочек, и брюки Грегори стали неожиданно тесны при виде сахара у нее на губах.
– Тогда отломи мне горгулью, Пиппа, – снисходительно попросил крестный. – Я хочу самую уродливую из всех, что есть.
– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия. – Пиппа наклонилась вперед, лиф ее расшитого бусинами платья цвета слоновой кости натянулся так, что приподнялась грудь, и отломила крошечную уродину. Потом с победоносной улыбкой встала, при этом ее округлая попка оказалась так близко от Грегори, что он мог бы погладить ее, если б захотел, и гордо прошествовала к голове стола.
Грегори мог придумать что-нибудь, что доставило бы ей куда больше эгоистичного удовольствия, чем наблюдать, как Берти пробует свое праздничное угощение. Но он отогнал подальше свои похотливые мысли и сдержанно вдохнул.
Сегодняшний кризис удалось предотвратить. Берти счастлив, а Грегори по-прежнему свободный человек. Осталось всего несколько часов, и с наступлением рассвета его уже здесь не будет. Однако он сознавал, что за короткое время визита в его приоритетах произошел серьезный сдвиг. Пиппа – свет очей своего двоюродного деда, поэтому все должно быть сделано в лучшем виде. Поскольку сам Грегори не собирается жениться на ней, придется пристроить ее в хорошие руки. Когда он вернется за ней после загородного приема, не может быть никакого вздора, никаких глупостей.
Он вспомнил желтый спенсер с огромными изумрудными пуговицами-стразами, который был на Пиппе в саду Элизы, ее смех, щедрость губ, дерзко торчащую грудь и этот совершенно прелестный сахарный замок – и по нему пробежал холодок дурного предчувствия.
Пиппа создана для вздора и глупостей.
Ну вот и прошел еще один день рождения Берти, и Пиппа пережила визит Грегори. Она была вполне довольна, когда ложилась спать, хотя утром обязательно напомнит дядюшке Берти, что не едет с Грегори в Лондон. Она едет в Париж. И без Грегори. А в дальнейшем станет жить, игнорируя существование Грегори и занимаясь изготовлением сахарных скульптур. Она навсегда исключит его из своей жизни.
Но о чем бы Пиппа ни думала, во всех ее мыслях неизменно присутствовал Грегори, и это сводило ее с ума. Она хочет забыть Грегори!
– Я могу сделать это, – твердо сказала она, облачаясь в мягкую муслиновую рубашку – свою любимую, с кружевами на манжетах и у шеи. Но ощущение скользящей по груди ткани напомнило ей о том единственном разе, когда Грегори гладил ее грудь. А когда Пиппа легла, то вспомнила, сколько ночей представляла, глупо прижимаясь лицом к подушке, как он целует ее.