Мой хозяин
Шрифт:
— Я не хочу, — твёрдо сказала я и попыталась убрать его руку.
— Смотри-ка, как заговорила! — губы его искривились, и он дёрнул полы уже двумя руками.
Силы наши были не равны, и халат распахнулся, обнажив грудь. Вот только сдаваться я не собиралась. Не в этот раз. Прикрылась и попыталась отойти. Он тут же поймал меня и толкнул к постели. Выражение его лица было напряжённым, к желанию во взгляде прибавилось что-то острое. Я понимала, что он может сделать, понимала, что меня ждёт и всё равно сопротивлялась. Стоило ему опрокинуть меня навзничь, я начала вырываться и шипеть. Ударила его в грудь, в плечо, впилась ногтями в кисть руки.
— Ах ты… — Вандор
— Отпусти меня! — я попыталась ударить его коленкой, но он так плотно прижимал меня собой, что у меня ничего не вышло. — Пусти! — снова толкнула его в грудь. — Что, изнасилуешь?!
— Возьму своё, — рыкнул он и попытался ухватить меня за подбородок, но я отвернулась.
— Я не твоя! — истерично крикнула я. — И никогда твоей не буду. Нравится силой — давай. По-другому же ты не умеешь!
Глаза его стали совсем чёрными, с губ сорвались ругательства. Он снова дёрнул халат, и пальцы его прошлись по моей груди. Новый взгляд глаза в глаза. Я перестала вырываться. Отвернулась и, проглотив слёзы, вытянула руки вдоль тела. Почувствовала прикосновение к шее, к ключицам, меж грудей и вниз, к животу. Свела бёдра. Мне не хотелось. Не хотелось! Не хотелось даже больше, чем там, на кухне, но я понимала, что стоит ему захотеть, и он заставит меня. Силой или своими штучками — какая разница? Насилие без грубой силы — то же насилие. Может быть, даже в худшей его форме. Потому что… потому что оно ломает изнутри, заставляет чувствовать беспомощность собственной души, а это, как я уже имела несчастье узнать, ломает быстрее, чем грубость и жестокость. Тут уже точно не спрятаться…
Пальцы его скользнули меж моих ног, и я сдвинула бёдра так плотно, как только могла. Одно касание, другое…
— Да чтоб тебя! — процедил Вандор сквозь зубы. — Сука!
Внезапно вес его тела перестал давить на меня, а через пару секунд дверь спальни с грохотом захлопнулась. Я лежала, распластанная, в распахнутом халате, и смотрела на деревянный столбик кровати. Смотрела и ничего не видела. Облегчения не было, ничего не было, только горький не сглатываемый ком в горле. Мерзко и холодно. Потому что… Потому что… Потому что совсем о другом я мечтала, другого хотела. Потому что всё это проникало в меня, ранило. Наверное, Стэлла была права — я должна была прятаться. С самого первого раза должна была. А теперь… теперь всё зашло слишком далеко, теперь уже поздно.
Не знаю, сколько я так пролежала. Не было сил не то что халат запахнуть, даже рукой пошевелить. Словно бы из меня всю энергию выкачали. Какое-то непонятное апатичное опустошение. Я перевела взгляд и теперь смотрела в потолок. Высокий потолок с элегантной кованой люстрой с плафонами в виде чёрных лилий. Готический замок, готический принц, готическая принцесса… Нет, рабыня. Эта чернота словно бы утягивала меня в своё нутро. Я чувствовала, как становлюсь её частью.
Снаружи послышался шум отъезжающего автомобиля. Как в тумане я подошла к окну и, придерживая халат на груди, уставилась на ведущую к воротам дорогу. На улице было темно, и в темноте этой отчётливо виднелись габаритные огни большой машины. Что это машина Вандора, знать наверняка я не могла, но откуда-то знала. Это его внедорожник. Сколько сейчас времени? Скоро полночь… Я прикусила губу с внутренней стороны. Он ведь никуда не собирался…Мерзкая чернота внутри стала ещё тяжелее. Если вещь не приносит желаемого, её всегда можно
17.1
Милана
Уснуть я не могла долго. Полночи лежала, ворочаясь с боку на бок, думая обо всём и ни о чём одновременно. Сон не шёл. Несколько раз я даже вставала, порываясь спуститься вниз и принести-таки Стэлле еды, но… Что-то подсказывало мне, что Вандор всё предусмотрел. Из принципа. Потому что неподчинения он не терпел.
В итоге сон настиг меня, когда за окном уже начало понемногу светлеть. Кажется, я наконец провалилась в подобие дрёмы, но не успела я до конца отключиться, как меня в буквальном смысле выдернуло в реальность. В первое мгновение мне показалось, что произошло что-то такое… Вроде жуткого урагана или взрыва, отдавшегося в каждом уголке дома мощной волной. Вскрикнув, попыталась ухватиться за что-нибудь, но вместо твёрдой глади пола или обломков разрушенных стен наткнулась лишь на кокон одеяла, в которое всё ещё была укутана. И тут сознание моё окончательно обрело ясность.
— Отпусти меня! — брыкнулась в своём коконе, однако Вандор даже ответить не удосужился.
Толкнув дверь ногой, он вышел из спальни и потащил меня в направлении своей комнаты.
Понятия не имею, что я чувствовала, когда он нёс меня по коридору. И злость, и негодование, и лёгкий страх, и, отчасти, интерес. Зачем он это делает? Где он был, что вообще происходит?!
— Отпусти меня, Вандор, — прошипела, пытаясь вывернуться. — Я могу идти сама!
Самой себе я напоминала большую гусеницу. То еще, должно быть, зрелище… Не знаю, было ли ему тяжело держать меня, создавалось чувство, что делает он это без особого труда.
Оказавшись возле собственной постели, он вытряхнул меня из одеяла. Упав на бок, я тут же приподнялась, но встать он не дал. Навис, словно огромная хищная птица над котёнком и, глядя с каким-то странным выражением, проговорил:
— Даже не думай уходить. Спать ты будешь в этой постели и нигде больше.
И как это понимать?! Я не нашлась, что ему ответить. Так и сидела, глядя на него, как на психа. То есть вещь всегда должна быть под рукой или что? Может, это от моего неповиновения его так…
Скинув халат, он кивком указал на другую половину постели, и я, решив отложить вопросы на потом, переползла к противоположному краю. Он тут же улёгся рядом, позади меня и подвинулся ближе.
— Надеюсь, ты меня поняла? — негромко спросил он прежде, чем его рука опустилась на мою талию.
Я не ответила, только повела плечом и сделала слабую попытку отодвинуться от него. Прекрасно понимала — бесполезно, однако всё моё нутро требовало ответить неподчинением. Видеть этого я не могла, но мне показалось, что он хмыкнул. Хмыкнул и прижал так крепко, что я волей-неволей почувствовала его начавший твердеть член.
— Спокойной ночи, Милана. — Подушечки его пальцев обрисовали мой пупок через шёлк сорочки.
Я поджала губы. Ждала, что он скажет или сделает что-то ещё, но он только вдохнул возле моих волос. А буквально через несколько минут дыхание его стало ровным и лёгким. Захотелось застонать в голос. От полнейшего непонимания того, что он делает, чего хочет от меня, от плачевности собственного положения, от кавардака, творящегося у меня в голове и от странного ощущения спокойствия, что я испытывала, лёжа с этим деспотичным и жёстким мужчиной.